С отвращением Башмед обнаружил, что у него есть конкурент, благороднейший от рождения человек. Он носил имя Джордж Джобсон и не стыдился этого. Он носил галстук с готовым узлом и не стыдился этого тоже. Едва ли возможно пасть еще ниже.
Но Мюриэл он нравился. По всей видимости, нравился больше, чем Руперт Александр Башмед. Сильной стороной Джобсона была литература. Он даже опубликовал под псевдонимом “Теодор Дарлимпл” небольшое стихотворение. Три шиллинга гонорара мало тронули Мюлиэл. Презренный металл, заработанный пером, ее не интересовал. Но Мюриэл уважала славу. Она сама шла тернистой стезей Литературы. Ее рассказ “Любовь Габриэл Андершоу” отказывались печатать лучшие издания Лондона. Хотя оттого она не стала высокомерной, но приобрела некое чувство превосходства перед простыми смертными. Оно и заставило ее однажды назвать Башмеда – к восторгу Джобсона – пустым и бесчувственным, и предположить отсутствие у него души. И Башмед унес разбитое сердце в свое одинокое жилище. Там он и сидел, грыз трубку, подумывал тоже кинуться c головой в Литературу, когда пришел Джеймс.
- Ты как-то завял, - сказал Джеймс. – Я принес кое-что. Это тебя расшевелит.
- Нет,- мрачно ответил Руперт.
- Да. Это чуть не убило меня. Я думал, что-нибудь сломается у меня внутри. Автор – моя сестра. Нашел в гостиной. Ты готов?
Руперт никогда еще не читал творений Мюриэл.
- Мне казалось, твоя сестра не пишет веселых вещей.
- Ей тоже так кажется, - ответил Джеймс кратко. - Так вот, рассказ называется “Тех уст больше нет”.
И он начал читать.
На протяжении первых двух абзацев Руперт сохранял сумрачное выражение лица. К четвертому его члены расслабились. А к середине рассказа он от смеха лежал на полу и терзал несчастный ковер.
- Еще, еще! – стонал пораженный Руперт, когда рассказ закончился. - Прочти это снова!
И Джеймс читал снова…
Именно в тот момент особая низость Башмеда восстала ото сна. Чернила на бумаге бледнеют от ужаса, когда я пытаюсь описать подлые поступки этого негодяя. Судите сами, сколь невыразимо коварный и гнусный план был создан его бесчестным умом. По его наущению Прендергаст читал вслух “Тех уст больше нет” до тех пор, пока Башмед не научился слушать, сохраняя душевное равновесие. Затем посетил Мюриэл одновременно с Джобсоном. Обманутый Джеймс, на время ставший лишь орудием в руках Башмеда, вошел к ним в комнату.
- Э, послушай,- заметил Джеймс, доставая рукопись. - Я нашел твой рассказ.
- О, как я рада! - обрадовалась Мюриэл, хватая возвращенное сокровище.
- Может быть, - сказал подлый змей Башмед, - ты нам прочтешь?
- О, пожалуйста! – ворковал ничего не подозревающий Джобсон.
- Ну, если вам правда интересно…
- О, разумеется!
- Рассказ называется, - сказала Мюриэл, - «Тех уст больше нет”.
Джеймс вышел из комнаты, и Мюриэл начала читать.
- Если, - сурово сказал Башмед спустя три минуты, - вы не в состоянии вести себя как джентльмен, мистер Джобсон, то, может быть, вам лучше уйти?
- До свидания, мистер Джобсон, - добавила Мюриэл. В холодильнике ее тону явно было бы слишком жарко. Джобсон ушел.
- Человек, - сказал Башмед, - смеющийся над такой прекрасной историей, как “Тех уст больше нет”, способен на все.
- Да, не так ли? – ответила Мюриэл.
- Он перешел все границы; его семье вовеки не смыть позор. Ему место на бойне среди коров. Короче говоря, червь!
- Да, не так ли? – ответила Мюриэл.
Печальная история. Мне остается только добавить, что вскоре играли свадьбу между Рупертом Александром Башмедом и Мюриэл, единственной дочерью покойного Френсиса Прендергаста; что невеста, посаженным отцом которой был сэр Теофил Прендергаст, была очаровательна в муслиновом подвенечном платье; что подарки были дороги и многочисленны. Что касается Джорджа Джобсона, то незадолго до свадьбы он присоединился к экспедиции в дебри Клэпема и не вернулся. Вероятно, он пал жертвой хищников, населяющих этот бесплодный край. Где-то там, в непроходимой пустыне Общества, откуда немногим удалось вернуться, белеет омываемый дождями скелет. Этот скелет знавал лучшие дни; когда-то он был частью Джобсона.
Поэтому с чувством безмерной досады Башмед обнаружил, что у него в соперниках личность с настолько глубоко врожденным чувством благородства, что даже не стесняется собственного имени - Джордж Джобсон. И без смущения носит галстук-бабочку. Куда уж выше таких моральных достоинств.
Мьюриел похоже нравилась его надёжность. Более того, судя по всему, она предпочитала её той, что была у Руперта Александра Башмеда. А коньком Джобсона была литература. Под псевдонимом Теодор Далримпл, он как-то опубликовал в одном журнале короткую поэму. Но Мьюриел привлек не тот факт, что он получил за это два шиллинга восемь пенсов. К нищенским доходам от пера она испытывала мало симпатии. А вот достигнутая им таким образом известность завоевала её уважения. Ведь Мьюриел тоже брела через литературные тернии. Какое-то из лучших периодических изданий Лондона отказало ей в публикации одного из её рассказов «Любовь Габриеля Андершоу». От этого Мьюриел не стала высокомерной, но сей факт придал ей ощущение превосходства над простыми смертными, и в силу чего она называла Руперта Александра Башмеда (больше к великой радости Джобсона и в его оскорбительном присутствии) безвкусным и не склонным к размышлениям человеком, идею наличия души у которого Мьюриел начисто отвергала. И вот остатки Руперта, полностью разобранные по частям, удалились в свои обезлюдевшие комнаты. И когда он сидел там, покусывая трубку и перекатывая в голове мысли о том, как бы разразиться своими собственными взволнованными строфами, появился Джеймс.
- Что-то ты совсем раскис, - начал Джеймс нравоучительным тоном. – Тут у меня кое-что для поднятия твоего настороения.
- Бьюсь об заклад – ничего не получиться, - отозвался Руперт в унынии
- А я бьюсь об заклад, что получиться. Я чуть не умер от смеха. Думал, что надорвал что-то у себя внутри. Это рассказец моей сестры. Я нашёл его в гостиной. Готов?
Руперт никогда ещё до этого не удостаивался чести послушать что-нибудь вышедшее из под пера Мьюриел.
- Не знал, что твоя сестра пишет комические штучки. – удивился Руперт
- А она совсем не считает их комическими, - коротко ответствовал Джеймс, - И так.
«Украденные Губы» - известил он о названии истории и приступил к ней.
В течение первых двух абзацев, уныние на лице его слушателя оставалось не потревоженным. На четвертом мышцы на лице Руперта расслабились. На седьмом он сдержано прыснул. А к середине повествования Руперт уже лежал на полу и кусал от хохота ковер.
- Ещё, ещё! – застонал сраженный Руперт, как только его друг закончил. – Прочти его снова.
-
И Джеймс прочёл его снова.
И вот тут специфичная низость Руперта Александра Башмеда высунула из норы свою змеиную головку. Я вижу, как чернила у моего пера бледнеют от ужаса, пока я описываю аморальный поступок этого мерзавца.
Короче, его постыдная затея была такой. Руперт, превратив этого парня Прендергаста в своего соучастника, заставил его перечитывать рассказ до тех пор, покуда изначальная свежесть истории и, так сказать, её внезапность не сошли на нет, и её можно было выслушать без неистовых потрясений. Затем Руперт ввел в действие невообразимо позорный план, родившийся в его бесчестном уме. Он навестил мисс Мьюриел тогда, когда, как Рупперт знал, у неё в гостях находится Джобсон, чтобы затем по заранее условленной договоренности Джеймс, его орудие во зло, вошёл в комнату.
- Послушай, Мьюриел - сказал Джеймс, протягивая пачку листов рукописи, - я вот нашел тот рассказ, что ты потеряла.
- О, как я рада! – воскликнула Мьюриел, хватая возвращенное сокровище.
- Жаль, - заметил Башмед Змея, - что ты не прочитаешь его нам.
- Ну пожалуйста, пожалуйста прочитай - проворковал ничего не подозревающий Джобсон.
- Что ж, если вам действительно хочется этого. - Мьюриел начала соглашаться
- Да, да, нам хочется. – зажурчал ручейком Джобсон.
- Он называется, - Мьюриел приступила к повестваванию, - «Украденные Губы»
Джеймс бросился из комнаты, а она начала читать.
- Если, - сурово проговорил Башмед Чудовище тремя минутами позже, - вы не можете вести себя как джентльмен, мистер Джобсон, разве не подобающе было бы покинуть нас?
- Прощайте, мистер Джобсон, - добавила Мьюриел, Прохладе в её манерах позавидовал бы даже холодильник.
И Джобсон ушёл.
- Человек, - продолжил Башмэд рассудительно, - который может найти хоть какую-нибудь причину для смеха в такой прекрасной истории как «Украденные Губы» способен на что угодно.
- Да уж. – согласилась Мьюриел
- Его поведение переходит все границы приличия, и он не достоин звания мужчины. Подходящая компания для вымирающих скотов. Одним словом – червь!
- Да уж, - снова согласилась Мьюриел
Душераздирающе печальная история. Могу только добавить, что вскоре была организованна и сыгранна свадьба между Рупертом Александром Башмедом и Мьюриел, единственной дочерью покойного Фрэнсиса Прендергаста; что невеста, которую подвёл к алтарю её дядя, сэр Теофилус Прендергаст, выглядела очаровательно в тончайшем муслине и с подвесках из гелиотропа; и что подарки были многочисленными и дорогостоящими. Что же касается Джорджа Джобсона, то незадолго до свадьбы он присоединился к исследовательской экспедиции, направлявшейся в мрачнейший Клапам, и постольку, поскольку он так никогда и не вернулся оттуда, то вероятнее всего, что Джобсон пал жертвой зануд или других диких зверей, которыми кишит та бесплодная территория. Где-то там в бездорожье пустыни, посреди Великой Банальной, откуда возвращалось так мало путников, лежит быстро белеющий на солнце скелет, что некогда, в дни своего счастья пребывал Джорджом Джобсоном.
Поэтому с превеликим отвращением Башмед обнаружил, что у него есть соперник, человек такого врожденного благородства характера, что несмотря на имя Джордж Джобсон, он его не стыдился. А еще он носил галстук на резинке, и этого тоже не стыдился. Моральное достоинство не могло зайти дальше.
Похоже, Мюриэл нравилась его уверенность. Нет, если судить внешне, она отдавала оной предпочтение перед уверенностью Руперта Александра Башмеда. Джобсон был силен в литературе. Как-то он опубликовал в одном журнале небольшое стихотворение под псевдонимом "Теодор Далримпл". Дело было не столько в том, что он получил два шиллинга и восемь пенсов за это достижение. Мюриэл привлекало другое. У нее было мало сочувствия к жалким заработкам пера. Слава – вот что завоевало ее уважение. Ведь она тоже хаживала тернистыми тропинками Литературы.
Один из ее рассказов, "Любовь Габриэля Андершоу", отвергли некоторые из лучших периодических изданий в Лондоне. Она не стала от этого высокомерной, но обрела определенное чувство превосходства над теми, кто слеплен из теста попроще, и в силу того назвала Руперта Александра Башмеда – к вящему удовольствию Джобсона, который присутствовал при размолвке – скучным и бездумным, и усомнилась, что он обладал душой. То, что осталось от Руперта, удалилось в плачевном состоянии и уединилось дома. Пока он сидел там, мусоля трубку и размышляя, не разразиться ли ему самому лихорадочным стихом, появился Джеймс.
- Ты уже покрылся плесенью, - нравоучительно высказался Джеймс. - У меня есть чем тебя взбодрить.
- Готов спорить, не поможет, - мрачно сказал Руперт.
- Еще как поможет. Я чуть не умер. Думал, что животики надорву. Я нашел в гостиной рассказ сестрицы. Ты готов?
Руперту еще не выпадала честь услышать что–либо из-под пера Мюриэл.
- Не знал, что твоя сестра пишет что-то комическое, - произнес он.
- И не думала, - кратко ответил Джеймс. - Итак.
И, объявив название, " Похищенные уста, " он перешел к чтению рассказа.
Первые два абзаца мрачное выражение лица слушателя не дрогнуло. На четвертом его черты смягчились. На седьмом он фыркнул. А к середине рассказа уже катался по полу, кусая ковер.
- Еще, еще! - простонал впечатленный Руперт, когда его друг закончил. - Прочитай снова.
Он прочитал снова.
И тут эксцентричная натура Руперта Александра Башмеда начинает поднимать свою змеиную голову. Чернила моей ручки белеют от ужаса, когда я пишу о безнравственных делишках этого негодяя. Вкратце, его постыдное поведение было таким. Он подговорил своего сообщника, старину Прендергаста, читать ему "Похищенные уста " до тех пор, пока первая свежесть рассказа, и, если можно так выразиться, его внезапность не выветрится, чтобы можно было воспринимать его, не меняясь в лице непроизвольно.
Затем Руперт осуществил немыслимо бесчестную интригу, задуманную его недостойным разумом. Он выбрал такое время навестить мисс Мюриэл Прендергаст, когда там будет Джордж Джобсон, и, в соответствии с заранее обусловленной договоренностью, Джеймс, орудие в его хитрых руках, вошел в комнату.
- Вот, смотри, Мюриэл, - заметил Джеймс, протягивая стопку рукописи, - я нашел рассказ, который ты потеряла.
- Ах, замечательно! - ответила Мюриэл, вцепившись во вновь обретенное сокровище.
- Как бы хотелось, - заметил змей Башмед, - чтобы Вы нам почитали!
- О, пожалуйста, почитайте! - проворковал ничего не подозревающий Джобсон.
- Если вы и правда хотите, - сказала Мюриэл.
- Ах, конечно, - прошептал Джобсон.
- Рассказ называется, - объявила Мюриэл, - «Похищенные уста».
Джеймс бросился из комнаты, а она начала читать.
- Если, - сурово сказал чудовищный Башмед через три минуты, - Вы не можете вести себя как джентльмен, мистер Джобсон, не лучше ли вам уйти?
- До свидания, мистер Джобсон, - сказала Мюриэл. От нее веяло холодом сильнее, чем в холодильнике. Джобсон ушел.
- Человек, - осуждающе сказал Башмед, - которому есть над чем смеяться в таком красивом рассказе как «Похищенные уста», способен на что угодно.
- Именно. - согласилась Мюриэл.
- Он вышел за всякие рамки приличий; не стоит связываться с его собратом. Подходящий компаньон для животных, что в растлении своем истребятся. В общем, червь!
- Именно. - согласилась Мюриэл.
Это неприятная история. Я должен только добавить, что была устроена и вскоре состоялась свадьба между Рупертом Александром Башмедом и Мюриэл, единственной дочерью покойного Фрэнсиса Прендергаста; что невеста, которую вел к алтарю ее дядя, сэр Теофилус Прендергаст, выглядела очаровательно в муслиновом шелке, с гелиотропными аксельбантами; и что подарки были не только многочисленные, но и дорогостоящие. Что касается Джорджа Джобсона, незадолго до свадьбы он присоединился к исследовательской экспедиции в угрюмый Клапэм и, поскольку он так и не вернулся, скорее всего пал жертвой скуки и прочих напастей, которыми кишит эта унылая местность. Где-то в этой непроходимой пустыне, великом Коммоне, откуда немногие путешественники вернулись, лежит быстро белеющий скелет. В лучшие дни этот скелет был Джобсоном.
Поэтому Башмид не помнил себя от досады, обнаружив появление соперника, личности, столь полной врожденного благородства, что он не стеснялся носить имя Джордж Джобсон. Еще он не стеснялся носить галстук с готовым узлом. Дальше моральное превосходство не заходит.
Мюриэл как будто нравилась его самоуверенность. Причем, по всей видимости, куда больше, чем его, Руперта Александра Башмида, уверенность в себе. У Джобсона был козырь: литература. Под псевдонимом "Теодор Далримпл" он однажды опубликовал поэмку в журнале. Дело не в том, что он получил за свое достижение два шиллинга восемь пенсов, не это привлекало Мюриэл. Ее нимало не трогал презренный металл гонораров. Слава - вот что ей импонировало. Она тоже ступила на тернистый путь Литературы. Ее рассказ "Любовь Габриеля Андершо" был с благодарностью возвращен из лучших лондонских редакций. Она не возгордилась, но ощущала некое превосходство над всего лишь простыми смертными; с оглядкой на него она объявила Руперта Александра Башмида - к ликованию Джобсона, который присутствовал при афронте - ограниченным и бездумным, даже выразила сомнение, имеется ли у него душа. Жалкие остатки Руперта кое-как ретировались в одинокое жилище. Пока он там сидел, грыз трубку и подумывал разразиться пылкими стихами на свой страх и риск, нагрянул Джеймс.
- Что-то ты скис, - назидательно провозгласил Джеймс. - У меня найдется, чем тебя повеселить.
- Спорим, нет, - мрачно отозвался Руперт.
- Спорим, да. Я сам чуть не помер. Думал, надорву чего-нибудь. Рассказ моей сестрицы. Нашел в гостиной. Послушаешь?
Руперт ни разу не имел чести ознакомиться с плодами ее пера.
- Не знал, что твоя сестра пишет юмористику, - сказал он.
- Она сама не знает, - проронил Джеймс. - Ну, поехали.
Объявив заголовок, "Похищенное лобзанье", он приступил к чтению.
Первые два абзаца не рассеяли меланхолию на челе слушателя. На четвертом его черты разгладились. На седьмом он с шумом втянул воздух. А к середине рассказа он лежал на полу и бился головой о ковер.
- Еще, еще! - простонал сраженный Руперт, как только приятель закончил. - Читай снова.
Тот прочел.
Тогда-то изощренное коварство Руперта Александра Башмида и выпустило змеиное жало. У меня чернила бледнеют от ужаса, когда я пишу, что этот негодяй без стыда и совести творил. Вкратце, его низкий образ действий был таков. Он подстрекал сообщника, того самого Прендергаста, читать и читать ему "Похищенное лобзанье", пока свежесть впечатлений, так сказать, их внезапность, не сгладилась, и он стал потреблять большие дозы без видимых симптомов. Затем он состроил невыразимо гнусный заговор, какой только мог созреть в бесчестном уме. Он нанес визит мисс Мюриэл Прендергаст, рассчитав время, чтобы у нее сидел Джордж Джобсон, и тут, по взлелеянному умыслу, в комнате возник Джеймс, его слепое орудие.
- Кстати, - сообщил Джеймс, протягивая пачку рукописных листов, - я нашел твой пропавший рассказ, Мюриэл.
- Ах, как я рада! - воскликнула Мюриэл, прижимая к сердцу вновь обретенное сокровище.
- Надеюсь, - ввернул Башмид, этот змей, - вы нам его прочтете.
- Просим! - заворковал ничего не подозревающий Джобсон.
- Ну, если вы так настаиваете, - сдалась Мюриэл.
- О, безусловно, - промямлил Джобсон.
- Он называется, - пояснила Мюриэл, - "Похищенное лобзанье".
Джеймс выскочил из комнаты, и она принялась читать.
- Если, - сурово указал неописуемый Башмид через три минуты, - вы не умеете вести себя как подобает джентльмену, мистер Джобсон, вам, наверное, лучше уйти?
- Всего хорошего, мистер Джобсон, - попрощалась Мюриэл тоном, который и в холодильнике показался бы ледяным. Джобсон скрылся с глаз.
- Человек, - рассудил Башмид, - который видит смешное в прекрасном рассказе вроде "Похищенного лобзанья", способен на все.
- Вот именно, - сказала Мюриэл.
- Он уже за гранью; ему не место в человеческом обществе. Под стать бессловесным животным: злословя то, чего не понимают, в растлении своем истребятся. Жалкий червь, в общем.
- Вот именно, - сказала Мюриэл.
Душераздирающая история. Мне осталось добавить, что была объявлена помолвка, а вскоре и свадьба Руперта Александра Башмида и Мюриэл, единственной дочери покойного Фрэнсиса Прендергаста; невесту сопровождал в церковь дядя, сэр Теофилус Прендергаст, она очаровательно выглядела в платье из тончайшего шелка с гелиотроповыми аксельбантами, подарки же были дороги и многочисленны. Что касается Джорджа Джобсона, незадолго до свадьбы тот отправился с экспедицией к крайним пределам южного Лондона, а поскольку он не вернулся, остается предположить, будто он пал жертвой зануд и прочих опасных тварей, кишмя кишащих в тех нецивилизованных местах. Где-то среди непроходимой великой Клапамской пустоши, откуда редкий путник находит дорогу назад, лежит выбеленный солнцем скелет. В прежние счастливые дни он звался Джобсоном.
It was, therefore, with immense disgust that Bashmead found that he had a rival, a person of such innate nobility of character that, though his name was George Jobson, he was not ashamed of it. Also he wore a made-up tie, and was not ashamed of that either. Moral worth could go no further.
Muriel seemed to like his surety. Nay, to judge by appearances, she preferred it to that of Rupert Alexander Bashmead. Jobson's strong suit was literature. Under the pseudonym of "Theodore Dalrymple" he had once had a short poem published in a magazine. It was not so much the fact that he had received two-and-eightpence for this effort that appealed to Muriel. For the sordid gains of the pen she had little sympathy. It was the fame that won her respect. She, too, trod the thorny paths of Literature. One of her stories, "The Love of Gabriel Undershaw" had been refused by some of the best periodicals in London. This did not make her arrogant, but it gave her a certain feeling of superiority over those of more merely mortal clay, and on the strength of it she had called Rupert Alexander Bashmead - much to the delight of Jobson, who had been present at the outrage - vapid and irreflective, and had scouted the notion that he possessed a soul. And what was left of Rupert had retired in bad order to his lonely rooms. While he was sitting there, chewing a pipe and revolving thoughts of breaking into feverish verse on his own account, James appeared.
"You seem mouldy," was James's didactic utterance. "I've got something here that'll cheer you up."
"Bet it won't," said Rupert, with gloom.
"I bet it does. It nearly killed me. I thought I should have broken something internally. It's a story of my sister's. I found it in the drawing-room. Are you ready?"
Rupert had never been privileged to hear anything from Muriel's pen before.
"I didn't know your sister wrote comic things," he said.
"Nor does she mean to," replied James briefly. "Now then."
And, having announced the title, "Stolen Lips," he embarked upon the story.
For the first two paragraphs the gloom of his listener's countenance remained unshaken. At the fourth his features relaxed. At the seventh he gulped. And, by the time the middle of the tale was reached, he was on the floor biting the carpet.
"More, more!" moaned the stricken Rupert as his friend finished. "Read it again."
He read it again.
And this is where the peculiar baseness of Rupert Alexander Bashmead begins to rear its serpent head. I find the ink on my pen growing white with horror as I write of that scoundrel's immoral doings. Briefly, his shameful conduct was this. He egged on his accomplice, the man Prendergast, to read "Stolen Lips" to him until its first freshness, and, so to speak, its suddenness, had worn off, and he could hear it administered to him without any violent upheaval. Then he put into effect the inconceivably scandalous plot which his disgraceful mind had formed. He called upon Miss Muriel Prendergast at a time when he knew that George Jobson would be there, and, by preconcerted arrangement, James, his misguided tool, entered the room.
"Oh, I say," remarked James, extending a bundle of manuscript, "I've found that story you lost, Muriel."
"Oh, I am glad!" said Muriel, clutching the recovered treasure.
"I wish," observed the snake, Bashmead, "that you would read it to us."
"Oh, please do!" cooed the unsuspecting Jobson.
"If you would really like it," said Muriel.
"Oh, we should," murmured Jobson.
"It is called," said Muriel, "'Stolen Lips.'"
James darted from the room, and she began to read.
"If," said the unspeakable Bashmead, severely, three minutes later, "you cannot behave like a gentleman, Mr. Jobson, wouldn't it be as well if you went?"
"Good-bye, Mr. Jobson," said Muriel. Her manner would have been noticeably chilly in a refrigerator. Jobson left.
"A man," said Bashmead, judicially, "who could find anything to laugh at in a beautiful story like 'Stolen Lips' is capable of anything."
"Yes, isn't he?" said Muriel.
"He is outside the pale; unworthy to associate with his fellow-man. A fit companion for the brutes that perish. In fine, a worm!"
"Yes, isn't he?" said Muriel.
It is a painful story. I have only to add that a wedding was arranged and shortly took place between Rupert Alexander Bashmead and Muriel, only daughter of the late Francis Prendergast; that the bride, who was given away by her uncle, Sir Theophilus Prendergast, looked charming in mousseline de soie, with heliotrope aiguillettes; and that the presents were both numerous and costly. As for George Jobson, shortly before the wedding he joined an exploring expedition to darkest Clapham, and, as he never came back, it is only too probable that he fell a victim to the bores and other beasts which infest that desolate region. Somewhere out in that trackless desert, the great Common, from which so few travellers return, lies a rapidly bleaching skeleton. In happier days that skeleton was Jobson.
И потому немалым было отвращение Башмеда, когда тот обнаружил, что у него имеется соперник, личность, от природы наделенная таким благородством, что, хоть имя его было Джордж Джобсон, тот его ничуть не стыдился. Ко всему он носил шейный платок, и также этого не стыдился. Нравственный облик не мог достичь больших высот.
Мюриэл, похоже, нравилась его уверенность. Мало того, судя по всему, она предпочитала его Руперту Александру Башмеду. Козырной картой Джобсона была литература. Под псевдонимом «Теодор Далримпл» в каком-то журнале однажды напечатали его стихотворение. Сердце Мюриэл затронул не столько тот факт, что наградой за его труды явились два фунта восемь пенсов. Ибо к скудным барышам, что добывались с помощью пера, особой слабости она не питала. Ее уважение завоевала слава. Она также шагала тернистыми дорогами Литературы. Один из ее рассказов – «Любовь Габриэля Андершо» - отказалось опубликовать одно из крупнейших периодических изданий в Лондоне. Это не сделало ее высокомерной, но придало ей чувства превосходства над простыми смертными, и потому она назвала Руперта Александра Башмеда – к великой радости Джобсона, который присутствовал при этом публичном оскорблении – банальным и недалеким, задаваясь вопросом, обладает ли тот вообще душой. И бренные останки Руперта удалились в его холостяцкую квартиру. И пока он сидел там, грызя трубку и размышляя, не воспеть ли собственную персону в прочувствованном стихе, явился Джеймс.
-Да ты, брат, хандришь, - назидательно произнес Джеймс. – Я принес что-то такое, от чего ты сразу воспрянешь духом.
-Держу пари, что нет, - ответил Руперт уныло.
-Держу пари, что да. Я чуть не умер. Думал, у меня что-то лопнуло внутри. Это рассказ моей сестры. Я нашел его в гостиной. Ты готов?
Руперту еще ни разу не выпадала честь послушать что-нибудь, вышедшее из-под пера Мюриел.
-Я не знал, что твоя сестра пишет пародии, - сказал он.
-Она и не помышляла об этом, - бросил Джеймс. – Ну, слушай.
И, объявив название – «Украденный поцелуй», он приступил к чтению.
На протяжении первых двух абзацев унылое выражение его слушателя оставалось неизменным. На четвертом его лицо расслабилось. На седьмом он булькнул. И, когда они добрались до середины рассказа, он уже катался по полу от смеха.
-Еще, еще! – стонал сраженный Руперт, когда его друг закончил. – Читай снова.
Тот прочел еще раз.
И вот тогда-то свойственная Руперту Александру Башмеду низость начала поднимать свою змеиную голову. Я вижу, как чернила на моем пере белеют от ужаса, когда пишу о безнравственных проделках этого негодяя. Вкратце его постыдное поведение сводилось к следующему. Он понукал своего сообщника, этого Прендергаста, читать ему «Украденный поцелуй» до тех пор, пока свежесть того, и, так сказать, эффект внезапности не стерлись, и он не смог слушать его без бурных приступов веселья. Тогда он привел в исполнение невероятно гнусный план, порожденный его бесчестным умом. Он навестил мисс Мюриел Прендергаст в такое время, когда, он знал, Джордж Джобсон окажется там, и, согласно уговору, Джеймс, невольное орудие в его руках, вошел в комнату.
-Между прочим,- заметил Джеймс, извлекая пачку листов, - я нашел ваш потерянный рассказ, Мюриел.
-О, как я рада! – сказала Мюриел, сжимая вновь обретенное сокровище.
-Мне бы хотелось, - прошипел по-змеиному Башмед, - чтобы вы прочли его нам.
-О, прошу вас! – проворковал ничего не подозревающий Джобсон.
-Если вы действительно хотите, - сказала Мюриел.
-Конечно, хотим, - пробормотал Джобсон.
-Он называется, - сказала Мюриел, - «Украденный поцелуй».
Джеймс стрелой вылетел из комнаты, а она начала читать.
-Если, - строго произнес спустя три минуты отвратительный Башмед, - вы не в состоянии вести себя как джентльмен, мистер Джобсон, не лучше ли вам выйти?
-Всего хорошего, мистер Джобсон, - сказала Мюриел. От ее слов и в леднике человека обдало бы холодом. Джобсон удалился.
-Человек, - произнес Башмед бесстрастно, - способный найти что-то смешное в таком прекрасном рассказе, как «Украденный поцелуй», способен на что угодно.
-Да, не правда ли? – сказала Мюриел.
-Он вне нашего круга; недостоин общаться со своими ближними. Падшие люди – самая подходящая компания для подобного животного. Одним словом – червяк!
-Да, не правда ли? – сказала Мюриел.
Говорить об этом тяжело. Мне остается лишь добавить, что была назначена и скором времени состоялась свадьба Руперта Александра Башмеда и Мюриел, единственной дочери покойного Френсиса Прендергаста; что невеста, которую отдал замуж ее дядя, сэр Теофилус Прендергаст, была очаровательна в своем платье из шелковой кисеи со светло-сиреневой отделкой; и что подарки были как многочисленными, так и дорогостоящими. Что же до Джорджа Джобсона, незадолго до венчания он присоединился к исследователям мрачных глубин Клапама и, поскольку он никогда не вернулся оттуда, сам собой напрашивается вывод, что он пал жертвой кабанов и прочих тварей, населяющих этот пустынный район. Где-то на просторах этого бездорожья, этого Великого Общественного Выпаса, с которого возвращаются столь немногие путники, лежит стремительно белеющий скелет. В лучшие дни скелет этот был Джобсоном.
Стоит ли удивляться, с каким негодованием Бешмид узнал, что обрел соперника, да еще столь сильного характером, что тот не стыдился ни своего имени - Джордж Отсохи, - ни завязанного за него на фабрике галстука-бабочки. Прямо не соперник, а само благородство.
На Мюриель же самоуверенность Отсохи произвела благоприятное впечатление. Хуже того, в состязании самоуверенностей, Отсохи, похоже, выигрывал в ее глазах. Его козырем была изящная словесность. Однажды он даже опубликовал в журнале стишок под псевдонимом Теодор Дальримпль. Мюриель привлекал не столько его гонорар в два шиллинга восемь пенсов - что ей до жалких денег? - сколько обретенная пером слава. Сказать по правде, девушка и сама хаживала тернистым путем литературы. Один из ее рассказов, "Любовь Габриеля Андершоу", получил отказ из лучших лондонских журналов. Мюриель не зазналась, но почувствовала превосходство над теми из смертных, кто слеплен из бренной, неодухотворенной глины, и, охваченная этим чувством, назвала Руперта Александра Бешмида (к вящей радости Отсохи, который присутствовал при сцене) поверхностным и скучным, объявив под конец, что у него нет сердца. Растоптанный Руперт ретировался в свои одинокие покои. Пока он там сидел, впиваясь зубами в трубку и всерьез подумывая, не разразиться ли собственными пылкими стихами, объявился Джеймс.
- Брось чахнуть, - назидательно произнес он. - Сейчас я тебя кое-чем развеселю.
- Спорим, не развеселишь? - уныло пробурчал Руперт.
- Спорим. Сам я чуть со смеху не умер. Думал, живот надорву. Рассказ моей сестрицы. Нашел его в гостиной. Готов?
Руперту еше не выпадала честь слышать творения возлюбленной.
- Я и не знал, что твоя сестра пишет юмористические рассказы.
- А уж она тем более, - парировал Джеймс. - Ну, начинаю.
И, огласив название - "Краденые губы", - он пустился в рассказ.
Первые два параграфа не произвели на тоскующего юношу особого впечатления. На четвертом его морщины разгладились. На седьмом он фыркнул. А к середине повествования уже катался по полу, кусая ковер.
- Еще, еще, - простонал сраженный Руперт, когда его друг закончил. - Читай заново.
Тот прочитал.
Тогда-то и подняла свою мерзкую голову подлая сущность Руперта Александра Бешмида. От одной мысли, до чего опустился этот негодяй, чернила бледнеют на моем пере. Вот вкратце его постыдное деяние. Вступив в сговор с вышеупомянутым Джеймсом Прендергастом, он заставил того снова и снова перечитывать "Краденые губы", пока первое впечатление от неожиданных, так сказать, поворотов рассказа не притупилось, и Бешмид мог выслушивать историю не проявляя бурных эмоций. После чего он привел в действие преступный план, плод поистине злодейского разума. Он пришел с визитом к мисс Мюриель Прендергаст, подгадав время, когда у нее в гостях будет Джордж Отсохи. Чуть погодя, в гостиную, как было условлено заранее, вошел Джеймс - невольное орудие в руках хитреца.
- Вот, нашел твой рассказ, - невзначай бросил Джеймс, протягивая сестре стопку рукописных листов.
- Ах, я так рада! - Мюриель выхватила у него из рук обретенное сокровище.
- А не могли бы вы, - спросил змеюка-Бешмид, - побаловать нас вашим рассказом?
- Да, да, пожалуйста, - наивно подхватил Отсохи.
- Ну, если вы так хотите...
- Очень, очень - ворковал Отсохи.
- Рассказ называется "Краденые губы".
Джеймс выскользнул из комнаты, и Мюриель принялась читать.
- Если вы, мистер Отсохи, - выговорил ему через три минуты негодник Бешмид, - не знаете, как ведут себя в приличном обществе, то не лучше ли вам нас покинуть?
- До свидания, мистер Отсохи, - дыхнула на него арктическим холодом Мюриель.
Тот ушел.
- На что только не способен человек, готовый смеяться над таким глубоким рассказом, как "Краденые губы", - вынес приговор Бешмид.
- Да, не правда ли? - отозвалась Мюриель.
- Он необуздан, дик как зверь, недостоен общения с себе подобными; словом - презренный червь.
- Да, не правда ли? - согласилась Мюриель.
Горькая история. Мне остается только добавить, что вскоре состоялась свадьба между Рупертом Александром Бешмидом и Мюриель Прендергаст, единственной дочерью покойного Франсиса Прендергаста; что выдавал невесту ее дядюшка, сэр Теофил Прендергаст; что она очаровательно смотрелась в свадебном платье из тонкой шелковой кисеи с тянущимися с плеч лиловыми лентами, и что молодых усыпали дорогими подарками. Джордж Отсохи же незадолго до свадьбы отправился с экспедицией покорять дикую английскую глубинку и, поскольку он так и не вернулся, то надо полагать, пал жертвой скуки и прочих свирепых существ, населяющих эти богом забытые места. Где-то там, в бескрайней глуши, откуда столь мало кто возвращается, белеет человеческий скелет. В свои лучшие дни он звался Джордж Отсохи.
Соперником Бэшмида к его безмерной досаде оказался Джордж Джобсон, человек врожденного аристократизма. Казалось, он всегда носит незримый галстук-бабочку и ничуть этого не стесняется. Его моральные устои не вызывали ни малейшего сомнения.
Похоже, и Мюриель так считала. Видимо, Джобсон заслуживал большего доверия, чем Руперт Александр Бэшмид. Еще одним достоинством Джобсона был поэтический дар, доказательством чего служило короткое стихотворение, появившееся как-то в журнале под псевдонимом «Теодора Далримпл». В результате Джобсон приобрел 2 шиллинга 8 пенсов и некоторую известность. Последнее привлекало Мюриель в большей степени, чем жалкий доход от писательской деятельности. Она и сама была не чужда сочинительства. Так, ее рассказ под названием «Любовь Габриель Андершоу или Штормовое ущелье» был отвергнут лучшими литературными журналами Лондона. Этот факт не добавил ей надменности, но придал чувство некоторого превосходства над простыми смертными. На волне этого чувства она позволила себе усомниться в наличии у Руперта Александра Бэшмида души, а также назвала его пустым и лишенным воображения. Джобсон, присутствовавший при этом обвинительном пассаже, несомненно, получил большое удовольствие.
Телесная оболочка Бэшмида в данный момент была в не в своей лучшей форме. Пребывая в расстроенных чувствах, он сидел с трубкой во рту и прикидывал, стоит ли ему впадать в пучину отчаяния. Его размышления были прерваны появлением в дверях Джеймса.
- Ты похож на старое чучело, - Джеймс выразился фигурально, - Но у меня есть нечто, что тебя расшевелит.
- Вряд ли, - произнес Руперт, лицо его было темнее тучи.
- Могу поспорить. Я думал, умру со смеху, когда читал сам. Это рассказ моей сестры, она по неосторожности оставила его в гостиной, где я его и нашел. Готов?
До сих пор Руперту не предоставлялся шанс оценить писательский талант Мюриель.
- Не думал, что твоя сестра пишет комедии.
- Она тоже не думала, - прокомментировал Джеймс. - Слушай…
Объявив название рассказа - «Нежданный поцелуй» - он начал читать.
Если на протяжении первых двух абзацев выражение лица слушателя не менялось, то уже на четвертом черты его смягчились, а после седьмого абзаца Руперту стало категорически не хватать воздуха. К тому моменту, когда лирическое повествование достигло середины, Бэшмид уже бился в конвульсиях.
-Прочти еще раз, - простонал он.
Джеймс повиновался.
Именно в этот момент в голове Руперта Александра Бэшмида и зашевелилась довольно низкая мысль. Перо отказывается повиноваться, когда я описываю всю подлость поступка этого, с позволения сказать, джентльмена. Вкратце, бесчестность его поведения состояла вот в чем. Он заставил своего соучастника Прендергаста перечитывать «Нежданный поцелуй» снова и снова, до тех пор, пока вся спонтанность изложения и оригинальность сюжетный линий не приелись и не потеряли своей целительной силы. Теперь он мог приступить к реализации своего возмутительного замысла.
Он позаботился, чтобы Джеймс Прендергаст – его слепое орудие - появился в комнате тогда, когда там находились уже и Мюриель, и Джордж Джобсон.
- Да, кстати, Мюриэль… - Джеймс протянул рукопись, - я нашел твой потерянный рассказ.
- Прекрасно! – воскликнула Мюриэль и прижала к себе вновь обретенное сокровище.
- Мюриэль, почему бы тебе ни прочесть его нам, - прошипел змей Мэшмид.
- Прекрасная мысль, - проворковал голубкой ничего не подозревающий Джобсон.
- Ну, если вы очень просите… - смутилась Мюриэль.
- Нам очень интересно, - пропел соловьем Джобсон.
- Рассказ называется «Нежданный поцелуй», - начала Мюриэль.
При этих словах Джеймс опрометью бросился из комнаты.
Спустя три минуты Бэшмид, казалось, потрясенный до глубины души, строго заметил: «Мистер Джобон, ваше поведение никак не отвечает статусу джентльмена, так что будьте добры покинуть нас?»
- Прощайте, мистер Джобсон, - отрезала Мюриэль. Голос ее был прохладен, как хорошее шампанское.
Джобсон ретировался.
- Человек, нашедший над чем смеяться в такой прекрасной истории как «Нежданный поцелуй», способен на все, - критически заметил Бэшмид.
- Действительно. – Сказала Мюриэль.
- Его поведение выходит за всякие рамки. Он не достоин компании людей. Ведет себя как грубое животное, – Бэшмид сделал паузу, - короче говоря, он просто червь. -Действительно… – повторила Мюриэль.
Конец этой истории печален. Добавлю, что вскоре состоялась свадьба Руперта Александра Бэшмида и Мюриэль, дочери покойного Фрэнсиса Предергаста. Посаженным отцом был дядя невесты Сэр Теофил Прендергаст, сама невеста была очаровательна в наряде из шелкового муслина, украшенного цветками гелиотропа, а подарки были многочисленными и щедрыми. Что же до Джорджа Джобсона, незадолго до этой свадьбы он подвязался в исследовательскую экспедицию в дебри Клэпэма. Больше он на горизонте не возникал, поэтому весьма вероятно, что там он пал жертвой диких зверей, населяющих эту безлюдную часть Лондона. Где-то в этих непроходимых джунглях – местном парке Клэпэм Коммон - лежит истлевающий скелет. Это все, что осталось от молодого джентльмена Джорджа Джобсона.
Бэшмид был сильно раздосадован, узнав, что у него есть соперник, причем, соперник, преисполненный такого величия, что даже то, что его звали Джордж Джобсон, нисколько его не смущало. К тому же он носил галстук, но и этого не стыдился ни капли. Можно ли пасть ниже.
Похоже, Мюриэл импонировала его самоуверенность. Даже внешне он нравился ей больше, чем Руперт Александр Бэшмид. Джобсон был силен в литературе. Как-то раз его небольшое стихотворение, подписанное псевдонимом Теодор Дэлримпл, напечатали в журнале. Но Мюриэл привлекало даже не то, что этот триумф был вознагражден двумя фунтами и восемью пенсами. Ее мало интересовали жалкие писательские заработки. Слава, вот что ее притягивало. Ей тоже приходилось ступать на тернистый путь Литературы. Один из ее рассказов под названием «Любовь Габриэль Андершоу» отказались печатать сразу несколько лучших лондонских изданий. Не то чтобы она возгордилась, но в ней поселилось чувство превосходства над простыми смертными, вдохновленная которым, она назвала Александра Бэшмида (к немалому удовольствию Джобсона, бывшего свидетелем этого гневного выпада) пустой, лишенной воображения личностью и отвергла само предположение о том, что у него может быть душа. Растоптанные останки Руперта удалились в свое одинокое жилище. И вот, когда он сидел, жуя трубку и размышляя о том, как бы ему разразиться бурными строками собственного сочинения, появился Джеймс.
- Вид у тебя паршивый, - наставительно заметил Джеймс. – Я знаю, чем тебя развеселить.
- Не получится, - мрачно проговорил Руперт.
- Готов спорить, что получится. Я чуть не умер от смеха. Думал, пополам переломлюсь. Это рассказ моей сестры. В гостиной нашел. Хочешь послушать?
Никогда еще Руперту не выпадала честь услышать хоть одно из произведений Мюриэл.
- Не знал, что твоя сестра пишет юмористические рассказы, - удивился он.
- Она тоже не знала, - бросил Джеймс. - Ну так вот.
На втором абзаце лицо его слушателя все еще хранило мрачное выражение. На четвертом его черты смягчились. На седьмом он сглотнул. А к середине повествования он валялся на полу, кусая ковер.
- Еще, еще! - простонал Руперт, когда его друг закончил. - Прочти еще раз.
Он прочел еще раз.
И вот тут все самое гнусное, что было в Руперте Александре Бэшмиде подняло свою змеиную голову. Чернила на кончике моего пера белеют от ужаса, когда я повествую о безнравственных поступках этого мерзавца. Попробую вкратце описать его недостойное поведение. Он упросил своего сообщника Прендергаста читать ему «Украденные губы» до тех пор, пока рассказ не стал привычным для слуха, не утратил своей, если так можно выразиться, неожиданности, так что он мог слушать его, не испытывая сильных эмоций. Затем он воплотил в жизнь неслыханный по своей низости замысел, зародившийся в его подлой голове. Он явился к мисс Мюриэл Прендергаст как раз тогда, когда, как и ожидалось, у нее был Джордж Джобсон. И, следуя уговору, именно в этот момент Джеймс, его слепое орудие, вошел в комнату.
- Представляешь, Мюриэл?! - воскликнул Джеймс, протягивая сестре рукопись. - Я нашел рассказ, который ты потеряла.
-О, прекрасно! - воскликнула Мюриэл, прижав к груди вновь обретенное сокровище.
- Может быть, вы нам его почитаете? - произнесла змея, то есть, Бэшмид.
- Да-да, пожалуйста! – закурлыкал ничего не подозревающий Джобсон.
- Если вы и в самом деле этого хотите, - сказала Мюриэл.
- О, да, - прожурчал Джобсон.
- Рассказ называется «Украденные губы», - объявила Мюриэл.
Джеймс бросился вон из комнаты, и она начала читать.
Через три минуты до сих пор хранивший гробовое молчание Бэшмид сурово произнес:
- Если вы, мистер Джобсон, не способны вести себя, как подобает джентльмену, не лучше ли вам удалиться?
- Всего доброго, мистер Джобсон, - проронила Мюриэл. В холодильнике сейчас было бы теплее, чем рядом с ней.
- От человека, способного смеяться над столь прекрасным повествованием, можно ожидать чего угодно, - рассудительно заметил Бэшмид.
- Совершенно верно, - подтвердила Мюриэл.
- Он перешел всяческие границы. Этот человек недостоин находиться рядом с себе подобными. Его место – среди бессловесных животных, которые истребятся*. Жалкий червяк!
- Совершенно верно, - подтвердила Мюриэл.
Неприятная история. Мне остается лишь добавить, что очень скоро состоялась свадьба Руперта Александра Бэшмида и Мюриэл, единственной дочери покойного Френсиса Прендергаста; что под венец невесту вел ее дядя, сэр Теофилус Прендергаст; что она была очаровательна в шелковом платье, украшенном фиалками и что гостей было много, и все они были состоятельными людьми. Что же касается Джорджа Джобсона, то незадолго до упомянутой свадьбы он присоединился к исследовательской экспедиции, направлявшейся в мрачный Клэпхем. И, поскольку он так и не вернулся, можно утверждать почти наверняка, что он пал жертвой скуки и прочих тварей, кишащих в этой богом забытой местности. Где-то там, в этой безлюдной пустыне, имя которой великий Коммон, откуда лишь немногим дано было вернуться, лежит побелевший скелет. Когда-то этот скелет был Джобсоном.
__________________________________________________________________
*Руперт цитирует из Нового Завета: «Они, как бессловесные животные, водимые природою, рожденные на уловление и истребление, злословя то, чего не понимают, в растлении своем истребятся».
Само собой, Башмид с величайшим омерзением воспринял наличие соперника, который, обладал таким врожденным величием духа, что даже не стыдился своего заурядного имени Джордж Добсон. А ещё он носил галстук, купленный в магазине готовой одежды, и тоже без малейшего стеснения. Трудно подняться над подобными моральными высотами.
По-видимому, Мюриэль нравилась его надёжность. Более того, она явно предпочитала её тому, что заменяло это качество у Руперта Александра Башмида. Козырем Добсона была литература. Когда-то ему удалось под псевдонимом «Теодор Дарлимпл» напечатать в одном из журналов коротенькое стихотвореньице. Однако, вовсе не тот факт, что он получил за свое творение гонорар в размере десяти пенсов, впечатлил Мюриэль. Не корыстная сторона сочинительства манила её, а бессмертная слава. Она тоже ступила на тернистый путь литературы. Рассказ «Любовь Габриэля Андершоу» отвергли несколько лучших периодических изданий Лондона. Печать высокомерия не легла на её чело, но вот чувство некоторого превосходства над простыми смертными появилось, и именно оно побудило барышню назвать Руперта Александра Башмида, - к вящему удовольствию Добсона, ставшего свидетелем этой сцены, - скучным и не способным к мышлению субъектом, а также усомниться в наличии у него души. Бедняга Руперт, совершенно деморализованный и уничтоженный, отправился в свою холостяцкую берлогу. И вот, когда он сидел, нервно грызя трубку, а в голове его вертелись мысли о том, как бы на собственный страх и риск накропать пару-тройку виршей, вошел Джеймс.
- Что-то ты паршиво выглядишь, - заметил он покровительственным тоном, - ничего, у меня найдется, чем тебя развеселить.
- Это вряд ли, - мрачно изрёк Руперт.
- На что спорим? Я сам чуть не умер от смеха. Думал, что лопну. Рассказец моей сестры. Я его в гостиной нашёл. Ну, ты готов?
Прежде Руперту не доводилось слушать ничего, что бы вышло из-под пера Мюриэль.
- Не знал, что твоя сестра пишет юморески, – сказал он.
- Она тоже не знает, - коротко ответил Джеймс, - Поехали.
И, объявив, что опус называется «Похищенные губы», приступил к чтению.
Первые два абзаца его слушатель продолжал мрачно хмуриться. На четвёртом – черты лица Руперта разгладились. На седьмом – он захлёбывался смехом. Когда же повествование достигло середины, Башмид от хохота буквально катался по ковру.
- Ещё, ещё, - в изнеможении простонал он, когда его друг завершил чтение, - Прочитай это ещё раз.
Джеймс повторил всё с самого начала.
Тут-то присущее Руперту Александру Башмиду коварство и начало поднимать свою змеиную голову. Чернила на кончике моего пера бледнеют от ужаса, когда я пишу о столь безнравственных деяниях негодяя. Вкратце, его постыдный поступок заключался в следующем. Он подбил своего сообщника, этого Прендергаста, чтобы тот читал вслух «Похищенные губы» до тех пор, пока рассказ не утратил первоначальную свежесть, и, скажем, некоторую неожиданность, и он смог воспринимать сие творение без бурного проявления эмоций. И вот тогда-то он привёл в действие невыразимо омерзительный план, зародившийся в его коварном мозгу. Он зашёл навестить Мюриэль, зная наверняка, что найдёт у неё Джорджа Добсона. Как было условлено, Джеймс, послушное орудие в руках злодея, заявился чуть позже.
- Эй, послушай, Мюриэль,- сказал он, протягивая сестре кипу исписанных листков, - я нашёл рассказ, который ты потеряла.
- Я так рада! – воскликнула барышня, схватив вновь обретённое сокровище.
- Как бы мне хотелось, - вступил подлый змей Башмид, - чтобы вы нам его прочитали!
Да, да, пожалуйста! – подхватил ничего не подозревающий Добсон.
- Ну, если вы так просите…, - ответила Мюриэль.
- Да, да, конечно, – проворковал Добсон.
- Он называется, - возвестила барышня, - «Похищенные губы».
Джеймс устремился прочь из комнаты, а она начала читать.
- Если, - произнёс сурово злокозненный Башмид три минуты спустя, - вы не можете вести себя, как подобает джентльмену, не лучше ли вам удалиться?
- До свидания, мистер Добсон, - сказала Мюриэль таким ледяным тоном, что куда там холодильнику. Добсон ретировался.
- Человек, - заметил Руперт, принимая вид строгого судьи, - который находит что-либо смешное в таком прекрасном рассказе как «Похищенные губы», способен на что угодно.
- Да, верно, – согласилась девушка.
- Он перешёл все мыслимые границы, подобный тип недостоин человеческого общества! Ему место среди тварей, которых нужно стереть с лица земли. Словом, жалкий червяк!
- Без всякого сомнения, - ещё раз согласилась Мюриэль.
Это печальная история. Остаётся добавить только то, что вскоре состоялось бракосочетание между Рупертом Александром Башмидом и Мюриэль, единственной дочерью ныне покойного Фрэнсиса Прендергаста. Посаженным отцом был сэр Теофилус Прендергаст, дядя невесты, которая выглядела очаровательно в платье из шёлкового муслина, с бледно лиловыми бантами на плечах. Свадебные подарки были многочисленны и дороги. Что же касается Джорджа Добсона, то вскоре после свадьбы он присоединился к экспедиции, собиравшейся исследовать Клапэм, самый заброшенный и мрачный район в южной части Лондона, и больше никогда не вернулся, возможно, пав жертвой скук и прочих напастей, таящихся в этом унылом, забытом Богом, местечке. Где-то на самой окраине, на нетореных равнинах Клапэм Коммон, откуда почти никто не выбирался живым, лежит выбеленный непогодой скелет. Когда-то, в более счастливой жизни этот скелет был Джорджем Добсоном
Однако Башмед был немало раздосадован, узнав, что у него есть соперник, причем настолько самоуверенный, что даже не стесняется своего имени Джордж Добсон. А также не стесняется носить бабочку. Это просто переходило все границы!
Мюриэль же, похоже, нравилось его общество. Более того, оно явно нравилось ей больше общества Руперта Башмеда. Главным достоинством Джобсона был его литаратурный дар. Однажды он даже опубликовал в каком-то журнале коротенькое стихотворение под псевдонимом Теодор Далримпл. Но Мюриэль привлекли не два фунта восемь шиллингов, полученные им за публикацию. Она вообще не любила людей, пишущих ради денег. Мюриель зауважала Джорджа за его успех. Она и сама шла по тернистому пути писателя. Один из ее рассказов, "Любовь Габриэля Андершоу", отказались печатать лучшие газеты и журналы Лондона. И пусть Мюриэль и не стала смотреть на других совсем свысока, с этого момента она почувствовала свое превосходство над простыми смертными. И именно поэтому она как-то раз к вящему удовольствию наблюдавшего эту сцену Джобсона обозвала Руперта Башмеда занудой и обывателем, да еще и усомнилась в наличии у него души. Униженный и раздавленный, Руперт вернулся в свою пустую комнату. И как раз тогда, когда он сидел с трубкой в зубах и уже подумывал на свой страх и риск попробовать написать трагический стих, и появился Джеймс.
"Выглядишь неважно" - заключил он. "Ну ничего, у меня есть кое-что, что обязательно поднимет тебе настроение".
"Сомневаюсь" - буркнул Руперт в ответ.
"Точно тебе говорю. Я чуть не лопнул от смеха. Мне даже показалось, что лопнул. Это рассказ моей сестры. Я нашел его в гостиной. Готов?"
Руперт еще никогда не удостаивался чести услышать произведение Мюриэль.
"А я и не знал, что твоя сестра пишет юмористические рассказы", - сказал он.
"Она и сама об этом не знает" - коротко ответил Джеймс - "Итак..."
И, прочитав заглавие, "Поцелуй украдкой", он начал читать рассказ.
На протяжении первых двух абзацев лицо Руперта оставалось мрачным, но уже к четвертому оно просветлело, на седьмом он с трудом сдержал улыбку, а к середине рассказа он уже катался по полу от смеха.
"Продолжай!" - простонал Руперт, когда его друг дочитал рассказ до конца - "прочитай его еще раз!"
И Джеймс прочитал рассказ еще раз.
И вот тут-то Руперт Башмед и проявил все свое коварство. Даже чернила на моем пере побледнели от ужаса, когда я писал о его подлом поступке. В общем, он поступил следующим образом. Он уговорил своего сообщника Прендергаста читать ему "Поцелуй украдкой" до тех пор, пока он не привык к неожиданной, как бы так сказать, комичности рассказа настолько, что смог слушать его без смеха. И после этого он привел в исполнение свой на редкость хитрый план. Как-то раз он зашел в гости к Мюриэль Прендергаст, зная, что Джордж Джобсон как раз был у нее, а чуть позже, как они заранее договорились, в комнату вошел Джеймс, слепое орудие в руках Руперта.
"Смотри, Мюриэль" - сказал он сестре, протягивая ей рукопись - "я нашел рассказ, который ты потеряла".
"О, это просто замечательно!" - воскликнула Мюриэль, схватив свое сокровище и прижав его к груди.
"Нам было бы очень интересно послушать Ваш рассказ" - намекнул коварный Башмед.
"Да, пожалуйста!" - поддержал его ничего не подозревающий Джобсон.
"А вы уверены, что он вам понравится?" - спросила Мюриэль.
"Да, разумеется" - пробормотал в ответ Джобсон.
"Рассказ называется "Поцелуй украдкой"-сказала Мюриэль...
Джеймс пулей выскочил из комнаты и она начала читать.
"Мистер Джобсон" - сказал три минуты спустя Башмед довольно-таки резким тоном - "Если вы не умеете себя вести как подобает джентльмену, то, быть может, вам стоит уйти?"
"До свиданья, мистер Джобсон" - сказала Мюриэль. С этого момента она держалась с ним довольно-таки холодно. Джобсон ушел.
"Страшно даже подумать, на что способен человек, который может смеяться над таким милым рассказом как "Поцелуй украдкой" - осуждающе заявил Башмед.
"И не говорите!" - ответила Мюриэль.
"Он просто переходит все границы! С такими лучше не связываться. И вообще он нам не чета. В общем, он - полное ничтожесво!"
"И не говорите!" - ответила Мюриэль.
Это грустная история. Мне же остается только добавить, что вскоре Руперт Башмед и Мюриэль, единственная дочь старого Фрэнсиса Прендергаста, сыграли свадьбу, и что невеста, посаженным отцом которой был ее дядя Сэр Теофилиус Прендергаст, выглядела просто очаровательно в кисее и шелках, украшенных бантиками, и что подарки были дорогими и многочисленными. А что касается Джорджа Джобсона, так незадолго до свадьбы он записался добровольцем в исследовательскую экспедицию, направлявшуюся в глубины Клэпхема, и, вероятно, пал там жертвой кабанов или других диких зверей, которыми кишит эта местность, поскольку назад он так и не вернулся. Где-то посреди этой нехоженой пустыни, из которой возвращаются лишь немногие, лежит ослепительно белый скелет. В лучшие годы его имя было Джордж Джобсон.
Неслыханная низость Бэшмида
Итак, Бэшмид с безграничной досадой обнаружил, что у него есть соперник – человек воистину необычайного величия души: ведь, даже имея несчастье называться Джорджем Джобсоном, он этого не стыдился. Мало того - он носил галстук с готовым узлом, чего не стыдился тоже. Приходится признать: внутреннее достоинство не может простираться дальше.
Его акции на брачном рынке, похоже, котировались у Мюриэл достаточно высоко; судя по всему, она предпочитала этого типа Руперту Александру Бэшмиду. Коньком Джобсона-ухажера была литература. Однажды он опубликовал (под псевдонимом «Теодор Дэлримпл») небольшое стихотворение в журнале. Впрочем, Мюриэл привлек не тот факт, что он получил за это два шиллинга восемь пенсов - ей вообще был чужд подход к литературному труду с точки зрения грязной корысти. Слава – вот то, что завоевало ее уважение. Она тоже торила в литературе свой тернистый путь. Один из ее рассказов, «Любовь Габриэля Андершоу», был отклонен несколькими – несомненно, лучшими! - периодическими изданиями Лондона. Нет, это не сделало ее заносчивой, однако же придало чувство некоторого превосходства над прочими простыми смертными, в силу чего она объявила Руперта Александра Бэшмида – к великому удовольствию Джобсона, присутствовавшего при этом возмутительном случае – скучным, недостаточно интеллектуальным, а то и вовсе лишенным души. Обескураженный таким поворотом Руперт в весьма плачевном состоянии удалился в свое одинокое жилище. И вот, когда он сидел там с трубкой во рту и с неотступными мыслями о том, как разразиться лихорадочными стихами на свой собственный счет, явился Джеймс.
- Ты будто плесенью покрылся, - высказался гость нравоучительно. – А у меня есть кое-что, способное тебя развеселить.
- Держу пари, что нет, - мрачно отвечал Руперт.
- Бьюсь об заклад, что да. Я прямо чуть не умер - думал, лопну со смеху. Это рассказ моей сестры. Я обнаружил его в гостиной. Читать?
Никогда ранее Руперт не имел чести услышать что-либо из-под пера Мюриэл.
- Не думал, что твоя сестра пишет смешные истории, - сказал он.
- Так и она не думала! - быстро ответил Джеймс. – Ну, слушай же.
И, объявив названье – «Покоренные уста» - он приступил к чтению.
В течение первых двух абзацев уныние слушателя поколебать не удалось. Во время четвертого черты Руперта разгладились. На седьмом он уже еле сдерживался. И, где-то на середине истории, дошло до того, что он катался по полу от смеха и колотил руками по ковру.
- Еще, еще! – стонал раненый в самое сердце Руперт, когда его друг закончил. – Прочти еще раз!
Джеймс прочел.
Вот тут-то неслыханная низость натуры, столь свойственная Руперту Александру Бэшмиду, и подняла свою змеиную голову. Даже чернила в моей ручке белеют от ужаса, когда я пишу об аморальных деяниях мерзавца. Если быть кратким, его подлость заключалась в следующем. Он побуждал своего приятеля, этого самого Прендергаста, читать «Покоренные уста» вслух до тех пор, покуда их первая свежесть и, так сказать, эффект внезапности слегка не поистерлись, так что он мог уже слушать рассказ без неистовых сотрясений. Тогда Бэшмид претворил в жизнь немыслимо коварную интригу, рожденную его бесчестным умом. Он нанес визит мисс Мюриэл Прендергаст в то время, когда, как он знал, там должен был находиться Джордж Джобсон; и, в соответствии с предварительной договоренностью, Джеймс - слепое орудие в его руках – вошел в комнату.
- Послушай-ка, Мюриэл, - заметил Джеймс, протягивая сверток с рукописью, - я нашел тот рассказ, который ты потеряла.
- О, я так рада! – воскликнула Мюриэл, хватая вновь обретенное сокровище.
- Я хотел бы, - заметил гадина Бэшмид, - чтобы вы нам его прочитали.
- О, пожалуйста, просим! – ворковал ни о чем не подозревающий Джобсон.
- Если вы в самом деле этого хотите, - потупилась Мюриэл.
- Хотим, хотим! – журчал ручейком Джобсон.
- Рассказ называется, - объявила Мюриэл, - «Покоренные уста».
Джеймс испарился из комнаты, и она приступила к чтению.
Прошло минуты три.
- Мистер Джобсон! - сказал тут чудовищный Бэшмид сурово. - Если вы не в состоянии вести себя как джентльмен, не лучше ли вам покинуть нас?
- Всего хорошего, мистер Джобсон, - выдавила Мюриэл тоном, в котором заметно сквозил арктический холод. Джобсон удалился.
- Мужчина, который находит что-то смешное в прекрасном рассказе – таком, как «Покоренные уста», - изрек назидательно Бэшмид, - способен на любую мерзость.
- Правда?.. – прошептала Мюриэл.
- Он переходит всякие границы; зазорно даже числиться в его приятелях. Ему бы больше подошла компания испорченных, грубых животных. Одним словом, червяк!
- Правда?.. – повторила Мюриэл.
Это очень мучительная история. Могу лишь добавить, что вскоре состоялась свадьба Руперта Александра Бэшмида и Мюриэл, единственной дочери покойного Фрэнсиса Прендергаста; что новобрачная, посаженным отцом которой был ее дядя, сэр Теофилус Прендергаст, выглядела прелестно в муслиновом платье, украшенном букетиками гелиотропов, а многочисленные гости были к тому же богаты. Что до бедняги Джорджа Джобсона, то незадолго до свадьбы он присоединился к исследовательской экспедиции в мрачные дебри Клапама и, поскольку он так и не вернулся, слишком вероятно, что он пал жертвой диких и опасных тварей, кишащих в том Богом забытом месте. Где-то там, в бездорожной пустыне, на великой ничейной земле, откуда возвращается так мало путешественников, покоится выцветший от времени скелет. В более счастливые дни этот скелет был Джобсоном.
Вследствие этого, Башмет с чувством непреодолимого отвращения обнаружил что у него имеется соперник, личность такой степени природного благородства, что даже хотя она и носила имя Джордж Джобсон, всё же ни капельки не стыдилась этого. Личность эта также носила дешёвый галстук и не стыдилась и его. Это был уже верх неприличия.
Мюриэль казалось импонировала такая уверенность. Мало того, если судить по внешности, Руперт Александр Башмет тут неизбежно проигрывал. Впечатляющий наряд Джопсона был, так сказать, аллегорией самой литературы. Когда-то он опубликовал коротенькое стихотвореньице в одном журнале под псевдонимом "Теодор Дальримпль". И дело было вовсе не в том, что за свои старания он удостоился награды в десять пенсов. Она не придавала большого значения тем грошам, что возможно заработать собственным пером. Слава, лишь слава способна была зародить в ней чувство подлинного уважения. Она тоже бывало ступала по тернистому пути писательского творчества. Несколько самых лучших лондонских журналов отказались напечатать её рассказ под названием "Любовь Габриэля Андершоу". Но она не сделалась от этого высокомерной. Однако, чувство определённого превосходства над простыми смертными овладело ей, и в порыве страсти, к великому восторгу Джопсона, который оказался свидетелем этого бичевания, обозвала Руперта Александра Башмета пресным и бездумным, и с презрением отвергла все предположения о наличии у последнего души. Всё что осталось от Руперта в полном расстройстве удалилось в своё одинокое жилище.
Джеймс появился как раз в тот момент, когда Руперт сидел покусывая трубку и готов был разразиться пылкой строфой по самому себе.
-Хандришь? -издал вечно поучающий Джеймс. -У меня есть кое-что, что тебя непременно взбодрит.
-Поспорим нет! -мрачно заявил Руперт.
-Спорим да! Я сам чуть не умер от смеха. Мне даже показалось у меня внутри что-то лопнуло. Это рассказ моей сестры. Я нашёл его в гостиной. Ты готов?
Руперт ещё никогда не удостаивался чести послушать что-нибудь из под пера Мюриэль.
-Я не знал, что твоя сестра пишет юмористические рассказы.-сказал он.
-Она об этом сама не подозревает.- кратко ответил Джеймс.-Слушай!
И объявив название "Украденные губы" он начал своё чтение.
Первые два абзаца не рассеяли мрак на лице слушателя. На четвёртом его физиономия расплылась в улыбке. На седьмом он едва сдерживал приступы смеха. А когда чтец дошёл до середины рассказа, он уже катался по полу.
-Ещё, ещё!- едва выдавил обессилевший Руперт. -Прочитай ещё раз!
Он прочитал ещё раз.
Вот тут-то своебразная натура Руперта начала проявлять свою истинную сущность.Я пишу о бессмертных проделках этого негодяя и чернила в моей ручке белеют от ужаса. Вкратце его постыдное поведение заключалось в следующем. Он заставил своего сообщника, представителя сильной половины рода Прендергастов, читать "Украденные губы" до тех пор, пока первоначальная свежесть, и так сказать неожиданность, не потеряет силу своего воздействия, и он сможет слушать рассказ, будучи совершенно безразличным. Затем он организовал непостижимо постыдный заговор, который только его бесчестный разум мог замыслить. Он нанёс визит мисс Мюриэль Прендергаст в тот час, когда он знал, что у неё непременно будет Джордж Джопсон, и по заранее обусловленной договорённости, Джеймс, введённая им в заблуждение марионетка, вошёл в комнату.
-А я тут нашёл твой рассказ Мюриэль, что ты потеряла.-Небрежно заметил Джеймс, протягивая свиток рукописей.
-О как я рада!-воскликнула Мюриэль, вцепившись во вновь обретённое сокровище.
-Было бы замечательно, если бы ты прочитала его нам.-Произнёс этот подлец Башмет.
-Ну пожалуйста!- Проворковал, ничего не подозревающий Джопсон.
-Ну если вы настаиваете, -сказала Мюриэль.
-Мы с радостью послушаем, -пробормотал Джопсон.
-Рассказ называется,- объявила Мюриэль,- "Украденные губы".
Джеймс рванул из комнаты, а она начала читать.
-Если, -молвил сурово отвратительный Башмет, три минуты спустя,- вы не в состоянии вести себя, как подабает джентельмену, мистер Джопсон, не лучше ли вам покинуть нас?
-Прощайте мистер Джопсон!- сказала Мюриэль. Холодность в её обрашении была бы заметна даже в холодильнике. Джопсон удалился.
-Человек,-говорил Башмет осуждающе,-который может найти над чем посмеяться в таком замечательном рассказе, как "Украденные губы" способен на всё.
-Действительно, не правда ли? -подтвердила Мюриэль.
-Он перешёл все границы; он не достоин общества своих товарищей. Он конченный человек. Одним словом червяк!
-Действительно! -сказала Мюриэль.
Это грустная история. Мне остаётся только добавить, что вскоре после этого Руперт Александр Башмет и Мюриэль, единственная дочь покойного Франсиса Прендергаста, сыграли свадьбу. Невеста, которую к алтарю подвёл её дядя Сэр Теофилус Прендергаст, выглядела очаровательно в своих шелках и муслине, со светло-лиловыми аксельбантами. Подарки были многочисленные и дорогие. Что же касается Джорджа Джопсона, незадолго до свадьбы он присоединился к исследовательской экспедиции на мрачный Клэпхэм, и так как он так и не веренулся, вполне вероятно, что он пал жертвой боровов и других зверей, наводняющих ту безлюдную местность. Где-тот там, в девственной пустыне Великая Посредственность, из которой лишь не многие путники возвращаются, лежит скелет ослепительной белизны. В более счастливые для него времена этот скелет был Джопсоном.
Джордж Джобсон с его уверенностью в себе очень нравился Мьюриэл, причем, куда более Руперта Александра Бамшеда, если конечно, не обращать внимания на потертую одежду. Джобсон прекрасно разбирался в литературе. Однажды он под псевдонимом Теодор Дарлимпл опубликовал в журнале одно стихотворение и даже получил за это двадцать восемь пенсов. Но Мьюрил не придавала значения материальным плодам поэзии, эту девушку завораживала слава. Ее собственный путь к литературной славе был тернист. Рассказ под названием "Любовь Габриэла Андершоу" был отвергнут несколькими лучшими журналами. Это не сделало Мьюриэл заносчивой, но заставило с некоторым презрением смотреть на все житейское. Под влиянием этого она, к вящему удовольствию Джобсона, который присутствовал при этой экзекуции, заявила Бамшеду, что он пошлый, глупый и бездушный тип. Полностью разбитый, Руперт срочно ретировался к себе в комнату. Пока он там сидел, покуривая трубку и размышляя, не написать ли что-нибудь ядовитое в отместку, появился Джеймс.
- Вы скверно выглядите, - заметил Джеймс.
- Ну-ка, приободритесь, я вам сейчас кое-что расскажу.
- Ничто меня не обрадует.
- Спорим, обрадует. Я чуть не умер. Я принес Вам рассказ моей сестры - нашел в гостиной. Готовы слушать?
До этого Руперт не удостаивался чести прочтения чего-либо из написанного Мьюриэл.
- Не знал, что твоя сестра пишет юморески.
- Она и не хотела. Ну, слушайте. Итак, рассказ называется "Украденный поцелуй".
Первые два абзаца не возымели никакого эффекта на мистера Рупперта, после четвертого он расслабился, ну а седьмой заставил его улыбнуться. Когда рассказ подошел к середине, Руперт уже сгибался пополам от смеха.
- Продолжайте, продолжайте. Прочтите еще раз, - просил Руперт своего друга.
Тот прочел рассказ заново.
Именно тогда низость и коварство, ранее дремавшее, пышным цветом распустилось в душе Бамшеда. Чернила стынут от ужаса в моей чернильнице, когда я берусь описать все подлости, которые совершил этот негодяй. Говоря вкратце, он уговорил своего сообщника, этого Прендергаста, читать ему "Украденный поцелуй" до тех пор, пока рассказ не утратил некоторую новизну и не вызывал взрывов хохота. Его вооброжение родило неверояный по своей низости и коварству план, который и был затем воплощен в жизнь. Бамшед подгадал свой визит к Мюриэл, когда с ней был Джобсон. Его покорное орудие, Прендергаст, как и было оговорено, вошел в комнату.
- Мьюриэл, я нашел рассказ, который ты потеряла, - сказал Джеймс, протягивая ей рукопись.
- Как я рада!, - воскликнула Мьюриэл, сжимая в руках вновь обретеннное сокровище.
- Прочти нам свой рассказ, - попросил этот коварный змей Бамшед.
- Пожалуйста, прочти, - взмолился ничего не подозревающий Джобсон.
- Ну, если вы действительно хотите, - проговорила Мьюриэл.
- Ну конечно! - воскликнул Джобсон.
Джеймс удалился, и Мьюриэл начила читать.
Спустя три минуты Бамшед сказал:
- Джобсон, если вы не можете вести себя, как подобает джентльмену, может, будет лучше, если вы удалитесь?
- Прощайте, Джобсон. - сказала Мьюриэл. Голос, каким это было сказано, заставил бы и холодильник покрыться инеем.
- Человек, смпособный посмеяться над столь трогательным рассказом, как "Украденный поцелуй" способен на всяческие низости, - сказал Бамшед.
- Неужели! - воскликнула Мьюриэл.
- Джобсон перешел все границы. Его место не с нами, а с такими же подонками, как и он сам.
- Вот как! - сказала Мьюриэл.
Вот такая грустная история. Мне остается только добавить, что Мьюриэль, единственная дочь покойного сэра Френсиса Прендергаста, с одобрения своего дяди, сэра Теофила Прендергаста сочеталась браком с Рупертом Александром Бамшедом. Она прекрасно выглядела в муслиновых кружевах и лиловых бантах, гости подарили несчетное число дорогих подарков. Что же касается Джорджа Джобсона, то он незадолго до свадьбы отправился с исследовательской экспедицией в самое сердце джунглей черного континента, да и сгинул там. Вероятно, он пал жертвой саблезубых тигров или других свирепых чудовищ, которые населяют эту неизведанную страну. Где-то там, в непроходимых лесах лежит обглоданный скелет, который в лучшие времена был Джобсоном.