Лорд Эмсворт и подружка

День выдался таким теплым и прекрасным, так волшебно сотворенным из солнечного света, голубого неба и птичьих трелей, что каждый, кто знал Кларенса, девятого графа Эмсвортского и его любовь к хорошей погоде, живо представил бы себе, как в это солнечное утро он разгуливает здесь в приподнятом настроении, с сияющей улыбкой на губах. Вместо этого он сидел сгорбившись за столом, и с таким пылким негодованием смотрел на ни в чем не повинную копченую селедку, что рыба, казалось, зажаривается под его взглядом. В городе праздновали августовский банковский праздник, а в такой день замок Бландингс, по мнению его светлости, превращался в миниатюрный ад.

В праздничные дни его личный парк и окрестности покрывались мерзкой сыпью качелей, каруселей, шатров, бумажных кульков и воздушных шариков; это был один из тех дней, когда приливная волна крестьян c их визжащими отпрысками, поглощала эту обитель вечного покоя. В банковский праздник ему не позволительно было лениво копаться в саду, одетым в свое старое пальто – неподвластая ему сила втискивала его в жесткий воротничок и цилиндр и приказывала идти на улицу и быть дружелюбным. Прохладным тихим вечером эта неведомая сила ставила его на помост и заставляла произносить речь. Для человека, которому предстоит такой день, прекрасная погода выглядит издевательством.

Его сестра, леди Констанс Кибл, c сияющим видом посмотрела на него поверх кофейника.

- Что за чудная погода!, сказала она.

Лорд Эмсворт еще больше помрачнел. Эта женщина, больше, чем любая другая, раздражала его своими призывами вести себя так, как будто все к лучшему в этом лучшем из миров. Не будь Констанс с ее неусыпной бдительностью его сестрой, он мог бы, как ему казалось, отвертеться от цилиндра.

- Ты уже подготовил речь?

- Да.

- Смотри же, на этот раз выучи ее наизусть, чтобы не заикаться и не мямлить как в прошлом году.

Лорд Эмсворт оттолкнул от себя тарелку с селедкой. У него пропало желание есть.

- И не забудь, что сегодня утром ты должен сходить в деревню. Тебе нужно объявить лучший приусадебный участок.

- Да, да, да, сказал он раздраженно. Я помню.

- Я думаю, что пойду туда вместе с тобой. Сейчас там находятся эти лондонские дети от фонда “Свежий Воздух”. Мне нужно предупредить их, чтобы сегодня на празднике они вели себя как положено. Ты же знаешь этих лондонских детей. Макалистер говорит что вчера поймал одного, когда тот рвал цветы.

Несомненно, что в любое другое время такой возмутительный поступок глубоко потряс бы Лорда Эмсворта. Но теперь, его жалость к себе была настолько сильной, что новость эта нисколько его не задела. Он выпил свой кофе с таким видом, словно сожалел, что это была не цикута.

- Кстати, вчера вечером Макалистер опять говорил со мной об этой гравийной дорожке на тисовой аллее. Мне кажется она ему очень нужна.

- Ыыкхх, Лорд Эмсворт издал звук, который, как скажет вам любой филолог, пэр Англии издает, когда нечто поражает его в самое сердце в то время когда он пьет кофе.

Многое было написано о коммерческом и промышленном городе Глазго, что в графстве Ланаркшир в Шотландии. Encyclopaedia Britannica так лирично обошлась с этим местечком, что отдала ему двадцать семь страниц, прежде чем расстаться с ним и перейти к Glass, Glastonbury, Glatz и Glauber. Однако, единственный факт, который в первую очередь занимает вашего покорного рассказчика – это то, что порода людей, которых порождает город Глазго, отличается мрачностью, настырностью, упорством и упрямством; это люди с рыжими бакенбардами, которые знают чего хотят и идут напролом к своей цели. Таким был Ангус Макалистер, главный садовник замка Блендинг.

Много лет назад Ангус Макалистер поставил перед собой цель всей своей жизни проложить гравийную дорожку на знаменитой тисовой аллее замка. Много лет подряд представлял эту идею на рассмотрение своему хозяину, и будь на его месте кто-нибудь другой, без рыжих бакенбардов, то очевидное отвращение последнего к этой затее смутило бы его. И вот, он, кажется, опять взялся за свое.

- Гравийная дорожка!, все жилистое тело Лорда Эмсворта напряглось. Он всегла считал, что природе было угодно покрыть землю на тисовой аллее мхом. И что бы там не думала Природа, будь он проклят, если он позволит этому человеку с клайдсайдским акцентом и лицом напоминающим сморщенную картошку пойти и исковеркать это прелестное пространство зеленого бархата. Гравийную дорожку ему подавай! А может быть еще и асфальт? А почему бы не поставить там несколько афиш, с рекламой пилюль от печеночных колик или, скажем, бензоколонку? Вот, что что ему на самом деле нужно.

Лорд Эмсворт злопыхал. А когда он злопыхал, он становился ужасно саркастичным.

- А я думаю это очень хорошая идея, сказала его сестра. – Там можно будет гулять и в сырую погоду. Ведь влажный мох портит обувь.

Лорд Эмсворт поднялся. Он больше не мог этого выносить. Он оставил стол, комнату, дом и спустя несколько минут оказавшись у тисовой аллеи с ужасом обнаружил, что она населена Ангусом Макалистером, собственной персоной.

Главный садовник стоял, вперив свой взгляд в мох, с видом древнего жреца, готовящего к закланию человеческую жертву.

- Доброе утро, Макалистер, сказал Лорд Эмсворт холодно.

- Добро утро, ваша свектлость.

Повисло молчание. Ангус Макалистер, вытянув ступню, похожую на футляр для скрипки, поставил ее на мох. Значение этого жеста было очевидным. Он выражал презрение, неприязнь и общий анти-моховый дух. Лорд Эмсворт вздрогнул и неприязненно оглядел садовника сквозь пенсне. И хотя не слишком часто (из теологических соображений), но все же, он задавался вопросом, почему, если Провидению вообще было необходимо создавать главных садовников, оно сделало их такими шотландскими? И почему, если развить эту мысль дальше, в случае с Ангусом Макалистером, оно вообще создало его человеком? К чему было так бесполезно тратить на человека все ингредиенты, необходимые для создания первоклассного осла. Он подумал, что в качестве осла Ангус Макалистер ему мог бы даже нравится.

- Вчера я разговаривал с ее светлостью.

- Да?

- О гравийной дорожке, о ней я разговаривал с ее свеклостью.

-Да?

- Ее свектлости моя идея очень понравилась.

- Да ну! Ну что ж…

Лицо Лорда Эмсворта порозовело от возбуждения и он уже готов был разразиться гневными словами, которые созрели в его голове, когда внезапно он поймал взгляд главного садовника и осекся. Ангус Макалистер смотрел на него своим особым взглядом, и Лорд Эмсворт знал что означает этот взгляд. - Только однорезкое слово, говорил его взгляд, естественно, на шотландском языке, только одно резкое слово с вашей стороны, и я подам в отставку. И с болезненным потрясением до Лорда Эмсворта дошло, до какой степени он был во власти этого человека. Он безысходно потоптался на месте. Да, он был беспомощен. Если не брать в рассчет эту причуду с гравийной дорожкой, Ангус Макалистер был лучшим из тысячи главных садовников, и он был нужен Лорду Эмсворту. Он не мог без него обойтись. К сожалению, это было проверено на деле. Когда-то, когда они готовили к земледельческой выставке ту тыкву, которая впоследствии, легко одержала блестящую победу, он осмелился грубо поговорить с Ангусом Макалистером и Ангус подал в отставку, и он был вынужден умолять, да, да, умолять его вернуться назад. Хозяин не может вести себя подобным образом и рассчитывать на то, что после этого сможет управлять железной рукой. Переполненный трусливым негодованием, которое осмеливается гореть, но не осмеливается полыхать, Лорд Эмсворт кашлянул, что могло быть расшифровано как бронхиальный белый флаг.

-Я… эээ…, я подумаю над этим.

-Угу.

-Мне теперь нужно ехать в деревню. Увидемся позже.

-Угу.

- А пока… я…эээ… подумаю над этим.

- Угу.

Лорд Эмсворт и его подружка

День был такой теплый, такой ясный, с ослепительным солнцем в голубом небе и птичьими трелями, что кто-либо, знающий Кларенса, девятого по счету графа из рода Эмсвортов, и его пристрастие к хорошей погоде, живо представил бы себе его, неторопливо бредущего в это погожее летнее утро, с сияющей улыбкой и в приподнятом настроении. Но вместо этого граф, сгорбившись над столом, вперил на ни в чем неповинную копченую сельдь исполненный такой горечи взгляд, что, казалось, та сейчас испепелится. А все из-за того, что был августовский праздничный выходной, и, по мнению его светлости, замок Блэндингс в этот день превращался в ад в миниатюре.

Это был тот день, когда его парк и угодья покрывались тошнотворной сыпью качелей, каруселей, шатров, надувных шаров и бумажных пакетов, когда волна крестьян с их визжащими отпрысками поглощала это древнее пристанище покоя. В августовские праздники ему не разрешалось побродить в свое удовольствие по саду, облачившись в старое пальто: неподвластные лорду силы облачали его в жесткий воротничок и цилиндр, приказывали быть любезным. И с наступлением прохладных тихих сумерек эти же силы водружали Кларенса на помост и заставляли его держать речь. И человеку в такой день прекрасная погода кажется насмешкой.

Сестра графа, леди Констанс Кибл, бросила на него веселый взгляд поверх кофейника.

- Какое замечательное утро! – сказала она.

Лорд Эмсворт помрачнел еще больше. Он почувствовал раздражение – не пристало ей вести себя так, словно это был самый развеселый мир. И если бы не бдительность его сестры Констанс, Эмсворт мог избавиться хотя бы от цилиндра.

- Ты подготовил речь? - Да. - Ну, на этот раз выучи ее наизусть и не мямли, как в прошлый раз.

Лорд Эмсворт оттолкнул тарелку с селедкой. Он потерял всякий аппетит.

- И не забудь, сегодня ты идешь в деревню осматривать сельские сады.

- Хорошо, хорошо, хорошо, - раздраженно произнес его светлость. – Я не забыл.

- Думаю, я пойду в деревню с тобой. Там сейчас столько этих маленьких лондонцев, выпущенных на свежий воздух, и я должна предупредить их, чтобы они вели себя прилично на празднике. Ты знаешь, что такое столичные дети. Макаллистер говорит, он застал одного в саду на днях, и тот рвал цветы.

В любое другое время новость об этом возмутительном поступке, без сомнения, произвела бы глубокое впечатление на лорда Эмсворта. Но сейчас, когда его жалость к себе была так сильна, он даже не содрогнулся. Он попивал кофе с видом человека, который сожалеет о том, что это не яд.

- Кстати, прошлым вечером МакАллистер снова говорил со мной, что неплохо было бы посыпать гравием дорожку в тисовой аллее. Он, кажется, очень увлечен этой идеей.

- Глаг!, - произнес лорд, - звук , как скажет вам любой филолог, который издают пэры королевства, пораженные в самое сердце во время распития кофе.

О Глазго, большом торговом и промышленном городе в шотландском графстве Ланаркшир, написано немало. Британская энциклопедия предается настолько поэтичному описанию этой местности, что, прежде чем оторваться и наконец-то перейти к Гласс, Гластонбери, Глатцу и Глауберу, посвящает ей целых 27 страниц. И из всего напрашивается единственный вывод - граждане, порожденные этим городом, склонны к угрюмости, непреклонности, упорству и настойчивости – люди с рыжими усами, которые знают, чего они хотят и намерены заполучить желаемое. Одним из них и был Энгус Макаллистер, главный садовник замка Блэндингс.

Из года в год Энгус Макаллистер ставил перед собой вполне земную цель – соорудить дорожку из гравия в знаменитой тисовой аллее замка. Из года в год он доносил свой проект до сведения своего нанимателя, хотя в любом другом менее пышноусом создании откровенная ненависть хозяина давно бы вызвала замешательство. И на этот раз, кажется, садовник снова принялся за свое.

- Дорожка из гравия! – лорд Эмсворт вытянулся во всю длину своего жилистого тела. Природа, как он всегда утверждал, задумала тисовую аллею, устланную именно мхом. И, что бы Природа ни думала на этот счет, лично он будет проклят, если некоторые личности с клайдсайдским акцентом и лицом, как испорченный картофель, придут и будут кромсать это прекрасный ковер из зеленого бархата.

- Дорожка из гравия, в самом деле! А почему не асфальт? Почему не щиты с рекламой пилюль от печени и бензоколонка? Вот что на самом деле придется по вкусу человеку.

Лорд Эмсворт почувствовал горечь, а когда он испытывал горечь, то становился ужасно саркастичным.

- Ну, я думаю, это очень хорошая идея, - сказала сестра. – Там можно будет гулять в сырую погоду. Влажный мох портит обувь.

Лорд встал. Он больше не мог вынести ни минуты. Он вышел из-за стола, затем из комнаты, из дома, и, подходя к тисовой аллее несколько минут спустя, испытал протест, обнаружив там Энгуса Макаллистера собственной персоной. Садовник стоял, уставившись на мох, словно исповедующий некую древную религию жрец, который вот-вот вонзит клинок в жертву.

- Доброе утро, Макаллистер, - холодно произнес лорд Эмсворт.

- Добр-р-рое утр-р-р-ро, ваша светлость.

Пауза. Энгус Макаллистер, вытянув ногу, похожую на футляр от скрипки, примял ею мох. Значение этого жеста было простым. Оно выражало презрение, неприязнь, дух неприятия мха в целом: и лорд, морщась, неприветливо оглядел садовника через пенсне. Нечасто предаваясь теологическим размышлениям, он все же удивлялся, почему Провидение, коль уж создает главных садовников, посчитало необходимым сотворить их до такой степени шотландцами. И почему вообще сделало Энгуса Макаллистера человеком? Все составляющие первоклассного осла просто оказались не востребованы. Лорд подумал, что ему понравился бы Энгус Макаллистер в качестве осла.

- Вчера я говорил с ее светлостью.

- О-о?

- Я говорил насчет дорожки из гравия .

- О-о?

- Ее светлость посчитала идею превосходной.

- Неужели! Ну...

Лицо лорда Эмсворта стало ярко пунцовым, и он уже был готов выпалить гневные слова, сами собой возникающие у него в голове, как неожиданно он поймал взгляд садовника и осекся. Энгус Макаллистер глядел на графа как-то особенно, и лорд знал, что этот взгляд означает. Только одно слово – говорили его глаза по-шотландски, конечно же – только одно слово, и я подам в отставку. И тут, будучи неприятно потрясенным, лорд Эмсворт вдруг осознал, что он полностью в руках этого человека.

Да, он был безоружен. Не считая этой причуды с дорожкой, такого садовника, как Энгус Макаллистер, не найти и среди тысячи, и лорд нуждался в нем. Он не мог обойтись без него. К сожалению, так уже было. Однажды как-то раз, когда они готовились к аграрной выставке, лорд осмелился насмехаться над этим самодовольным типом, который позже катился домой с величественным видом победителя. И Энгус подал в отставку, а Кларенс был вынужден умолять его– да, умолять – вернуться. Хозяину никак нельзя совершать такие поступки, тут нужна железная рука. Исполненный трусливого приступа ярости, бушевавшего внутри, но не осмеливавшегося вырваться наружу, лорд Эмсворт кашлянул – его бронхи открыто выбросили белый флаг.

- Я... э-э... Я подумаю над этим, Макаллистер.

- Х-м.

- Сейчас мне нужно идти в деревню. Увидимся позже.

- Х-м.

- А пока я... э-э... подумаю над этим вопросом.

- Х-м.

Лорд Эмсворт и его подружка

День был таким тёплым, таким ясным, просто магическим смешением солнечного света, голубого неба и птичьего пения, что любой, кто был знаком с Кларенсом, девятым графом Эмсвортским и знал о его любви к хорошей погоде, представил бы себе его прогуливающегося этим летним утром с сияющей улыбкой и лёгким сердцем. Вместо этого, он сгорбился над столом, на котором был сервирован завтрак, и направил на безвинную копчёную сельдь взгляд, столь полный глубокой печали, что казалось, он испепелит рыбу. Потому что это был день Августовских Банковских Каникул, а Бландингс во время Августовских Банковских Каникул, по мнению его светлости, превращался в миниатюрную копию ада.

В такой день его парк и сад наполнялись шумной суетой с качелями, каруселями, шатрами, надувными шарами и бумажными сумками; в такой день приливная волна простолюдинов с их вопящими детьми захлестывала его спокойное убежище. Во время Августовских Банковских Каникул ему не разрешалось наслаждаться прогулками по садам в старом пальто: силы, над которыми он был не властен, упаковывали его в тугой воротничок и цилиндр и приказывали ему выйти из дома и быть общительным.

А когда наступали прохладные вечерние сумерки, они заставляли его взобраться на помост и произнести речь. Человеку, которому предстоит подобный день, хорошая погода представляется злобной насмешкой.

Его сестра, леди Констанция Кибл, посмотрела на него поверх кофейника взглядом, полным радости.

- Какое прекрасное утро! - Сказала она.

Лорд Эмсворт стал ещё мрачнее. Его раздражало, когда ему предлагали вести себя так, как будто всё прекрасно в этом прекраснейшем из миров, и особенно когда подобное предложение исходило от этой женщины.

Если бы не его сестра Констанция и её зоркая бдительность, он мог бы, - подумалось ему, - избежать, по крайней мере, хотя бы цилиндра.

- Ты уже подготовил речь?

- Да.

- Только не забудь в этот раз выучить её наизусть, чтобы не мямлить и не запинаться, как в прошлом году.

Лорд Эмсворт отодвинул тарелку и сельдь. Он потерял интерес к еде.

- И не забудь, что этим утром тебе надо пойти в деревню, чтобы определить победителя в конкурсе садов.

- Хорошо, хорошо, хорошо, - сказал его сиятельство раздражённо. - Я не забуду.

- Думаю, я должна буду пойти в деревню вместе с тобой. Там сейчас живут несколько детей из лондонского Фонда Чистого Воздуха, и я хочу предупредить их, чтобы они вели себя прилично, когда придут на праздник. Ты же знаешь, какие они, эти лондонские дети. МакАллистер сказал, что на днях поймал одного из них в саду, когда тот рвал цветы.

В любое другое время, новость об этом возмутительном поступке, без сомнения, сильно взволновала бы Лорда Эмсворта. Но сейчас, его жалость к себе была столь сильна, что он даже не вздрогнул. Он продолжал пить кофе, с видом человека, сожалеющего, что это не цикута.

- Кстати, МакАллистер снова говорил со мной этим вечером насчёт гравийной дорожки в тисовой аллее. Похоже, он крайне увлечён этой идеей.

- Глуг! - Лорд Эмсворт издал звук, который, как скажет вам любой филолог, обычно издают сильные духом люди, когда их что-нибудь потрясает до глубины души во время употребления кофе.

О Глазго, этом коммерческом и промышленном городе в графстве Ланаркшир в Шотландии, написано много. Британская Энциклопедия столь лирично подходит к описанию этого места, что только через двадцать семь страниц ей удаётся оторваться от этого занятия и перейти к Гласности, Глатцу, Гластонбери, и Глауберу. Однако, главная его особенность, которая сразу привлекает внимание современного летописца, состоит в том, что его жители обычно люди мрачные, суровые, бережливые и упорные; эти люди с рыжими бакенбардами знают, чего хотят и как этого добиться. Таким был и Ангус МакАллистер, главный садовник замка Бландингс.

Много лет назад, Ангус МакАллистер решил, что его предназначением в этой жизни будет создание гравийной дорожки через знаменитую тисовую аллею замка. Годами он пытался привлечь к этому проекту внимание своего нанимателя, хотя в любом другом, менее обакенбарденном существе неприкрытое отвращение последнего вызвало бы замешательство. И теперь, похоже, он снова решился на приступ.

- Гравийная дорожка! - Лорд Эмсворт напрягся всем телом. Природа, как он всегда утверждал, предназначила тисовой аллее быть покрытой мхом. И чтобы там сама Природа не думала об этом, будь он проклят, если он разрешит людям с Клайдским акцентом и лицом, похожим на заплесневевшую картофелину уродовать этот прекрасный кусочек земной поверхности цвета зелёного бархата. - Ну да, гравийная дорожка! А почему не асфальт? Почему бы не поставить парочку щитов с рекламой таблеток для печени и заправочных станций? Это как раз то, что ему нравится.

Лорд Эмсворт чувствовал себя ужасно, а когда он чувствовал себя ужасно, то бывал крайне саркастичным.

- Ну, я думаю, это очень хорошая идея, - сказала его сестра. - Тогда там можно было бы ходить в плохую погоду. Мокрый мох очень вреден для обуви.

Лорд Эмсворт поднялся. Он больше не мог выслушивать такое. Он отошёл от стола, покинул комнату, дом и, достигнув тисовой аллеи несколькими минутами позже, был возмущён, обнаружив, что она осаждена самим Ангусом МакАллистером. Главный садовник стоял и смотрел на мох, как высший жрец древней религии, готовый вонзить нож в человеческую жертву.

- Доброе утро, МакАллистер, - сказал Лорд Эмсворт холодно.

- Добррое утрро, ваша светлость.

Последовала заминка. Анугс МакАллистер протянул ногу, похожую на корпус виолончели, и опустил её на мох. Значение этого поступка было ясно как день. Он выражал презрение, ненависть, анти-моховой настрой: и Лорд Эмсворт, содрогнувшись, неласково посмотрел на садовника через своё пенсне. Хотя обычно он не вдавался в теологические рассуждения, его всё же очень интересовало, почему же Высшие Силы, если уж решили создать главных садовников, создали их такими шотландскими. А в случае Ангуса МакАллистера почему, рассуждая дальше, вообще придали им человеческий облик? Ингредиенты, пригодные для первоклассного осла были просто выброшены на ветер. Он чувствовал, что, будь Ангус МакАллистер ослом, то смог бы ему понравиться.

- Я вчера говорил с её милостью.

- Да?

- О гравийной дорожке я говорил с её милостью.

- Да?

- Её милости понравилось эта идея.

- Ну да! Так вот...

Лицо Лорда Эмсворта приобрело ярко-розовый оттенок, и он уже почти разразился гневными словами, которые возникли в его голове, когда он вдруг поймал взгляд главного садовника и остановился. Ангус МакАллистер глядел на него особым образом, и он знал, что такой взгляд означает. Ещё одно замечание, - говорил его взгляд - конечно же, по шотландски - ещё одно замечание и я подам в отставку. С болезненным потрясением, Лорд Эмсворт осознал, что полностью находится в когтях этого человека.

Он жалко переминался с ноги на ногу. Да, он был беспомощен. За исключением этой странности, насчёт гравийных дорожек, Ангус МакАллистер был главным садовником, каких бывает один на тысячу, и он нуждался в нём. Он не мог обойтись без него. Это, к сожалению, было экспериментально проверенно. Однажды, когда они холили для Сельскохозяйственной Выставки тыкву, которая впоследствии с лёгкостью принесла им победу, он осмелился издеваться на Ангусом МакАллистером. Ангус подал в отставку, и ему пришлось упрашивать, да, именно упрашивать его вернуться. Наниматель не может так себя повести и потом продолжать править железной рукой. Переполненный малодушным гневом, который горит, но не осмеливается вспыхнуть, Лорд Эмсворт издал кашель, который был неприкрытым бронхиальным белым флагом.

- Я - мм - я подумаю над этим, МакАллистер.

- М-да.

- А сейчас мне нужно в деревню. Увидимся позже.

- М-да.

- Я пока, мм, обдумаю это.

- М-да.

Лорд Эмсворт и его подружка

Этот теплый летний день словно по волшебству источал столько солнца, небесной лазури и птичьего щебета, что всякий, кто был знаком с Кларенсом, девятым графом Эмсвортом и знал о его любви к прекрасной погоде, мог легко представить, как сегодня утром он прохаживается туда-сюда по своим угодьям в самом радужном состоянии духа.

Однако, в то самое время лорд Эмсворт, сгорбившись за обеденным столом, буравил безукоризненную копченую сельдь таким едким взглядом, что та чуть не корчилась. Ведь сегодня был Летний день отдыха – выходной для разного рода служащих, и, по мнению его светлости, именно в этот день замок Блэндингс являл собой филиал преисподней.

Стоило наступить последнему понедельнику августа, как его парк и угодья с шумом заполнялись качелями, каруселями, шарами, балаганами и мусором, а мощный поток селян с их визжащими отпрысками наводнял эти заповедные пристанища мира и покоя. На Летний день отдыха графу не давали надеть старое пальто и покопаться в саду – неподвластные ему силы втискивали его в жесткий воротничок и цилиндр, выдворяли из дома и велели быть гостеприимным. А в тихих сумерках прохладных* те же силы гнали его на трибуну с тем, чтобы держать речь. Человеку с такой перспективой хорошая погода казалась сплошным издевательством.

Сестра его светлости, леди Констанс Кибл, бодро смотрела на него поверх кофейника.

- Какое утро! – сказала она.

Лорд Эмсворт помрачнел еще больше. Он терпеть не мог, когда какая-нибудь особа - тем более эта – призывала его вести себя так, будто в этом лучшем из миров все было к лучшему. Но для сестрицы Констанс с ее неусыпной бдительностью он должен отыскать в себе силы, чтобы, по крайней мере, отделаться от цилиндра.

- Речь уже подготовил? –

-Да.

- Что ж, на сей раз выучи ее наизусть, чтобы не мямлить и не запинаться, как в прошлом году. -

Лорд Эмсворт отодвинул прочь тарелку. У него вдруг пропал аппетит.

- И не забудь - до обеда тебе надо сходить в деревню, определить победителя в конкурсе садоводов.

- Ладно, ладно, ладно, - раздраженно отмахнулся его светлость. – Помню. -

- Пожалуй, я пойду с тобой. В деревне полным-полно детворы, из тех, что возят «подышать воздухом». Надо их предупредить, чтобы хорошо себя вели у нас на празднике. Ты же знаешь этих Лондонских мальчишек – Макалистер говорит, как-то поймал одного в саду за разорением цветника.

В любое другое время новость об этом безобразии, несомненно, оказала бы должный эффект на лорда Эмсворта. Но теперь его жалость к себе была так сильна, что он даже не дрогнул и выпил свой кофе с видом страдальца, мечтающего о цикуте.

- Кстати о Макалистере – вчера вечером мы с ним опять обсуждали ту мощеную дорожку вдоль тисовой аллеи. Похоже, он ей просто бредит.

- Хлюп! – ответил Лорд Эмсворт, а как всякий филолог вам подтвердит, именно такой звук издают государственные мужи в минуты душевных потрясений за чашечкой кофе.

О Глазго, этом крупном торговом и промышленном центре шотландского графства Ланаркшир, написано немало. Британская Энциклопедия оказалась столь лирически настроенной, что посвятила ему целых двадцать семь страниц, прежде, чем нашла в себе силы перейти к Глазным болезням, Гластонбери, Глатцу и Глауберовым солям. Однако историка современности прежде всего волнует тот факт, что местные уроженцы славятся суровым нравом, упорством и несгибаемостью, также как рыжими усами. Они всегда знают, чего хотят и своего не упустят. Таковым был и Ангус Макалистер, главный садовник замка Блэндингс.

Много лет прошло с тех пор, как Ангус Макалистер поставил целью всей своей жизни обустройство мощеной дорожки через знаменитую тисовую аллею замка. Много лет он пытался довести свой проект до рассмотрения хозяином, чья неприкрытая антипатия могла бы смутить кого угодно, будь тот хоть чуточку менее усатым. И теперь, похоже, она снова дала о себе знать.

- Мощеную дорожку! –

Лорд Эмсворт, и без того довольно жилистый, напрягся, как тетива. Мать-природа, которую он всегда поддерживал, задумала покрыть всю аллею моховым ковром. И на ее месте лорд был бы совершенно раздавлен, если б увидел, как какой-нибудь увалень с ужасным акцентом и физиономией, точно проросшая картофелина, шатается здесь и уродует эту чудную бархатисто-зеленую гладь.

- Дорожку, видите ли! А почему не асфальт? Понаставить щитов с рекламой пилюль да еще бензоколонку в придачу! Тогда-то им здесь точно понравится. -

Лорду Эмсворту было горько; а когда ему горько, он может быть страшно язвительным.

- А, по-моему, отличная идея, - сказала его сестра. – Тогда можно будет гулять там в сырую погоду. От влажного мха портится обувь. -

Лорд Эмсворт встал. Больше он не мог этого выносить. Он вышел из-за стола, из комнаты, а затем из дому, и, добравшись через несколько минут до пресловутой аллеи, с возмущением диагностировал там самого Ангуса Макалистера во плоти. Главный садовник стоял, вперив взгляд в моховую поросль, точно верховный жрец некой древней религии, занесший над пленником ритуальный кинжал.

- Здраствуйте, Макалистер, - выдавил Лорд Эмсворт.

- Добррррое утро, ваша светтлость. -

Повисла пауза. Ангус Макалистер поднял ногу в ботинке, огромном, как скрипичный футляр, и наступил на мох. Смысл жеста был очевиден. В нем читалось презрение, неприязнь и явные противомховые настроения, так что лорд Эмсворт, вздрогнув, смерил противника тяжелым взглядом из-за пенсне. Обычно несклонный к теологическим изысканиям, он размышлял, зачем Провидению, коль скоро ему понадобилось создавать главных садовников, вкладывать в них столько шотландского. Развивая эту мысль на примере Ангуса Макалистера, для чего вообще нужно было делать его человеком, когда из тех же компонентов мог получиться первосортный мул? Сколько трудов потрачено даром! Здесь его светлость рассудил, что мулом Макалистер был бы ему гораздо симпатичнее.

- Вчерра я говоррил с ее светтлостью. -

- А? –

- Говоррил я с ее светтлостью насчет доррожки. -

- А? -

- Ее светтлости прррредложение понрравилось. -

- Вот как! Ну что же…

Лорд Эмсворт порозовел и уже собирался высказать все те слова обличения, что пришли ему на ум, как вдруг поймал взгляд главного садовника и промолчал. Ангус Макалистер смотрел на него по-особенному, и его светлость понял, почему. «Только попробуй», - говорил этот взгляд (по-шотландски, само собой), - «только попробуй, и я напишу увольнительную». Потрясенный до дурноты лорд Эмсворт осознал, как безнадежно увяз в сетях этого человека.

Он мелко заерзал. Да, ситуация становилась отчаянной. За исключением пунктика о мощеных дорожках, Ангус Макалистер – один на тысячу главных садовников, и без него лорду не обойтись. Как ни печально, тому было практическое подтверждение. Как-то раз, когда они готовили к сельскохозяйственной выставке тыкву, которая позже вернулась домой победительницей, он осмелился перечить Ангусу Макалистеру. И Ангус уволился, после чего лорду пришлось умолять – да-да, умолять его вернуться обратно. Какой хозяин может надеяться снова править железной рукой после такого инцидента? У Лорда Эмсворта, полного малодушной ярости из тех, что пылать горазда, но не жечь, вырвался кашель - откровенный симптом капитуляции.

- Я…ээ…я подумаю над этим, Макалистер. –

- Угу.

- Сейчас я собираюсь в деревню. Позже увидимся.

- Угу.

- А пока, я…ээ, подумаю.

- Угу.

* - строчка из поэмы Теннисона «Мод»

Тот день был таким теплым и ясным, настолько насыщенным солнечным светом, голубизной небес и пением птиц, что каждый, кто знаком с Кларенсом, девятым графом Эмсвортом, и кто был осведомлен о его любви к хорошей погоде, наверняка уже представлял его бродящим по окрестностям в приподнятом настроении, с широкой улыбкой на лице. Но вместо этого он сидел за столом, одаривая ни в чем неповинную копченую селедку взглядом, полным такой злобы, будто хотел испепелить ее. А все потому, что сегодня был Августовский День Банка, когда, по мнению Его Светлости, замок Блэндинг становился адом в миниатюре.

В этот праздник парк и прилегающие к нему земли заполоняли качели, карусели, шатры, воздушные шарики и бумажные пакеты, и будто во время прилива волна крестьян и их вопящих отпрысков затопляла эти древние убежища спокойствия и тишины. В Августовский День Банка ему не позволялось с наслаждением бродить по его садам, одетым в старую куртку. Какие-то сверхестественные силы сначала запихивали его в жесткий воротник, нахлобучивали цилиндр и приказывали ему выйти из дома и быть приветливым, а потом они же водружали его на помост и заставляли произнести речь. Для человека, которому предстоял такой день, прекрасная погода была просто издевательством.

Его сестра, леди Констанс Кибл, встретила его радостным взглядом.

'Какое замечательное утро!' сказала она.

Лорд Эмсворт помрачнел еще больше. Его злило, если к нему обращались (особенно если то была его сестра), поскольку несмотря ни на что он был вынужден вести себя так, будто все было как нельзя лучше. Если б не Констанс с ее обостренной бдительностью, ему возможно и удалось бы избавиться на сегодня от цилиндра.

'Ты уже подготовил свою речь?'

'Да.'

'Ну тогда, не забудь заучить ее, чтоб не запинаться как в прошлом году.'

Лорд Эмсворт оттолкнул тарелку с селедкой. Он потерял всякий аппетит.

'И не забудь, сегодня тебе нужно ехать в деревню, чтобы оценивать сельские сады.'

'Ладно, ладно,' - раздраженно сказала Его Светлость. 'Я помню.'

'Знаешь, я наверное поеду в деревню вместе с тобой. Там сейчас находятся те дети из Лондона, что при приехали по программе «Свежий воздух детям!» Они прибудут в Фит сегодня днем, так я должна их предупредить, чтоб они хорошо себя вели. Ты же знаешь, каковы лондонские дети! Макаллистер сказал, что он застал на днях одного из них в саду, собирающим цветы.'

Будь то другой день, то такое безобразие без сомнения сильно бы расстроило Лорда Эмсворта. Но сейчас он был полностью поглощен жалостью к самому себе и даже не пошевельнулся. Он пил кофе с таким выражением лица, будто сожалел, что туда забыли добавить яд.

'Кстати, Макаллистер опять обращался ко мне вчера вечером насчет дорожки из гравия через тисовую аллею. Кажется, ему эта идея очень по душе.'

'Глаг!' произнес Лорд Эмсворт, что (по мнению любого филолога) было возгласом раненного в самое сердце в процессе поглощения кофе.

О Глазго, этом великом торговом и промышленном городе графства Ланаркшир в Шотландии, уже много чего написано. Например, энциклопедия Британника описывает этот город с таким воодушевлением, что переходит к другим статьям на ту же букву только через 27 страниц. Хотя из всего этого единственное, что может заинтересовать современного историка, - это жители этого города: суровые, мрачные и чрезвычайно упорные люди, одним словом, рыжебородые, которые знают, чего они хотят, и намерены во чтобы то ни стало этого добиться. Таким и был Ангус Макаллистер, главный садовник замка Блэндинг.

Много лет назад Ангус Макаллистер поставил перед собой такую земную цель как проложение дорожки из гравия через знаменитую тисовую аллею замка. Годами он пытался обратить внимание своего работодателя на этот проект. Откровенное отвращение последнего к этой теме могла бы смутить кого угодно, но только не этого бородача. По всему выходило, что он принялся за старое.

'Гравийная дорожка! '

Лорд Эмсворт весь напрягся от головы до пят. Природой было задумано (а он всегда был за сохранение природы в первозданном виде), что тисовая аллея должна быть покрыта мхом. Какие бы впрочем задумки не были у природы, лично его корежило уже при мысли о том, что люди с клайдсайдским акцентом и землистым цветом лица будут бродить по этим просторам из зеленого бархата и калечить их.

'Гравийная дорожка! Почему уж тогда не асфальт? Почему уж вообще тогда не поставить несколько щитов с рекламой о таблетках для печени и заправочную станцию? Вот что нужно людям на самом деле.'

Лорд Эмсворт был зол, а такое его состояние обычно сопровождалось изрядной долей сарказма.

'А мне кажется, что это очень хорошая идея,' - сказала его сестра. 'Там тогда можно будет гулять и при мокрой погоде. Сырой мох только портит туфли.'

Лорд Эмсворт поднялся. Он не мог больше этого выносить. Он вышел из-за стола, покинул комнату, дом, и уже подходя к тисовой аллее пару минут спустя, с отвращением обнаружил там Ангуса Макаллистера собственной персоной. Главный садовник стоял, глазея на мох, как верховный жрец какой-то древней религии, собирающийся воткнуть кинжал в человеческую жертву.

'Доброе утро, Макаллистер,' холодно поприветствовал лорд Эмсворт.

'Доброе утррро, Ваша Свеетлость.'

Повисла пауза. Ангус Макаллистер вытянул ногу формы скрипичного футляра и надавил ею на на мох. Значение этого жеста было очень простым. Оно выражало презрение, недовольство и общую настроенность против мха. Лорд Эмсворт, прищурившись, с неудовольствием разглядывал этого человека через пенсне. Хотя он и не так часто предавался теологическим размышлениям, определенно его интересовало сегодня, почему бог, создавая главных садовников, непременно должен был наградить их чертами шотландцев. В случае с Ангусом Макаллистером почему он вообще решил пойти дальше и сделал его человеком? Все ингридиенты первоклассного мула были просто выброшены на ветер. Если б Ангус Макаллистер был мулом, он непременно бы ему понравился.

'Я разговаривал с Ее Светлостью вчера.'

'Да?'

'О гравийной дорожке.'

'Неужели?'

'Ее Светлости эта идея понравилась.'

'Правда?'

Лицо лорда Эмсворта порозовело, и он уже было собрался высказать те мысли, что вертелись на языке, как случайно перехватил взгляд своего садовника и остановился. Ангус Макаллистер смотрел на него по-особенному, и он знал, что этот взгяд означает. Только один звук, говорил он глазами, по-шотландски конечно, издай только один звук, и я подам в отставку. С чувством тошноты Лорд Эмсворт отметил про себя, насколько он был во власти этого человека.

Он жалко переминался с ноги на ногу. Да, он ничего не мог поделать. Если не брать во внимание этой зацикленности на гравийной дорожке, Ангус Макаллистер был великолепным садовником, и он был ему необходим. Он просто не мог обойтись без него. К сожалению, это уже было доказано на практике. Однажды, когда они готовили к Сельскохозяйственому шоу тыкву, которая впрочем позже удостоилась премии, он посмеялся над Ангусом, и тот подал в отставку. Он был вынужден умолять его вернуться, именно умолять. Работодатель не может совершать что-то подобное и надеяться, что продолжает управлять железной рукой. Наполненный трусливой яростью, той яростью, что клокочет внутри, но боится вырваться наружу, Лорд Эмсворт покашлял. В этом кашле безусловно угадывалось, что он готов выбросить белый флаг.

'Я.... Я подумаю над этим, Макаллистер.'

'ММММММММ.'

'Мне нужно ехать сейчас в деревню, увидимся позже.'

'Мммммм.'

'Я обещаю подумать над этим.'

'Mммммм.'

День выдался таким теплым и ясным, сотканным из волшебной синевы, света и щебета птиц, что любой, кто был знаком с Кларенсом, девятым графом Эмсворта, и знал за ним страсть к доброй погоде, мог вообразить этого человека с беззаботным видом и лучезарной улыбкой где-нибудь на утренней прогулке. Однако граф понуро сидел за столом для завтрака и глядел на безупречно приготовленную копченую селедку с такой убийственной горечью, что, казалось, рыба вот-вот зашипит, как на сковородке. А все из-за Августовского праздника, который, по мнению Его Светлости, превращал замок Блэндингз в миниатюрную преисподнюю.

В такой день в поместье вдруг заполняло безобразное скопище качелей, каруселей, шатров, бумажных пакетов и воздушных шаров. Вал деревенской публики с визгливыми детьми накрывал самые укромные уголки, где граф искал уединенного покоя. В Августовский праздник он не мог себе позволить копаться в саду в свое удовольствие и расхаживать в старом пиджаке: неодолимая сила душила его тесным воротничком и наряжала в цилиндр, заставляя выходить в народ и изображать радушие. А в час вечерней прохлады они жаждали видеть его на помосте, произносящим речь. Человек, которому предстояло пережить такой день, видел в небе без единой облачка только насмешку.

Сестра, леди Констанс Кибл, весело смотрела на него из-за кофейника.

- Какое чудное утро! – сказала она.

Лорд Эмсворт помрачнел еще больше. Его раздражало, что эта женщина, подобно всем остальным, не ждет от него ничего, кроме веселья, положенного обитателю беззаботнейшего из миров. Но, несмотря на ястребиную бдительность Констанс, он мог - он рассчитывал на то, что сможет хотя бы обойтись без цилиндра.

- Ты уже приготовил речь?

- Да.

- Отлично, тогда позаботься о том, чтобы на сей раз выучить ее наизусть и выступить без запинки, а не мямлить, как в прошлом году.

Лорд Эмсворт отодвинул тарелку с копченой рыбой. У него пропало всякое желание есть.

- И не забудь: сегодня ты должен сходить в деревню и подвести итог конкурса садоводов.

- Конечно, конечно, конечно, - лорд начал нервничать. – Я не забыл.

- Наверное, я схожу с тобой. Там сейчас живут эти детки из Лондона, которых вывозят подышать деревенским воздухом. Я должна научить их, чтобы на празднике они вели себя прилично. Ты же знаешь этих лондонских деток. Макаллистер рассказывал, что поймал одного в саду, когда тот рвал цветы.

В иную минуту известие об этом возмутительном поступке, несомненно, потрясло бы лорда Эмсворта до глубины души. Но сейчас он был настолько увлечен жалостью к себе, что даже не дрогнул. Он выпил кофе с видом человека, который сожалеет, что в чашке оказался не отвар цикуты.

- Кстати, вчера вечером Макаллистер опять говорил мне о дорожке из гравия в тисовой аллее. Похоже, он весьма увлечен этой затеей.

- Глак! – сказал лорд Эмсворт: этот звук (что подтвердит вам любой филолог) достойнейшие мира сего издают, будучи сраженными наповал в тот самый момент, когда делают глоток кофе.

О Глазго, крупном торговом и промышленном городе в графстве Ланаркшир на территории Шотландии, написано многое. Энциклопедия Британника посвятила этой теме двадцать семь страниц лирики, прежде чем нашла в себе силы оторваться и перейти далее по алфавиту к Гластонбери, Глауберу и Глацу. Однако единственный относящийся к Глазго факт, на который сразу обратит внимание современный историк - это обилие среди населения города жестких, суровых, настырных и упрямых мужчин. Мужчин с рыжими бакенбардами, которые знают, чего хотят, и намерены своего добиться. Одним из них был Ангус Макаллистер, старший садовник при замке Блэндингз.

Ангус Макаллистер на протяжении многих лет видел цель своего земного существования в строительстве дорожки из гравия сквозь знаменитую тисовую аллею замка. Из года в год он предлагал свой проект хозяину, не обращая внимания на неприкрытое отвращение последнего к этой затее, способное смутить любого, не имеющего столь густых бакенбардов. И сейчас, похоже, садовник снова взялся за свое.

- Дорожка из гравия! – лорд Эмсфорт впал в состояние оцепенения. Он всегда полагал, что природа имела свои соображения, устилая тисовую аллею мшистым ковром. Но, чтобы природа ни решила, лично он счел бы себя уничтоженным, если бы позволил людям с шотландским акцентом и лицами, напоминающими заплесневелый картофель, изувечить дивный бархатный покров. – Дорожка из гравия, неужели! Отчего же не из асфальта? Почему бы не поставить на ней щиты с рекламой таблеток для лечения печени и не устроить в аллее заправочную станцию? Вот, что ему действительно пришлось бы по вкусу.

Лорд Эмсворт чувствовал себя на пределе, и в такие минуты он бывал исключительно саркастичен.

- Что ж, думаю, идея очень хороша, - сказал он сестре. По аллее можно будет ходить и в дождь. Ведь влажный мох портит обувь.

Лорд Эмсворт встал. Он решил, что с него хватит. Он вышел из-за стола, шагнул из комнаты, дома, и, добравшись через несколько минут до тисовой аллеи, с отвращением наткнулся там на Ангуса Макаллистера собственной персоной. Старший садовник вглядывался в растущий мох, словно жрец какой-то древней религии, намеревающийся ткнуть копьем в очередную жертву на заклание.

- Доброе утро, Макаллистер, - холодно произнес лорд Эмсворт.

- Добрррое утррро, Ваша светлость.

Наступило молчание. Ангус Макаллистер двинул вперед ботинок, напоминающий скрипичный футляр, и его нога встала на мох. Смысл жеста был очевиден. Он выражал презрение и враждебность к моху. Лорд Эмсворт, морщась, с неприязнью рассматривал сквозь пенсне стоящую фигуру. Не имея склонности к религиозным размышлениям, он задавался вопросом - почему Провидению, если уж надо было придумать старших садовников, то непременно шотландцами до корней волос. И, если пойти глубже, почему в случае с Ангусом Макаллистером Провидению вообще было угодно сделать его человеком? Все составляющие первоклассного осла попросту пущены на ветер. Ангус Макаллистер, наверное, ему бы понравился, если бы был ослом.

- Я говорррил вчерррра с Ее Светлостью.

- Да?

- Я говорил Ее Светлости про дорррожку из гррравия.

- Да?

- Ее Светлости очень понрррравилась затея.

- Вот оно что. Итак...

На лице лорда Эмсворта заиграл румянец. Вскипевшие в нем слова были готовы плеснуть наружу, как вдруг он поймал взгляд старшего садовника и тут же опешил. Ангус Макаллистер как-то странно посматривал на него, но граф уже знал, что это значит. Еще одно замечание, говорили (разумеется, по-шотландски) его глаза – еще одно-единственное замечание из ваших уст, и я подам прошение об отставке. И лорда Эмсворта оглушила мысль о том, что он всецело находится во власти этого человека.

Его охватило смятение. Да, он был беспомощен. Если забыть об этом заскоке с дорожкой из гравия, то следовало признать старшего садовника Ангуса Макаллистера совершенно незаменимым. К сожалению, это было доказано опытным путем. Однажды, когда они ухаживали за тыквой для сельскохозяйственной выставки, принесшей впоследствии замку столь доблестную победу, он осмелился поддеть Ангуса Макаллистера. И Ангус уволился, и потом его пришлось просить – именно просить – вернуться назад. После такого случая нечего было и думать о том, чтобы править в своем саду твердой рукой. Полный малодушного гнева – тлеющего, но не способного пылать - лорд Эмсворт прокашлялся. Его бронхи открыто выбросили белый флаг.

- Я… эээ… я поразмыслю об этом, Макаллистер.

- Угу.

- Мне пора в деревню. Увидимся позже.

- Угу.

- Я найду время…эээ…все обдумать.

- Угу.

В тот прекрасный тёплый день так чудесно светило солнце и пели птицы, а небо было таким голубым, что все, знающие Кларенса, девятого графа Эмсворта и его любовь к хорошей погоде, наверняка бы решили, что он в приподнятом настроении, весело улыбаясь, с утра прогуливается туда-сюда. Однако вместо этого он сидел, сгорбившись, за обеденным столом, и смотрел на копченую селедку с такой горечью, что, казалось, бессовестная рыба должна была обратиться в пепел от его взгляда. Это был август, банковский выходной, и, по мнению лорда, в этот день замок Бленди превратился в уменьшенную преисподнюю.

Крестьяне и их визжащие дети хлынули в парк и на газоны, и эти островки, где издавна царило спокойствие, заполнились шумом, суетой, беготней, палатками, воздушными шариками и бумажными пакетами. В этот выходной Кларенсу не позволили надеть старый пиджак и мирно гулять в саду. Силы, неподвластные ему, вынудили его побриться, облачиться в рубашку со стоячим воротничком, надеть цилиндр, выйти к людям и изображать благодушие. В довершение ко всему эти же силы вывели его на трибуну и заставили произнести речь. Для Кларенса, подверженного таким испытаниям, хорошая погода была как издевательство.

Леди Констанс Кибл, его сестра, радостно посмотрела на него из-за кофейника.

«Что за чудесное утро», - сказала она.

При этих словах Лорд Эмсворт еще больше помрачнел. Его злило, что эта женщина и все прочие заставили его притворяться, что все было просто замечательно. Если бы не его сестра Констанс и ее ястребиная бдительность, подумалось Лорду Эмсворту, он смог бы не надевать хотя бы цилиндр.

- Ты уже подготовил речь?

- Да.

- В таком случае в этот раз выучи ее наизусть и не заикайся и не дрожи, как это было в прошлом году.

- Лорд Эмсворт отодвинул тарелку с селедкой. У него пропал аппетит.

- И не забудь, что сегодня ты должен пойти в деревню, чтобы судить на конкурсе садов.

- Ну хорошо, хорошо, хорошо, - раздраженно ответил его светлость лорд Эмсвортский. – Я не забыл.

- Думаю, я пойду в деревню с тобой. Там расположились дети из лондонского общества Чистый воздух, и я должна предупредить их, чтобы они хорошо себя вели вечером на празднике. Ты знаешь, какие они, эти дети из Лондона. МакАлистер сказал, что на днях он застал одного из них рвущего цветы в саду.

В любое другое время это преступление глубоко поразило бы лорда Эмсворта, но в тот момент он так сильно жалел себя, что даже не пожал плечами. Он выпил кофе с таким видом, как будто жалел, что это не был яд.

- Кстати, вчера вечером МакАлистер говорил мне о гравийной дорожке через тисовую аллею. Эта идея просто засела у него в голове.

- Оу,- произнес лорд Эмсворт – этот звук, по словам любого филолога, принадлежит к серии звуков, которые издает человек, пораженный до глубины души в момент, когда он пьет кофе.

Много писалось о Глазго, об этот важнейшем торгово-промышленный городе графства Ланкашир в Шотландии. Энциклопедия Британика посвятила ему 27 страниц, полных лирики, пока, не оборвав свой рассказ, приступила к повествованию про Гластонбери, Глатс, Глобер. Однако единственная вещь, которая может заинтересовать современного историка, так это то, что горожане, воспитанные в Глазго, могут быть беспощадными, непреклонными, упрямыми и настойчивыми; эти рыжебородые люди знают, чего хотят и намерены это получить. Таким был Ангус МакАлистер, садовник в замке Бленди.

Ангус МакАлистер годами вынашивал вселенскую идею соорудить гравийную дорогу через знаменитую тисовую аллею замка. Годами он пытался обратить внимание своих хозяев на этот проект, несмотря на то, что кого-то другого, не обладающего такой рыжей бородой, уже давно бы обескуражило то нескрываемое пренебрежение, которое встречало его проект. Теперь он, кажется, опять принялся за старое.

«Гравийная дорога! – Лорд Эмсворт напрягся всем своим худощавым телом. Он всегда утверждал, что природа требовала покрыть дорогу через тисовую аллею мохом. Да и помимо требований природы, он сам был бы убит горем, если бы какие-то люди с слайдовским акцентом и лицами точно раздавленные картофелины обезобразили раскинувшуюся, словно полотно, зелень. «Гравийная дорога, говорите? А почему не асфальтовая? А почему бы не поставить несколько щитов с рекламой порошков для печени или заправочной станции? Вот что действительно понравится!»

Лорд Эмсворт был расстроен, а когда он расстраивался, то бывал очень язвительным.

«Думаю, что это прекрасная мысль,- сказала его сестра. – Гуляя по мху в сырую погоду, можно испортить обувь.

Лорд Эмсворт встал. Он больше не мог этого выносить. Он вышел изо стола, ушел из комнаты и дома, и дойдя через несколько минут до тисовой аллеи, с отвращением увидел там МакАлистера собственной персоной. Старший садовник смотрел на мох с таким видом, как если бы он был верховным жрецом какой-нибудь древней религии и готовился принести его в жертву на благо человечества.

-Доброе утро, МакАлистер,- холодно произнес лорд Эмсворт.

-Доброоое утроооо, ваша светлооость.

Повисла пауза. Ангус МакАлистер, вытянув ногу, которая была похожа на чехол от скрипки, наступил на мох. Этим жестом все было высказано – и презрение, и недовольство, и общее антимховское настроение: Лорд Эмсворт с содроганием и неудовольствием смотрел через стекла пенсне на Ангуса. Лорд Эмсворт нечасто предавался теологическому философствованию, однако его поражало, почему, если уж Природе надо было создавать старших садовников, они обязательно должны быть шотландцами до глубины души. Размышляя дальше, почему их вообще необходимо было делать людьми, как в случае с Ангусом. Природа просто пренебрегла ослиной составляющей Ангуса. Лорд Эмсворт подумал, что Ангус в виде осла ему бы понравился.

-Я вчера разговаривал с ее светлостью.

-Да?

-Разговор шел о гравийной дороге.

- Да?

- Ее светлости идея понравилась.

- В самом деле? ну…

Лорд Эмсворт слегка покраснел, резкие слова как раз зрели в его голове и готовы были сорваться с языка, как вдруг он поймал на себе взгляд Макалистера и замер. Ангус МакАлистер смотрел на Эмсворта своим особенным взглядом, и тот понимал, что этот взгляд означает. Один звук, говорили его глаза – разумеется, по-шотландски – один звук, и я ухожу в отставку. Лорд Эмсворт почувствовал, что слабеет от шока – он осознал, что был полностью у него в руках.

Он поник. Да, он ничего не мог сделать. Несмотря на причуду с гравийной дорожкой, такой садовник, как Ангус был один на тысячу, и Эмсворту он был нужен. Он не мог без него обойтись, в чем он, к несчастью, убедился на своем опыте. Однажды, когда они готовили к сельскохозяйственной выставке тыкву, которая в последующем с легкостью получила награду, он осмелился не подчиниться МакАлистеру. Ангус ушел в отставку, и лорд Эмсворт был вынужден умолять – да, именно умолять его вернуться. После этого хозяин не может править железной рукой. Лорд Эмсворт преисполнился тем самым трусливым гневом, который горит внутри, но не выплёскивается наружу. Он кашлянул, и этот кашель ясно говорил о том, что лорд Эмсворт вывесил белый флаг.

- Я…э….подумаю над этим, МакАлистер.

- Мммм…

- Я должен идти в деревню. Увидимся позже.

- Мммм…

- Я тем временем…э…подумаю над этим.

-Мммм…

Лорд Эмсворт и его подруга

День был таким теплым, таким погожим, с такой магией солнечного света, голубого неба и птичьих трелей, что каждый, кто был знаком с Кларенсом, девятым графом Эмсворта, и знал о его любви к хорошей погоде, вообразил бы его разгуливающего по угодьям этим солнечным утром с сияющей улыбкой и легким сердцем. Вместо этого, сгорбившись над завтраком, он бросал на неповинную копченую сельдь взгляд, полный такой пылкой злости, что, казалось, рыба испечется под ним. Ведь это был Августовский банковский день, а Блэндингский замок в это время, по мнению его светлости, становился адом в миниатюре.

Это был день, когда его парк и сад вдруг превращались в шумную круговерть качелей, каруселей, палаток, воздушных шариков и бумажных пакетов; когда нахлынувшая волна крестьян и крикливой молодежи заполоняла это прибежище вечного спокойствия. В Августовский банковский день лорд не мог бесцельно бродить по своему саду в старом пальто: силы, не подвластные ему, заставляли его натянуть жесткий воротничок и цилиндр, выйти на улицу, и быть приветливым. И в тихой прохладе наступающего вечера они заставляли лорда взойти на постамент и произнести речь. Для человека, у которого впереди был день, похожий на этот, хорошая погода была насмешкой.

Его сестра, леди Констанс Кибл, весело взглянула на него из-за кофейника.

- Какое чудесное утро! – сказала она.

Лорд Эмсворт еще больше приуныл. Его раздражало, что его призывали – тем более эта женщина из всех прочих, - вести себя так, как будто все было прекрасно в лучшем из миров. Но ради его сестры Констанс и ее ястребиной бдительности, он подумал, что мог бы, по крайней мере, отвертеться от цилиндра.

- Ты подготовил свое выступление?

- Да.

- Но имей в виду, что в этот раз ты должен выучить слова наизусть, да не заикайся и не мямли как в прошлом году.

Лорд Эмсворт оттолкнул тарелку с селедкой. Ему расхотелось есть.

- И не забудь, что ты должен пойти в деревню этим утром для того, чтобы оценить приусадебные сады.

- Хорошо, хорошо, хорошо, - раздраженно сказал лорд, - я не забыл.

- Думаю, я пойду в деревню с тобой. Сейчас там полно этих лондонских детей, приехавших на каникулы, и я должна предупредить их как надо себя вести на сегодняшнем празднике. Ты же знаешь, какие эти столичные дети. Макалистер сказал, что на днях он застал одного из них, когда тот срывал цветы в садах.

В любое другое время новость об этом оскорблении, без сомнения, глубоко задела бы лорда Эмсворта. Но сейчас его жалость к себе была так глубока, что он даже не вздрогнул. Лорд пил кофе с видом человека, сожалеющего о том, что это не настойка мухомора.

- Кстати, Макалистер опять говорил со мной вчера вечером о гравийной дорожке в тисовой аллее. Кажется, он только и мечтает о ней.

- Глаг! – произнес лорд Эмсворт, что, как скажет Вам любой филолог, является тем самым звуком, который издают королевские особы, если за утренним кофе им вдруг сообщают неприятную новость.

Касательно Глазго, этого огромного коммерческого и промышленного города в графстве Ланаркшир в Шотландии, написано было много. Британская энциклопедия так лирически относится к этому месту, что отводит ему двадцать семь страниц, прежде чем оторваться и перейти к гландам, Гластонбюри, Глацу и Глауберу. Однако единственное, что имеет непосредственное отношение к новейшей истории, это тот факт, что граждане, воспитанные этим городом, склонны быть мрачными, упрямыми, упорными, цепкими людьми с рыжими бакенбардами, которые знают чего хотят и добиваются этого. Таким был и Ангус Макалистер, главный садовник Блэндингского замка.

Много лет назад Ангус Макалистер поставил перед собой в качестве главной цели своего земного существования сооружение гравийной дорожки через самую знаменитую тисовую аллею замка. В течение многих лет он приносил проект своему хозяину, в то время как человек менее рыжий пришел бы в замешательство от нескрываемого недовольства последнего. И вот сейчас он, по - видимому, снова взялся за старое.

- Гравийная дорожка! – лорд Эмсворт напрягся всем своим жилистым телом. Он всегда полагал, что сама Природа распорядилась так, чтобы тисовая аллея была покрыта мшистой растительностью. И, что бы ни думала по этому поводу природа, лично его приводила в ярость сама мысль о том, что он может позволить людишкам с клайдсайдским акцентом и лицами, похожими на переваренный картофель, прийти и изувечить эти чудесные просторы зеленого бархата.

- Гравийная дорожка, ну конечно! Почему же не асфальт? Почему не несколько щитов с рекламой пилюль от печени и бензоколонок? Вот что этому типу действительно понравилось бы.

Лорд Эмсворт был зол, а когда он злился, он мог быть ужасно саркастичным.

- Что ж, мне кажется, это очень хорошая идея, - сказала его сестра. Тогда можно будет гулять там во влажную погоду. Мокрый мох губителен для обуви.

Лорд Эмсворт поднялся. Это было больше невозможно выносить. Он вышел из-за стола, из комнаты и из дома, и, подходя к тисовой аллее несколько минут спустя, с неудовольствием обнаружил, что она была осквернена присутствием Ангуса Макалистера собственной персоной. Главный садовник стоял и взирал на мох так, как высший священник какой-нибудь древней религии, готовящийся воткнуть кол в человеческую жертву.

- Доброе утро, Макалистер, - сухо поздоровался лорд Эмсворт.

- Доброе утррро, Ваша светттлость.

Последовала пауза. Ангус Макалистер, выставив ногу в ботинке, походившем на скрипичный футляр, с силой наступил на мох. Смысл этого жеста был ясен. Он выражал презрение, неприязнь, общий мохопротивленческий настрой: а лорд Эмсворт, сморщившись, с неудовольствием изучал этого человека через свое пенсне. И хотя лорд Эмсворт не имел привычки предаваться теоретическим размышлениям, сейчас он спрашивал себя, почему Провидение, если уж и должно было создавать главных садовников, посчитало необходимым сделать их такими шотландцами. В случае с Ангусом Макалистером, почему Господь вообще сотворил его человеческим существом? Все черты первоклассного мула просто выброшены прочь. Он почувствовал, что мог бы полюбить Агнуса Макалистера, если бы тот был мулом.

- Я говорил с ее светтлостью вчера.

- О?

- Ее светлости нравится идея.

- Вот как!..

Лицо лорда Эмсворта стало пунцовым, и он уже собрался выпустить наружу гневные слова, которые сами складывались в его голове, как внезапно поймал взгляд главного садовника и остановился. Ангус Макалистер глядел на него по особенному, и значение этого взгляда было понятно. Только одно порицание, говорил его взгляд, - по – шотландски, разумеется, - только одна шутка от Вас и я подаю в отставку. И с болезненной отчетливостью лорд Эмсворт вдруг понял, что был целиком и полностью в руках этого человека.

Он жалко заерзал. Да, он был беспомощен. Если не считать заскока с гравийной дорожкой, Ангус Макалистер был одним из тысяч главных садовников, и был нужен ему. Лорд Эмсворт не мог без него обойтись. К сожалению, это было доказано опытом. Однажды, когда они выхаживали к сельскохозяйственной выставке ту тыкву, которая впоследствии легко и блистательно выиграла главный приз, он осмелился подшутить над Макалистером. И Ангус уволился, и лорд был вынужден умолять – да, умолять – вернуться к нему. Работодатель может даже не мечтать, что, совершив подобное, он может дальше держать работника в ежовых рукавицах. Полный трусливой ярости, которая осмеливается гореть, но не осмеливается пылать, лорд Эмсворт кашлянул, что было неприкрытым белым флагом в бронхиальном выражении.

- Я – э – я это обдумаю, Макалистер.

- Ммм.

- Теперь мне надо идти в деревню. Увидимся позже.

- Ммм.

- Тем временем, я – э – обдумаю это.

- Ммм.

День выдался таким теплым и ясным и так волшебно сочетал в себе сияние солнца, голубизну небес и пение птичек, что любой из знакомых Кларенса, девятого графа Эмсворта, осведомленный о его симпатии к хорошей погоде, непременно представил бы того прогуливающимся этим летним утром в окрестностях своей усадьбы - в приподнятом настроении, с лучезарной улыбкой на лице. Однако же на самом деле он сидел за завтраком в дурном расположении духа, испепеляя ни в чем не повинную копченую сельдь полным горечи взглядом – столь едким, что рыба, казалось, съежилась под ним. Ибо был августовский выходной день, а замок Блэндинг в августовский выходной день являл собой, по мнению его светлости, преисподнюю в миниатюре.

То был день, когда графский парк и сад взрывались скрипом каруселей и качелей, гомоном палаток, хлопаньем воздушных шаров и шуршанием бумажных пакетов; когда приливная волна сельских жителей и их визгливого молодняка проникала в укромные уголки древнего покоя. В августовский выходной день лорду Эмсворту не дозволялось мило побездельничать в своих владениях, одевшись кое-как: некие неподвластные ему силы втискивали его в тугой воротничок и цилиндр и приказывали, чтобы он шел в народ и был сама любезность. А в прохладе тихо опускающихся сумерек те же силы водружали его на трибуну и заставляли держать речь. Воистину, для человека, стоящего перед лицом подобного денька, чудесная погода была просто издевательством.

Его сестра, леди Констанс Кибл, одарила брата светлым взором поверх кофейника.

- Ах, что за прелесть это утро! – произнесла она.

Уныние лорда Эмсворта усугубилось. Он тяжело переносил призывы окружающих – и этой дамы в том числе – млеть оттого, как восхитительно идут дела в прелестнейшем из всех миров. О, если бы не соколиный глаз его не в меру бдительной сестры Констанс! – тогда ему, возможно, удалось бы избежать цилиндра и воротничка.

- Ты уже подготовил свою речь?

- Да!..

- Потрудись же на сей раз выучить ее наизусть и не вздумай мямлить и заикаться, как в прошлом году.

Лорд Эмсворт отшвырнул тарелку вместе с селедкой прочь. Аппетит пропал.

- И не забудь – ты должен не откладывая сходить в деревню, чтобы составить мнение о приусадебных участках.

- Да!.. Да!.. Да!.. – отвечал его светлость сердито. – Я помню!..

- Пожалуй, я отправлюсь туда вместе с тобой. Там сейчас толпы этих лондонских детишек, вывезенных на свежий воздух, и я обязана растолковать им всем, как следует себя вести сегодня днем на празднике. Тебе известно, что представляют собой лондонские дети. МакАллистер говорит, что обнаружил одного из них у нас в саду, когда тот рвал цветы на клумбе.

В иное время новость о подобном произволе, без сомнения, привела бы лорда Эмсворта в состояние глубокого душевного волнения. Но сейчас, когда его жалость к себе была столь велика, он даже не вздрогнул и продолжал пить кофе с видом человека, скорбящего о том, что это не цикута.

- Да, кстати. МакАллистер вчера опять говорил со мной насчет дорожки из гравия вдоль тисовой аллеи. Он так предан этой идее!

- Упс!.. – вырвалось из груди лорда Эмсворта; любой эксперт-филолог скажет вам, что «упс» представляет собой звук, который издают пэры королевства, пораженные прямо в сердце за чашкой утреннего кофе.

…О Глазго – выдающемся центре промышленности и торговли в шотландской провинции Ланарк - написано немало. Британская энциклопедия испытывает к этому городу такую нежность, что посвящает ему и его окрестностям двадцать семь страниц и лишь потом с трудом находит в себе силы оторваться, занявшись наконец глазурью, Гластонбери, Глаубером и глаукомой. Впрочем, непосредственное отношение к данной истории имеет только то, что выведенная здесь порода местных жителей отличается особой суровостью, упорством и непреклонностью; это люди с рыжими бакенбардами, которые точно знают, чего хотят, и твердо намерены взять свое. Именно таков был и Ангус МакАллистер, старший садовник замка Блэндинг.

На долгие годы главной земной целью МакАллистера стало сооружение дорожки из гравия вдоль знаменитой тисовой аллеи в парке. Долгие годы он приносил проект на рассмотрение своему работодателю. Любого другого, менее одаренного в смысле бакенбард, открытое неодобрение всех предыдущих вариантов повергло бы в смущение – но только не его. И, судя по всему, упрямец снова принялся за старое.

- Дорожка из гравия!.. - лорд Эмсворт напрягся с головы до пят, словно натянутая тетива.

Он всегда утверждал, что по замыслу матери-природы тисовой аллее было уготовано покрытие из поросли мха. Но независимо от мнения природы по этому вопросу, его и самого обескураживала перспектива, при которой люди с нижнешотландским акцентом и лицами, похожими на вялые картофелины, будут шнырять по аллее туда-сюда, нанося непоправимый вред прелестному островку зеленого бархата.

- Дорожка из гравия, ну конечно!.. Отчего ж не асфальт?.. Отчего не щиты с рекламой пилюль для печени? Отчего не бензоколонка?.. Вот то, что всем должно понравиться!

Лорд Эмсворт чувствовал горечь, а когда это случалось, он становился чемпионом по части сарказма.

- Ну, я полагаю, это весьма удачная идея, - проговорила его сестра. – По дорожке из гравия можно будет гулять в сырую погоду. Известно же, что влажный мох губителен для туфель.

Лорд Эмсворт встал. Его терпенье лопнуло. Покинув стол, и комнату, и дом, он через несколько минут достиг аллеи – чтоб испытать очередной удар судьбы: благословенное местечко было оккупировано Ангусом МакАллистером собственной персоной. Старший садовник стоял, уставившись пронзительно на мох - словно верховный жрец древнего культа, примеривающийся к человеческой жертве.

- Приветствую, МакАллистер, - сказал лорд Эмсворт холодно.

- Добрррое утррро, ваша светлость!

Повисла пауза. Ангус МакАллистер вытянул вперед ступню - огромную, будто футляр от скрипки - и с силой вдавил ее в мох. Смысл данного телодвижения был более чем очевиден.

Этот жест ясно выражал всю нелюбовь, все отвращение ко мху, более того – отказ ему в праве на существование; и лорд Эмсворт, сморгнув, неприязненно оглядел своего визави через пенсне.

В принципе нечасто подверженный теологическим спекуляциям, сейчас он недоумевал: почему провидение - если уж оно вынуждено творить старших садовников – считает необходимым создавать их до такой степени шотландцами. В случае с Ангусом МакАллистером, если пойти в рассуждениях чуть дальше, - почему оно вообще вылепило его в человеческом обличье? В итоге все составляющие первоклассного мула были просто-напросто выброшены на ветер. Лорд Эмсворт чувствовал, что мог бы даже проникнуться к МакАллистеру симпатией, будь тот не человек, а мул.

- Я говорил вчера с ее светлостью.

- О-о-о?!..

- О дорожке из гравия говорил я вчера с ее светлостью!

- О-о-о?!..

- Ее светлость нашла мой проект превосходным.

- О-о-о!! Вот как!!! Ну что ж…

Щеки лорда Эмсворта возбужденно порозовели; он был почти готов произнести слова, которые назойливо роились в голове и требовали выхода, как вдруг поймал на себе взгляд старшего садовника - и вмиг осекся. Ангус МакАллистер смотрел на него неким особым образом, и он - увы! - прекрасно знал, что означает этот взгляд.

Только одна издевка, говорил этот взгляд – разумеется, по-шотландски – только одна издевка с Вашей стороны, и я подаю в отставку. И тут, с тошнотворным ужасом, лорд Эмсворт осознал, в какие жестокие тиски угодил.

Он потерянно затоптался на месте. Да, он был беспомощен. За исключеньем злополучного заскока насчет дорожки из гравия, Ангус МакАллистер был старший садовник милостью божьей, и лорд Эмсворт нуждался в нем. Лишиться его было просто немыслимо. К великому сожалению, это было уже доказано опытным путем. Однажды ранее, когда они пестовали для сельскохозяйственной выставки ту самую тыкву, которая впоследствии произвела фурор, несчастный дерзнул пренебречь советом Ангуса МакАллистера. И что же! - Ангус сложил с себя все полномочия, а ему пришлось умолять – да-да, умолять! – того передумать. Работодателю не стоит обольщаться, что можно вытворять такие штучки и при этом править железной рукой. Исполнившись бессильной ярости, способной только тлеть, но не пылать, лорд Эмсворт кашлянул тем жалким кашлем, который явно представлял собою белый флаг, выброшенный его легкими.

- Я – э-э-э – обдумаю это все, МакАллистер.

- Мгмм.

- Сейчас мне нужно в деревню. Увидимся позже.

- Мгмм.

- Тем не менее, я – э-э-э – я обдумаю это все.

- Мгмм.

Лорд Эмсворт и его подружка

День выдался просто чудесным – солнце сияло, птички пели, на небе - ни облачка. Всякий, кто знал Кларенса, девятого графа Эмсворта, не усомнился бы, что в такое прекрасное утро тот расхаживает с лучезарной улыбкой и легким сердцем. А тем временем он сидел понурившись за столом и испепелял мрачным взглядом ни в чем неповинную копченую селедку. Причиной дурного настроения стал Августовский праздник , во время которого Бландинг, по мнению его светлости, представлял собой Ад в миниатюре.

В этот день парк и лужайки около дома покрывались несметным количеством качелей, каруселей, шатров, воздушных шариков и бумажных пакетов, а толпа деревенщины с вопящими отпрысками врывалась туда, где веками царил покой. На Августовский праздник не дозволялось беззаботно разгуливать по парку в старой куртке. Силы, не терпящие возражений, напяливали на графа жесткий воротничок, цилиндр, наказывали быть любезным и отправляли к гостям. А когда наступали сумерки, заставляли читать перед всеми речь. В такой день хорошая погода казалась издевательством.

Его сестра, леди Констанция Кибл, бодро глядела на него поверх кофейника.

- Какое чудесное утро! – сказал она.

Лорд Эмсворт помрачнел еще сильнее. Как может эта женщина говорить, что все к лучшему в лучшем из миров? Если бы не зоркое око сестры, он, быть может, увернулся хотя бы от цилиндра.

- Твоя речь готова?

- Да.

- Смотри, выучи ее в этот раз наизусть и не мямли, как в прошлом году.

Лорд Эмсворт отодвинул от себя тарелку. У него пропал аппетит.

- И не забудь, что утром ты судишь конкурс садоводов в деревне.

- Ладно, ладно, ладно, - раздраженно ответила его светлость. - Я помню.

- Пожалуй, я пойду с тобой. Там сейчас дети из Лондона, и надо предупредить, чтобы на празднике они вели себя прилично. Ты же знаешь этих столичных деток. Маккалистер говорит, кто-то на днях рвал цветы в саду.

В любое другое время известие о подобном бесчинстве, вне всякого сомнения, глубоко взволновало бы лорда Эмсворта. Но сейчас он настолько был занят жалостью к самому себе, что даже не вздрогнул. Он пил кофе с таким видом, будто сожалел, что это не яд.

- Кстати, Маккалистер вчера опять предлагал засыпать гравием дорожку в тисовой аллее.

- Глаг! – ответил лорд Эмсворт. Любой филолог скажет, что именно такой звук издают пэры королевства, если ужасная весть настигает их за чашкой кофе.

О Глазго, крупном торговом и промышленном центре в графстве Ланаркшир, Шотландия, известно многое. Британская Энциклопедия так увлекается описанием этого дивного места, что спохватывается только на двадцать седьмой странице и уже затем переходит к следующему слову на букву «г». Впрочем, исследователя настоящих событий интересует только один факт, а именно – в этом городе рождаются люди суровые и беспощадные, упорные и неумолимые; люди с рыжими бакенбардами, которые знают, что хотят, и не привыкли отступать. Одним из них был Энгус Маккалистер, старший садовник Бландингского замка.

Уже давно Энгус Макаллистер мечтал засыпать гравием дорожку в знаменитой аллее замка. Не смущало его и то явное отвращение, с которым хозяин каждый раз выслушивал его проект. Обладатель внушительных бакенбард, Макаллистер не думал сдаваться. И вот теперь, похоже, он опять взялся за свое.

- Гравием! – лорд Эмсворт ожесточился всем своим длинным телом. Он всегда утверждал, что Природа сама пожелала устлать тисовую аллею мхом, и он не допустит, чтобы личности с дурацким акцентом и мерзкой рожей портили этот прекрасный зеленый бархат. - Гравием, да неужели! А почему не асфальт? А может, парочку рекламных щитов и заправочную станцию? То-то он обрадуется!

Лорд Эмсворт гневался, а когда он гневался, он становился ужасно язвительным. - А по-моему, прекрасная мысль, - возразила сестра. – Тогда там можно будет гулять в сырую погоду. Мох портит обувь.

Лорд Эмсворт встал. Терпению пришел конец. Он вышел из-за стола, из комнаты, из дома и через пару минут оказался в тисовой аллее, где столкнулся с Энгусом Макаллистером. Старший садовник стоял и разглядывал мох с видом жреца-язычника, затеявшего человеческое жертвоприношение.

- Здравствуйте, Макаллистер, - холодно поздоровался лорд Эмсворт.

- Добр-р-рого утр-ра, милор-р-рд.

Последовала пауза. Выставив ногу, похожую на футляр для скрипки, Энгус Макаллистер впечатал ее в мох. Так выражалось презрение, отвращение к зеленому чуду. Лорд Эмсворт печально глядел на слугу сквозь пенсне. Не в его привычках было задаваться богословскими вопросами, но сейчас он размышлял – отчего же Провидение если и ниспосылает старших садовников, то непременно в виде шотландцев? А что касается Энгуса Макаллистера, то зачем вообще понадобилось делать из него человека? Такие прекрасные ослиные качества - и потрачены впустую. Граф находил, что из Макаллистера получился бы замечательный осел.

- Я говор-р-рил с миледи.

- Э?

- О дор-р-рожке.

- Э?

- Миледи понр-р-равилось.

- Ах так!

Лицо лорда Эмсворта приобрело ярко розовый оттенок. Он уже собирался дать волю ядовитым словам, что вертелись в голове, но поймал красноречивый взгляд старшего садовника и прикусил язык. Будете оскорблять, говорили эти глаза (разумеется, по-шотландски) – уйду. Лорд Эмсворт с раздражением осознал, что целиком и полностью находится во власти этого человека.

Он печально переминался с ноги на ногу. Оставалось только смириться. Если не считать причуды с дорожками, этот старший садовник был просто клад, и без него не обойтись. Тому уже имелся печальный опыт. Однажды, когда они выращивали тыкву для сельскохозяйственной выставки, – ту самую тыкву, что потом с легкостью обошла конкуренток – между ними вышла размолвка. Энгус тогда уехал, и пришлось умолять – да, умолять – его вернуться. Когда хозяин так поступает, покорности от подчиненных уже не жди. Переполняемый трусливой яростью, что могла лишь бурлить внутри, но не осмеливалась выплеснуться наружу, лорд Эмсворт кашлянул, бронхами объявляя о поражении.

- Я… э… я подумаю об этом.

- М-м-м.

- Сейчас мне надо идти в деревню. Мы поговорим позже.

- М-м-м.

- А пока я… э… подумаю.

- М-м-м.

Лорд Эмсворт и его подружка

День выдался таким теплым, таким ясным, он был наполнен таким сказочным сиянием, небеса голубели, а птички щебетали, что всякий, кому довелось близко знать Кларенса, девятого лорда Эмсворта, мог с легкостью вообразить, как его светлость гуляет этим летним утром в саду с добродушной улыбкой на устах и легким сердцем. Вместо этого, сгорбившись за столом, лорд Эмсворт пялился на ни в чем не повинную копченую селедку. Во взгляде застыла такая горечь, что рыбке впору было с шипением свернуться. Ибо настал Августовский банковский праздник, а с точки зрения владельца этих мест Августовский банковский праздник превращал Бландингский замок в миниатюрный ад.

В этот день парк и прилегающие к замку земли покрывались омерзительной сыпью качелей, каруселей, павильонов, воздушных шаров и бумажных пакетов. Толпы поселян со своими визгливыми отпрысками затопляли этот древний приют безмятежности. В Августовский банковский праздник лорду Эмворту не дозволялось возиться в свое удовольствие в саду, облачившись в старый пиджак. Темные силы, над которыми он был не властен, запихивали его светлость в жесткий воротничок и цилиндр, и отправляли изображать радушие. А когда на землю опускались прохладные тихие сумерки, эти же силы водворяли его на платформу и принуждали говорить речь. Человеку, которого ожидает подобное будущее, не до хорошей погоды. Что для него хорошая погода? Не более чем насмешка.

Леди Констанс Кибл, сестра лорда Эмсворта, радостно разглядывала его поверх кофейника.

- Славное утро! - произнесла она.

Уныние, окутавшее лорда Эмсворта, углубилось. Его раздражало - и уж в этой женщине особенно - стремление вести себя так, как будто веселье бьет ключом в этом лучшем из миров. Что же до его сестры, обладавшей ястребиной бдительностью, то она справедливо полагала, что он вполне способен, и даже уже подумывал об этом, отвертеться от цилиндра.

- Ты приготовил речь?

- Да.

- Выучил бы наизусть. А то будешь заикаться и дергаться, как в прошлом году.

Лорд Эмсворт отодвинул тарелку и селедку. Пища утратила для него свою привлекательность.

- И не забудь, этим утром ты должен идти в деревню, чтобы судить деревенские палисадники.

- Хорошо-хорошо, - раздраженно отвечал его светлость. - Я не забыл.

- Наверное, пойду с тобой. На праздник заявится толпа этих лондонских подростков из благотворительного общества, и я должна предупредить их, чтобы вели себя подобающим образом. Ты же знаешь, что такое эти лондонские дети. Макалистер утверждает, что как-то обнаружил одного из них в саду. Представь себе - он рвал цветы!

В другое время весть о подобном насилии, без сомнения, глубоко потрясла бы лорда Эмсворта. Сегодня же, раздавленный жалостью к себе, он даже не вздрогнул. Он допил свой кофе с выражением человека, который сожалеет, что в кофе не принято добавлять цикуту.

- Да, вот еще что, вчера Макалистер опять говорил со мной о гравийной дорожке в тисовой аллее. Кажется, он очень увлечен этой идеей.

- Глаг! - произнес лорд Эмсворт, что, как скажет вам любой лингвист, есть звук, который издают сильные мира сего, пораженные в самое сердце во время утреннего пития кофе.

О Глазго, который является огромным торговым и промышленным центром в графстве Ланаркшир, Шотландия написано много. Так, Британская энциклопедия лирически описывает его на двадцати семи страницах, прежде чем с трудом отрывается от сего достойного предмета и переходит к Глазури, Гластонбери, Глатцу и Глауберу. Однако, единственным, с точки зрения настоящей истории, фактом, достойным упоминания, является то, что город сей порождает людей, склонных к мрачности и суровости, людей, обладающих упорством и настойчивостью. Малых с рыжими бакенбардами, которые знают, чего хотят, и не собираются отступать при осуществлении своих замыслов. Таков был Макалистер, главный садовник Бландингского замка.

Годами Ангус Макалистер пестовал идею обустройства гравийной дорожки в знаменитой тисовой аллее замка. Годами он представлял этот проект пред ясные очи своего нанимателя. То нескрываемое отвращение, которое выказывал последний, давно смутило бы человека с бакенбардами не столь шотландскими. И вот, очевидно, садовник принялся за старое.

- Гравийная дорожка! - вскричал лорд Эмсворт, выпрямившись во всю длину своего жилистого тела. Природа, рассуждал он, положила тисовой аллее быть покрытой зарослями мха. Да что природа! Он чувствовал, что не переживет, если человек с акцентом жителя шотландских низин и лицом, словно картофелина, покрытая рыжеватой плесенью, изувечит эту прекрасную бархатную поверхность. - Гравийная дорожка, как же! А почему сразу не асфальт, почему нет? Несколько рекламных щитов с объявлениями о таблетках от печени и заправочных станциях? Ему это точно понравится.

Лорд Эмсворт чувствовал горечь, а когда лорд Эмсворт чувствовал горечь, он становился неописуемо саркастичным.

- А я так думаю, мысль неплохая, - произнесла его сестра. - Можно будет гулять там в сырую погоду. Мокрый мох способен испортить любую обувь.

Лорд Эмсворт поднялся. Всему есть предел. Он покинул стол, комнату, дом, наконец, чтобы несколькими минутами позднее, дойдя до тисовой аллеи, с ужасом обнаружить, что она осквернена присутствием Ангуса Макалистера, собственной персоной. Главный садовник пожирал глазами мох, словно верховный жрец древнего культа, перед тем как воткнуть багор в несчастную жертву.

- Доброе утро, Макалистер, - холодно поздоровался лорд Эмсворт.

- Добррррое утррро, ваша светлость.

Возникла пауза. Выставив ногу, словно скрипичный футляр, Ангус Макалистер вдавил ее в мох. В значении этого жеста сомневаться не приходилось. В нем выражалось презрение, нелюбовь и дух враждебности к тисовым аллеям, покрытым зарослями мха. Нахмурившись, лорд Эмсворт неприязненно изучал садовника сквозь пенсне. Обычно чуждый теологических теорий, лорд Эмсворт недоумевал, отчего Провидение, раз уж ему приспичило создавать главных садовников, непременно делает их такими до неприличия шотландскими? А в случае с Ангусом Макалистером, почему бы Провидению не пойти еще дальше - к чему вообще сохранять человеческий облик? Макалистер обладал всеми достоинствами первоклассного мула. Лорд Эмсворт чувствовал, что в облике мула Ангус Макалистер вполне мог бы заслужить его одобрение.

- Вчеррра я говорил с ее светлостью.

- Неужели?

- О грррравийной дорожке говорил вчеррра я с ее светлостью.

- Правда?

- Ее светлость сочла эту идею великолепной.

- Да что вы! Так...

Лицо лорда Эмсворта приобрело бодрый розовый оттенок, он уже чувствовал, как к горлу подкатывают ядовитые слова, но неожиданно поймал взгляд главного садовника и притормозил. Во взгляде Ангуса Макалистера невозможно было ошибиться. Одно неосторррожное слово, говорил этот взгляд - с шотландским акцентом, разумеется - одно слово, и я подаю в отставку. Осознание того, в какие железные тиски он угодил, заставило лорда Эмворта содрогнуться.

Он жалко завилял. Увы, его светлость ощущал беспомощность. За исключением пунктика, касающегося гравийной дорожки, Ангус Макалистер был садовником от Бога, и лорд Эмсворт нуждался в нем. Без его услуг ему никак не обойтись. К несчастью, это утверждение проверено жизнью. Некогда он посмел пренебречь Ангусом Макалистером. Это случилось в те времена, когда они вырастили для сельскохозяйственной выставки ту самую знаменитую тыкву, которой суждено было впоследствии прийти к финишу первой. Ангус подал в отставку, и лорд Эмсворт вынужден был умолять - вот именно, умолять - главного садовника вернуться. Разве может хозяин позволять себе подобное и надеяться по-прежнему править железной рукой? Исполненный ярости, которой, однако, дозволялось гореть, но отнюдь не пылать, лорд Эмсворт издал кашель, явно свидетельствующий о том, что его светлость готов выбросить белый флаг.

- Я... эээ...подумаю об этом, Макалистер.

- Угу!

- Я должен сейчас идти в деревню. Увидимся.

- Угу!

- Тем временем я...эээ... подумаю об этом.

- Угу!

ЛОРД ЭМСВОРТ НАХОДИТ ДРУГА.

Утро выдалось прекрасное - было тепло, щебетали птицы, а в голубом небе сияло солнце. Так и представлялось, что Кларенс, девятый граф Эмсворт, при его-то любви к хорошей погоде, пребывает в самом добром расположении духа. Однако граф, уныло сгорбившись, сидел за столом и сверлил ни в чем не повинную копченую селедку взглядом, исполненным невыразимой горечи. А все потому, что в этот праздничный августовский день замок Бландингс, по мнению его светлости, превращался в сущий ад.

В этот день его владения захлестывала волна шумных развлечений - в парке появлялись качели, карусели, палатки, воздушные шары и бумажные пакеты, а жители близлежащих деревень со своими горластыми детьми проникали в самые заповедные места. На целый день приходилось забыть о приятных прогулках в саду и поношенной одежде. Ничто не могло спасти лорда Эмсворта от крахмального воротничка и цилиндра. Всякое сопротивление было бесполезно - его отправляли в гущу событий и велели улыбаться. Вечернею же порой его выталкивали на всеобщее обозрение и заставляли произносить речь. Хорошая погода в такой день – настоящее издевательство.

Сестра графа, леди Констанс Кибл, напротив, была в прекрасном настроении.

- Какое чудесное утро, - начала она.

Уныние лорда Эмсворта усилилось. Уж кто-кто, а эта женщина могла бы не делать вид, что все замечательно в самом замечательном из миров. Если бы не Констанс и ее неусыпная бдительность, он мог бы надеяться, что обойдется хотя бы без цилиндра.

- Готова ли речь?

- Да.

- Постарайся на этот раз как следует выучить ее, чтобы не мямлить и не заикаться, как в прошлом году.

Лорд Эмсворт окончательно потерял аппетит и отодвинул тарелку.

- И не забудь про конкурс. Сегодня ты должен пойти и выбрать лучший сад в деревне.

- Ладно, ладно, - обиженно ответил хозяин замка, - я все помню.

- Пожалуй, и я с тобой схожу. Там сейчас гостят дети из Лондона – надо их предупредить, чтобы вели себя прилично на празднике. Лондонские дети, сам понимаешь. Макалистер говорит, что кто-то из них залез в парк и рвал его цветы.

В любой другой день весть о подобных бесчинствах заметно встревожила бы лорда Эмсворта. Однако сейчас он был так несчастен, что даже и бровью не повел. Он пил кофе, всем своим видом показывая, что предпочел бы яд.

- Кстати, Макалистер снова подходил ко мне по поводу тисовой аллеи – ему очень хочется проложить там дорожку из камня.

- Глаг! – ответил лорд Эмсворт. Спросите любого филолога – именно такой звук издают за чашечкой кофе английские аристократы, если возмутить их до глубины души.

Глазго известен как крупный торговый и промышленный центр графства Ланкашир, что в Шотландии, и написано о нем немало. Британская энциклопедия рассказывает об этом населенном пункте столь вдохновенно, что не может оторваться на протяжении двадцати семи страниц и лишь потом нехотя переходит к следующим по алфавиту словам. Однако к этой истории имеет отношение лишь то, что уроженцы Глазго отличаются угрюмым нравом и редким упрямством, носят рыжие бакенбарды, знают, чего хотят и твердо идут к намеченной цели. Таким был и Ангус Макалистер – главный садовник замка Бландингс.

Несколько лет назад Ангус Макалистер замыслил выложить камнем дорожку в знаменитой тисовой аллее замка. Вновь и вновь пытался он увлечь своего работодателя этой затеей, хотя неприкрытое отвращение лорда Эмсворта к дорожкам из камня смутило бы любого человека, не столь защищенного бакенбардами. И вот шотландец опять принялся за свое.

Выложить камнем! Лорд Эмсворт содрогнулся. Он всегда полагал, что земля в тисовой аллее должна быть покрыта мхом – это закон природы. А уж раз так распорядилась природа, то, черт побери, какое право имеют садовники с шотландским акцентом и лицом, похожим на раздавленную картофелину, вот так запросто взять и изуродовать чудесный ковер зеленого мха. «Выложить камнем, подумать только! А отчего не заасфальтировать? Или, может, добавить пару рекламных щитов и бензоколонку? Наверное, это придется ему по душе».

Лорд Эмсворт рассердился, а в такие минуты он бывал весьма язвителен.

- А мне кажется, что выйдет очень хорошо, - продолжила сестра, - Там можно будет прогуливаться в сырую погоду. От мокрого мха так портятся туфли.

Это было выше его сил. Лорд Эмсворт поднялся из-за стола, вышел из комнаты, спустился в сад и через несколько минут добрался до тисовой аллеи, но к пущему своему огорчению, обнаружил там Макалистера. Главный садовник стоял и смотрел на мох. Так в древности верховные жрецы разглядывали какого-нибудь бедолагу перед тем, как проткнуть его копьем и принести в жертву богам.

- Доброе утро, Макалистер, - холодно поприветствовал его лорд Эмсворт.

- Добр-ррое утр-ро, ваша светлость.

Воцарилось молчание, во время которого Ангус Макалистер выставил вперед ногу, похожую на футляр для скрипки, и наступил на мох. Этот жест выражал презрение, неодобрение и мохоборство в целом. Лорд Эмсворт, поежившись, смерил садовника неприязненным взглядом сквозь пенсне. Не будучи склонным к теологическим размышлениям, сейчас он задумался вдруг, почему, если уж так необходимо посылать в этот мир главных садовников, обязательно создавать их шотландцами. И, если на то пошло, неужели Ангус Макалистер непременно должен был родиться человеком? Какой превосходный мул мог бы получиться из того материала, что пошел на садовника! Лорд Эмсворт подумал даже, что любил бы Макалистера, будь тот мулом.

- Я говор-рил с ее светлостью вчер-ра.

- Да?

- Пр-ро дор-ррожку я говор-рил с ее светлостью.

- Вот как?

- Ее светлость одобр-ряет дор-ррожку.

- В самом деле! Да…

Лицо лорда Эмсворта заметно порозовело, и он уже был готов облечь свой гнев в словесную форму, как вдруг осекся, случайно встретившись глазами с садовником. Ангус Макалистер как-то по особенному смотрел на него, и лорд Эмсворт понимал, что означает такой взгляд. Только попробуй, говорили эти глаза – естественно, с шотландским акцентом – одно только слово, и я уволюсь. В эту секунду лорд Эмсворт с ужасом осознал, насколько он зависит от шотландца.

В растерянности он переминался с ноги на ногу. Положение казалось совершенно безвыходным, ведь, несмотря на слабость Макалистера к каменным дорожкам, садовник он был отменный, и расставаться с ним не хотелось, да и опыт, к сожалению, показывал, что без шотландца придется туго. Однажды, когда они растили для сельскохозяйственной выставки замечательную тыкву, впоследствии вернувшуюся домой с блистательной победой, лорд Эмсворт позволил себе лишнее в разговоре с Макалистером. Садовник уволился, и пришлось умолять – да-да, умолять его вернуться. После этого о железной дисциплине не могло быть и речи. Трусливый гнев, что сердце жжет, не выходя на свет*, переполнял лорда Эмсворта. Он кашлянул, и этот кашель откровенно походил на белый флаг.

- Я э..э подумаю об этом, Макалистер.

- Грхм.

- Мне теперь нужно идти в деревню. Мы еще поговорим.

- Грхм.

- А тем временем я э..э подумаю.

- Грхм.

* строки из стихотворения У. Гилберта «Peter The Wag»