Строгость вокзала Ватерлоо скрашивалась мягкостью проснувшегося утра. Без десяти одиннадцать, когда я прибыл туда, чтобы отправиться в Комби Реджис, по платформам сновали солнечные зайчики и ощущалась обычная вокзальная суматоха. Носильщик взял мой чемодан и клюшки для гольфа, и понес их на платформу номер шесть. Я купил билет и ради спортивного интереса заглянул в книжный киоск, где уверенным громким голосом спросил, не получали ли они книгу Джереми Гарнета «Похождения Артура». Выяснив, что не получали, я, укоризненно щелкнув языком, посоветовал им наладить поставки, так как спрос, вероятно, будет возрастать и, потратив пару шиллингов, приобрел журнал и несколько еженедельных газет. Затем, имея в запасе еще десять минут, я отправился искать Укриджа.

Он обнаружился на шестой платформе. Время близилось к 11-20, я увидел моего носильщика, прокладывающего путь прямо ко мне, вместе с чемоданом и клюшками..

- О, ты здесь! – проорал мне Укридж! - Мило с твоей стороны! Я было решил, что ты передумал.

Я пожал руку улыбающейся миссис Укридж.

- Я уже нашел вагон и занял два угловых места. Милли поедет в другом вагоне. Она не выносит запаха табака в купе. Надеюсь, мы доберемся нормально. Здесь чертовски много народу сегодня утром. Хотя, чем больше людей, тем больше яиц мы сможем продать. Даже невооруженным глазом видно, что все эти негодяи - закоренелые поедатели яиц. Пошли, сынок. Я только взгляну, как там устроилась моя женушка, и вернусь к тебе.

Я вошел в купе и остановился около двери, заглядывая внутрь, в слабой надежде помешать вторжению пассажиров. Затем я окинул быстрым взглядом купе и сел на свободное место. Пожилой джентельмен, сопровождаемый симпатичной девушкой, направлялся в мою сторону. К тому типу пассажиров, которых я надеялся избежать, эта пара не относилась. Я уже видел эту девушку, когда заглядывал в книжный киоск. Она ждала в сторонке, пока почтенный джентельмен вел отважную борьбу за билеты, и у меня было достаточно времени, чтобы понаблюдать за ней. Я раздумывал над тем, как правильнее описать цвет ее волос, золотистые или каштановые. Пришел к выводу, что все-таки каштановые. Одновременно я встретился с ее глазами, но только на мгновение. Кажется, они были голубыми. Но возможно и серыми. Я не был уверен. В жизни так много сложностей.

- Мне кажется, это купе почти пустое, моя дорогая Филлис, - произнес пожилой джентельмен, - входя в дверь и заглядывая внутрь. – Ты уверена, что ты не возражаешь против вагона для курящих?

- О, нет, папа. Нисколько.

- Тогда, я полагаю…, - сказал пожилой джентельмен и вошел внутрь.

Интонации его голоса выдавали ирландца. Акцент не был провинциальным. Никаких особых словечек. Но было понятно, что он ирландец.

- Прекрасно, - сказал он, усаживаясь и вытаскивая портсигар.

Тут паровоз зыпыхтел, и суета на платформе мгновенно усилилась, а когда стало казаться, что поезд может тронуться в любую минуту, волнение толпы достигло максимума. На платформе раздавались резкие выкрики. Последние пассажиры, в одиночку или группами, носились туда-сюда, напряженно вглядываясь в окна вагонов, в поиске места.

Пронзительный голос, призывал неизвестных «Томми» и «Эрни» «держаться рядом с тетушкой». Как только Укридж вернулся (спасайся, кто может), послышалось строгое предупреждение – «занимайте места», и в следующий момент куча разгоряченных людей ввалилась в вагон.

Вновь прибывшие состояли: из пухлой леди средних лет, в сером шерстяном облегающем платье, именуемой Тетушкой; молодого человека, по имени Альберт, который, как мне показалось, не был золотым ребенком; ее племянницы, лет двадцати, флегматичной и с полным отсутствием какого-либо интереса к жизни, и одного или двух людей, примкнувших к уже перечисленным.

Укридж спал в своем углу, но это его состояние быстро нарушил Альберт, нырнувший в его сторону. Альберт пристально и укоризненно поглядел на Укриджа, явно огорчаясь, что тот занимает столько места, затем плюхнулся на сиденье напротив меня, и начал жевать нечто, пахнущее анисом.

Тетушка, тем временем, с целью поговорить с леди в соломенной шляпке, сопровождаемой тремя перепачканными мальчишками, высунулась из окна, распределив свой значительный вес между ногами ирландского джентельмена и его дочери. Я пожалел, что Тетушка не опоздала на поезд. Она не вызывала абсолютно никаких симпатий. Девушка с каштановыми волосами и глазами то ли голубого, то ли серого цвета, как я заметил, относилась к происходящему с ангельским терпением. Она даже улыбнулась. Это произошло, когда поезд неожиданно тронулся, и Тетушка, качнувшись, села на сумку с едой, которую Альберт поместил на сиденье рядом с собой.

- Неуклюже! - выразительно заметил Альберт

- Альберт, ты не должен так разговаривать с Тетушкой!

- Кому захочется, чтобы садились на его сумку? – не согласился Альберт.

Они занялись обсуждением этой проблемы. Спор никоим образом не сказался на усилиях, которые Альберт прилагал к жеванию. Анисовый запах становился все более и более мучительным. Укридж зажег сигару, и тут я понял, почему миссис Укридж предпочитает путешествовать в другом вагоне, ибо:

"В его руке не нужен был бы меч,
Когда бы мог он закурить сигару"…

Здравствуйте!
Очень рада, что попала на ваш сайт, Вудхауса люблю уж...давно. Здорово, что есть целое общество! Может, первый блин не будет слишком комом...

Отрывок

Когда на следующее утро, без десяти одиннадцать, я приехал к поезду до Кум-Риджиз на вокзал Ватерлоо, слабые проблески солнца, а также чрезвычайная суматоха и суета на всех платформах несколько оживляли его мрачноватую обстановку. Носильщик забрал мой чемодан и клюшки для гольфа, и мы условились встретиться на шестой платформе. Я купил билет, направился к киоску и, исключительно для того, чтобы поддержать торговлю, демонстративно громко спросил, есть ли в продаже «Маневры Артура» Джереми Гарнета. Получив отрицательный ответ, я осуждающе поцокал языком и посоветовал заказать это произведение впрок, ибо спрос, наверняка будет велик; и, купив за пару шиллингов журнал и газеты, я отправился на поиски Акриджа, имея еще минут десять в запасе.

На шестой платформе я и нашел его. Наш поезд на одиннадцать двадцать уже подали, и через минуту появился мой носильщик, который прокладывал себе путь сквозь толпу с моим чемоданом и клюшками.

-А, вот и ты!- бодро провозгласил Акридж, - Молодчина! Уж думал ты опоздаешь.

Я и улыбающаяся миссис Акридж поприветствовали друг друга.

- Я нашел купе и занял два угловых местечка. Милли поедет в следующем. Ей не нравится, когда в дороге пахнет табачным дымом. Хорошо бы к нам никто не подсел. Сегодня чертовски много народу. Хотя, чем больше на свете людей, тем больше яиц мы продадим. С первого взгляда видно, что все эти зануды убежденные яйцееды. Давай, сынок, заходи. Я только провожу миссис до купе и вернусь.

Я вошел в купе и встал в дверях, выглядывая в слабой надежде предотвратить вторжение попутчиков. Но затем, быстренько убрал голову и сел. Ко мне приближался пожилой джентльмен в сопровождении симпатичной девушки. Не таким попутчикам я готовился дать отпор. Девушку я приметил еще у кассы. Она ждала в стороне, пока пожилой джентльмен в очереди азартно бился за билеты, а у меня был шанс разглядеть ее. Я тогда порассуждал сам с собой, как было бы лучше описать цвет ее волос - был ли он шоколадный, или, скорее золотой. Я остановился на шоколадном. Глазами мы встретились всего лишь раз, да и то, на мгновение. Может, они были голубые, а может и серые. Не могу сказать наверняка. Жизнь полна вот такими загадками.

- Это, кажется почти пустое, дорогая Филлис,- джентльмен заглянул внутрь, подойдя к двери. – Ты точно не против купе для курящих?

- О нет, папа, нисколько.

- Ну, тогда, думаю… - произнес пожилой джентльмен и вошел.

По интонациям его голоса, я предположил, что он ирландец. Не то, чтобы у него был особенный акцент. Не было и незнакомых слов. Но, в общем, он был какой-то «ирландский».

- Вот и хорошо, - сказал он, устраиваясь и вынимая портсигар.

До последнего момента суматоха на перроне ежеминутно возрастала, и когда паровоз стал выпускать пар, будто поезд вот-вот тронется, возбуждение толпы достигло апогея. На перроне раздавались душераздирающие крики. Словно заблудшие овцы, в одиночку или группами, пассажиры носились туда и обратно, жадно заглядывая в окна вагонов в поисках свободных мест. Пронзительные голоса умоляли неизвестных «Томми» и «Эмми» «не отставать от тетушки». К моменту возвращения Акриджа толпа пассажиров была уже в состоянии sauve qui peut (спасайся, кто может) и слышалось испуганное « Влезай хоть куда-нибудь»; и уже в следующее мгновение лавина разгоряченной людской массы хлынула в вагон.

Среди вновь прибывших была леди средних лет (к ней обращались Тетушка), дородную фигуру которой тесно облегало серое шерстяное платье; юнец, по имени Альберт, как выяснилось позже, не самое жизнерадостное дитя; племянница, лет двадцати, флегматичная девица, похоже совсем без интереса к жизни. А также еще один или двое гражданских лиц, пристроившихся с сему отряду.

Акридж проворно проскользнул в свой угол, опередив Альберта, который уже сделал, было, бросок в том направлении. Альберт смерил его пристальным осуждающим взглядом, а затем уселся рядом со мной и стал жевать что-то с запахом аниса.

Тем временем, тетушка высунулась в окно, чтобы поболтать с приятельницей – дамой, в зажимах для укладки волос и соломенной шляпке, в сопровождении троих чумазых сорванцов. При этом Тетушка наступила на ноги ирландскому джентльмену и его дочери, равномерно распределяя между ними свой внушительный вес. Большая удача, сказала она, что удалось сесть. Я бы с ней не согласился. Девушка с темными волосами и глазами, толи серыми – толи голубыми, переносила страдания, просто с ангельским терпением. Она даже улыбалась. Но, тут поезд рывком тронулся, и Тетушка, пошатнувшись, села с размаху на сумку с едой, которую Альберт поставил на сидение подле себя.

-Неуклюжая!- лаконично заметил Альберт.

- Альберт! Не смей так говорить с Тетушкой!

- А чо ты садишься на мою сумку? – не согласился тот.

Они еще поспорили на эту тему. Причем, прения ни коим образом не повлияли на процесс жевания. Аромат аниса становился все более и более нестерпимым. Акридж закурил сигару, и я понял, почему миссис Акридж предпочитает путешествовать в другом купе, ибо

«В руке своей держал он сорт,
Лишь он курить его бы смог » *

* Видоизмененная цитата из произведения «Песни Древнего Рима» (Lays of Ancient Rome- Horatius-XLll ) Маколея Т. Бэббингтона
В руке своей сжимал клинок,
Которым он владеть лишь мог.

Когда на следующее утро без десяти одиннадцать я прибыл к поезду на Кум-Риджис, обычно суровая атмосфера вокзала Ватерлоо была оживлена робкими солнечными лучами и царившей на платформах невероятной суетой. Носильщик подхватил чемодан и клюшки для гольфа, пообещав встретить меня на платформе номер шесть. Я купил билет и направился к книжному киоску. Там, исключительно в интересах развития книготорговли, громко и очень внятно осведомился о наличии книги "Проделки Артура" Джереми Гарнета. Получив ответ об ее отсутствии, я разочарованно прищелкнул языком и посоветовал продавцу непременно заказать книгу, и с запасом! так как спрос на нее ожидался немалый. Затем потратил пару шиллингов на покупку журнала и свежих газет и, спустя десять минут, отправился на поиски Юкриджа.

Нашел я его на платформе номер шесть. Время отправления - одиннадцать двадцать - приближалось, и я уже заметил носильщика, который пробирался ко мне сквозь толпу с чемоданом и клюшками в руках.

- Ну, наконец-то! - вскричал Юкридж энергично. - Ты чуть не опоздал.

Я пожал руку улыбающейся миссис Юкридж.

- Я занял два угловых места. Милли едет в другом купе. В дороге она не выносит запаха табака. Надеюсь, что мы будем в купе одни. Черт бы побрал эту толпу! Впрочем, рост народонаселения планеты, безусловно, нам на руку - тем больше яиц мы сможем продать! Знаешь, стоило мне бросить беглый взгляд на этих молодцов, как я тут же понял - вот они, заядлые потребители яиц! Давай, сынок, поторапливайся. А я только провожу даму в ее купе и вернусь.

Я остановился в дверях купе, выглядывая наружу в слабой надежде помешать вторжению возможных попутчиков. Внезапно я отдернул голову и сел. Пожилой джентльмен в сопровождении хорошенькой девушки направлялись в мою сторону. Это были не те попутчики, от чьего общества я хотел бы избавиться. Девушку я приметил еще у билетной кассы. Она стояла в сторонке, в то время как пожилой джентльмен в очереди азартно бился за обладание билетами, и у меня было достаточно времени, чтобы рассмотреть ее. Я вступил в спор со своим внутренним голосом, пытаясь дать точное определение цвету ее волос - каштановые или золотые? Сошлись на каштановых. Только раз, и то лишь на мгновение, я встретился с ней взглядом. Ее глаза могли быть синими. Или, возможно, серыми... Никакой определенности. Вся наша жизнь состоит из подобных неразрешимых проблем!

- А вот это, кажется, почти пустое, Филлис, дорогая, - пожилой джентльмен подошел к двери купе и заглянул внутрь. - Ты точно не возражаешь против купе для курящих?

- Да нет же, папа. Нисколько.

- Ну, тогда, я полагаю..., - и пожилой джентльмен вошел в купе.

Судя по выговору, он был ирландцем. Это не был акцент - никаких там ирландских словечек, но общий строй его речи был определенно ирландским.

- Ну, вот и славно, - сказал он, усаживаясь и вынимая ящик с сигарами.

Суматоха все возрастала, а когда поезд издал фыркающий звук, словно готов был тронуться с места в любую минуту, возбуждение толпы достигло предела. Визгливые крики неслись над платформой. Бедные потерянные овцы поодиночке и, сбиваясь в стада, метались взад и вперед, зорко всматриваясь в окна купе в поисках свободных мест. Пронзительные голоса давали указания неизвестным Томми и Эрни "оставаться с тетушкой". Как только Юкридж вернулся, это паническое "спасайся, кто может", это грозное "да влезай ты хоть куда-нибудь" обрело звук и плоть, и в следующее мгновение лавина собратьев наших вломилась в купе.

Вновь прибывшие попутчики состояли из дамы средних лет (ее называли Тетушкой), очень тучной и облаченной в весьма облегающее серое шерстяное платье, юноши, отзывавшегося на Альберта, и отнюдь не производившего впечатления пай-мальчика, племянницы лет двадцати - создания на вид бесстрастного и лишенного интереса к жизни, а также парочки туристов и слуг.

Юкридж проскользнул в свой уголок, ловко обойдя Альберта, который двинулся было в том же направлении. Некоторое время Альберт разглядывал его пристально и с укоризной, затем плюхнулся на сиденье напротив меня и принялся жевать что-то анисовое.

Тем временем Тетушка, равномерно распределив свой солидный вес на коленях ирландского джентльмена и его дочери, высунулась из окна, беседуя с дамой в соломенной шляпке и папильотках. Даму сопровождали трое ее грязных и распущенных отпрысков. Тетушка уверяла приятельницу в том, что успеть на поезд было необыкновенной удачей! Я вовсе не был так в этом уверен. Девушка с каштановыми волосами и глазами, в отношении цвета которых я так и не определился, переносила страдания с ангельским терпением. И даже улыбалась. Внезапно поезд рывком тронулся с места, и Тетушка, покачнувшись назад, села на сумку с едой, которую Альберт поставил на сидение перед собой.

- У-у, туша, - Альберт был краток.

- Альберт, не смей так разговаривать с Тетушкой!

- А чего она уселась на мою сумку? - возразил Альберт возмущенно.

Они заспорили. Их бестолковый спор сопровождался яростным Альбертовым жеванием. Аромат аниса ощущался уже почти как физическая боль. Тут Юкридж зажег свою сигару, и я понял, почему миссис Юкридж предпочла путешествие в другом купе, ибо сигара его была подобна мечу разящему в воинственной руке.*

* Аллюзия на строку из поэмы "Horatius" Т.Бэббингтона

Следующим утром без десяти одиннадцать когда я приехал на вокзал, чтобы сесть на поезд в Кам-Риджис, обычную строгость и унылость станции Ватерлоо нарушали редкие проблески солнца, ужасная суматоха и толкотня на перроне. Носильщик взял у меня чемодан и клюшки для гольфа, чтобы вернуть мне их уже на шестой платформе. Я купил билет, подошел к книжному киоску, и проникновенным голосом громко спросил, из делового интереса, конечно, нет ли у них книги Джереми Гарнета «Проделки Артура». Получив отрицательный ответ, я с упреком цокнул языком и посоветовал заказать побольше, поскольку на нее ожидается большой спрос, отдал пару шиллингов за журнал и несколько еженедельников. В запасе у меня было десять минут, и я отправился искать Укриджа.

Я нашел его на шестой платформе. Поезд на 11:20 ждал на путях, и я уже видел своего носильщика с моим чемоданом и сумкой для клюшек, продирающегося ко мне через толпу.

- Вот и ты! - энергично прокричал Укридж. - Вот и славно. Я уж думал, ты опоздаешь.

Я пожал руку улыбающейся Миссис Укридж.

- Я нашел купе и занял для нас два места в углу. Милли поедет в другом. Ей не нравится запах дыма во время путешествия. Надеюсь, мы будем одни в купе. Чертовски много народу сегодня. Хотя чем больше в мире людей, тем больше яиц мы продадим. Я же сразу вижу, что эти типы убежденные любители яиц. Входи, сынок. Я только провожу миссис до ее купе и вернусь к тебе.

Я вошел в купе и встал в дверях. Поглядывал на улицу, все еще питая слабую надежду избежать набега попутчиков. Вдруг я резко отпрянул от двери и сел. Пожилой джентльмен в сопровождении хорошенькой девушки шли по направлению ко мне. И если были попутчики, которых я надеялся не увидеть, то это уж точно были не они. Я заметил эту девушку еще в кассе. Она ждала чуть в стороне от очереди, пока пожилой джентльмен храбро сражался за билеты, так что у меня была благоприятная возможность изучить ее внешность. Я сам с собой поспорил, как лучше описать цвет ее волос: каштановый или золотистый. Наконец остановился на каштановом. Лишь однажды я поймал ее взгляд, и то всего лишь на мгновение. Глаза у нее были, кажется, голубые. А может быть серые. Я не мог быть уверен наверняка. Жизнь полна проблема такого рода.

- Это купе, кажется, почти свободно, дорогая Филлис,- сказал пожилой джентльмен, подойдя к двери и заглянув внутрь. - Ты уверена, что не против курящего вагона?

- О, нет, отец. Нисколько.

- Тогда я думаю . . .,- сказал пожилой джентльмен, заходя в купе.

Его интонации выдавали в нем ирландца. У него не было акцента. Никаких странных словечек. Но общее впечатление складывалось ирландское.

- Хорошо, - сказал он, усаживаясь, и достал портсигар.

Толпа была взволнована до предела, а как только паровоз запыхтел, и поезд, казалось, вот-вот тронется в любую минуту, на платформе моментально поднялась суматоха. Резкие выкрики разносились по платформе. Заблудшие овцы, в одиночку или группками, носились туда и обратно, настойчиво заглядывая в вагоны в поисках свободного места. Пронзительные голоса приказывали неизвестным "Томми" и "Эрни" "держаться около тетушки". Как только вернулся Укридж, неподалеку от нас уже слышалось испуганное "Залезай хоть куда-нибудь", словно последний зов вокзальной толпы о помощи – отчаянное «спасайся, кто может». А в следующий момент лавина оживленного народа обрушилась на наше купе.

Среди новеньких была леди среднего возраста, которую все звали Тетушка, очень полная, одетая в обтягивающее серое шерстяное платье; юнец по имени Альберт, вовсе не жизнерадостный ребенок, племянница около 20-ти лет, вялая и без видимого интереса к жизни, и один или пара других прибившихся к компании.

Укридж проскользнул в свой угол, ловко расстроив планы Альберта, который только-только хотел усесться туда. Альберт посмотрел на него пристально с упреком во взгляде, потом опустился на сидение рядом со мной и начал жевать что-то, пахнущее анисовыми семечками.

В это время Тетушка равномерно распределила свой внушительный вес между ступнями ирландского джентльмена и его дочери. Она высунулась из окна, чтобы поговорить с подругой в соломенной шляпке и папильотках, в сопровождении трех грязных невоспитанных мальчишек. Она говорила, какая же ей повезло, что они сели на поезд. Не мог с ней согласиться. Девушка с каштановыми волосами и то ли серыми, то ли голубыми глазами переносила это наказание, как я заметил, с ангельским спокойствием. Она даже улыбалась. Когда, резко дрогнув, поезд внезапно тронулся, Тетушка пошатнулась назад и плюхнулась на сумку с едой, который Альберт положил на сидение рядом с собой.

- Неуклюжая растяпа! - немногословно заметил Альберт.

- Альберт, ты не должен так разговаривать с Тетушкой!

- Зачем тогда садиться на мою сумку? - хмуро сказал Альберт.

Они поспорили. Спор ни коим образом не отвлекал Альберта от жевания, запах анисовых семечек становился все невыносимее. Укридж зажег сигару, и я понял, почему Миссис Укридж предпочла ехать в другом купе, поскольку

"В своей руке он держит то, что выкурить сможет лишь он один"

На следующее утро без десяти одиннадцать я приехал на вокзал Ватерлоо, чтобы сесть на поезд до Комбе Регис. Обычную неприглядность станции на сей раз скрашивали несколько проблесков солнца и заметная суета на некоторых платформах. Носильщик взял мой чемодан и клюшки для гольфа, и мы условились, что он отнесёт их на шестую платформу. Я купил билет и направился к книжному киоску, где исключительно в профессиональных интересах я громко и пронзительно поинтересовался, есть ли у них "Манёвры Артура" Джереми Гарнета. Когда же мне сообщили, что книги у них нет, я укоризненно прищёлкнул языком, посоветовал им наладить её поставку, потому что, по всей видимости, она будет пользоваться большим спросом, и потратил пару шиллингов на журнал и несколько еженедельных газет.

У меня оставалось ещё десять минут, и я направился на поиски Укриджа.

Я нашёл его на шестой платформе. Поезд, отправляющийся в 11-20, уже подали, и вскоре я заметил своего носильщика, пробирающегося ко мне сквозь толпу с чемоданом и сумкой для гольфа.

- Вот ты где, - прокричал мне Укридж. - Твоё счастье. Думал, ты опоздаешь на поезд.

Я пожал руку улыбающейся миссис Укридж.

- Я пробрался в вагон и занял два места у окна. Милли едет в другом вагоне. В дороге она плохо переносит табачный дым. Надеюсь, к нам никто не подсядет. Как здесь ужасно много людей этим утром. Хотя, чем больше людей на свете, тем больше яиц мы продадим. Я уже сейчас вижу, что все эти головорезы - убеждённые любители яиц. Ты садись, сынок, а я провожу миссис в её вагон и вернусь.

Я вошёл в купе и остался стоять у двери, выглядывая в проход со слабой надеждой не допустить вторжения других путешественников. Вдруг я подался внутрь и сел. Ко мне направлялся пожилой джентльмен в сопровождении хорошенькой девушки. Они были не из тех путешественников, кого я так не хотел впускать. Я заметил девушку ещё у книжного киоска. Она ждала в стороне от очереди, пока пожилой джентльмен храбро сражался за билеты, и у меня была возможность рассмотреть её. Я размышлял, правильно ли было назвать её волосы золотыми или русыми. Наконец я остановился на русых. Я только раз поймал её взгляд - и только на мгновение. Её глаза могли быть голубыми. Или серыми. Я не был уверен. Жизнь состоит из подобных проблем.

- Вот здесь вроде довольно пусто, дорогая Филлис, - сказал пожилой джентльмен, подходя к двери купе и заглядывая внутрь. - Ты точно не против вагона для курящих?

- Нет, отец, не против.

- Тогда, думаю... - сказал пожилой джентльмен, входя в купе. Что-то неуловимое в его голосе выдавало ирландца. У него не было акцента. Не было необычных слов. Но в общем он производил впечатление ирландца.

- Хорошо, - сказал он, усаживаясь и вынимая портсигар.

Суета на платформе нарастала, и теперь, когда по фырканью локомотива стало понятно, что поезд может тронуться в любую минуту, возбуждение толпы достигло предела. Визгливые крики эхом отдавались на платформе. Люди, как потерянные овцы, по одиночке и группками носились туда-сюда, взбудораженно заглядывая в вагоны в поисках свободных мест. Пронзительные голоса наказывали неким "Томми" и "Эрни" держаться рядом с тётушкой. Только Укридж вернулся, как послышалось железнодорожное спасайся-кто-может - "садись куда-нибудь", - и в следующее мгновение лавина разгорячённых людей хлынула в вагон.

В нашем купе тоже было пополнение: очень полная дама средних лет, облачённая в обтягивающее серое шерстяное платье, которую называли Тётушкой; её племянники: юнец по имени Альберт, отнюдь не казавшийся милым ребёнком, и флегматичная девушка лет двадцати, явно без всякого интереса к жизни; и ещё пара-тройка путешественников.

Укридж проскользнул в угол на своё место, при этом ловко оттеснив Альберта, который тоже было намерился сесть у окна. Альберт пристально и укоризненно посмотрел на него, затем опустился на сидение рядом со мной и начал жевать что-то пахнущее анисом.

Тем временем Тётушка, равномерно распределив свой значительный вес между ногами ирландского джентльмена и его дочери, высунулась из окна побеседовать со своей подругой - соломенная шляпа, волнистые волосы, - окружённой тремя грязными балованными мальчишками. Какая удача, объявила она, что ей удалось сесть на поезд. Я не мог с ней согласиться. Я отметил, что русоволосая девушка, чьи глаза были ни голубыми ни серыми, терпела неудобства с ангельским спокойствием. Она даже улыбалась.

Тут поезд рывком двинулся с места, и Тётушка, отброшенная назад, приземлилась на сумку с едой, которую Альберт поставил на сидение рядом с собой.

- Мимо, - кратко заметил Альберт.

- Альберт, не смей так говорить с тётушкой!

- Что, хочешь тогда посидеть на моей сумке? - неприятно ответил Альберт.

Они начали спорить. Спор ни в коей мере не мешал Альберту энергично жевать. Запах аниса становился невыносимым . Укридж зажёг сигару, и я понял, почему миссис Укридж предпочитала не ездить с ним в одном купе.

Курил такие он сигары,
Каких никто терпеть не мог...

Простенький вокзал Ватерлоо в десять минут двенадцатого был освещен редкими лучами солнца и оживлен деловитой суетой прибывших туда людей. Как раз в это время я приехал туда, что бы успеть на поезд в Комб Регис. Носильщик взял мой чемодан и сумку с клюшками для гольфа, сообщив, что мой поезд будет подан на шестую платформу. Я купил билет и отправился в зал ожидания, где, в интересах же торговли, нарочито громко спросил у продавца, не было ли у них «Маневров Артура» Джереми Гарнета. Узнав, что не было, я досадливо пощелкал языком, порекомендовав им заказать со склада в ближайшее время, так как спрос обещал быть высоким, и потратил несколько шиллингов на журнал и парочку еженедельников. Имея в запасе десять минут, я прогуливался в поисках Акриджа.

Я увидел его на шестой платформе. Поезд на 11-20 был уже подан, и вскоре я увидел, как мой носильщик пробирался ко мне, таща чемодан и сумку с клюшками для гольфа.

- А, вот и ты! – завопил Акридж – Тем лучше для тебя, а то ты мог и опоздать.

С улыбающейся миссис Акридж мы обменялись рукопожатиями.

- Я занял два крайних места. Милли поедет в другом вагоне, она не терпит запаха сигарет. Надеюсь, наши места никто не занял. Черт бы побрал всю эту кучу людей, явившихся сюда сегодня. Хотя, чем больше людей, тем больше яиц мы продадим. Уверен, что все эти зануды дюжинами поглощают яйца. Держись, сынок! Я только помогу миссис с багажом и вернусь.

Я вошел в вагон, стараясь опередить двоих парней, намеревавшихся проникнуть туда. Я поправил шляпу и уселся. Навстречу шел старый джентльмен с милой молодой девушкой. Он был не из тех путешественников, которых стараешься избегать. Девушку я заметил еще в кассе, когда она ждала отца, бившегося за билеты, около очереди, но времени разглядеть ее как следует у меня не было. Поэтому я не мог точно сказать, какого цвета были ее волосы: то ли коньячные, то ли золотые? Решил, что золотые. Глаза я тоже видел недолго, они были неопределенного серо-голубого цвета, какие точно, я не знаю. Жизнь наша полна подобных неразрешимых проблем, когда не можешь точно определиться.

- Дорогая Филлис, здесь довольно пусто, ты уверена, что не возражаешь против вагона для курящих? – спросил джентльмен, проходя в вагон и осматриваясь.

- Да нет.

- Тогда, я думаю… - сказал он, входя

Его голос выдавал в нем ирландца. Нет, конечно, это не был ирландский акцент, так как не было никаких особых словечек, но общее впечатление говорило, что он – ирландец.

- Что ж, это хорошо, - сказал он, усаживаясь и доставая портсигар.

Тем временем вокзальная суета усилилась, особенно когда раздалось фырканье паровоза, всем казалось, что поезд тронется в любую минуту, люди были слишком возбуждены. Эхо пронзительных криков прокатилось по вокзалу. Люди напоминали заблудших овец, они поодиночке или группами метались взад и вперед, хищно высматривая свободные места. Резкие голоса приказывали неизвестным Томми и Эрни держаться теть. Как только Акридж вернулся, толпа, избрав себе девизом «Спасайся, кто может», лавиной хлынула в вагон.

Присоединившиеся к нам были: леди средних лет, откликавшаяся на «Тетю», полная, одетая в серое шерстяное облегающее платье; юнец по имени Альберт, казавшийся отнюдь не ангелочком; и тетина племянница, двадцатилетняя флегматичная девушка, смотревшая на жизнь безо всякого интереса. Кроме того, были еще два случайно прибившихся типа и несколько слуг.

Акридж уснул в своем углу, заняв место раньше Альберта, присмотревшего это местечко себе. В ответ он посмотрел на Акридж с упреком, сел в кресло рядом со мной и начал жевать что-то, сильно пахнущее анисом. Тетя в это время располагала свою тушу ровненько между ногами ирландца и его дочери, так как она выглянула в окно и разговаривала с кудрявой подругой в соломенной шляпе и с тремя грязными разбитными мальчишками.

Тетя была счастлива, что успела на поезд. Я не мог с ней не согласиться. Девушка с коньячными волосами и непонятными серо-голубыми глазами терпела тетину тушу с ангельским терпением, даже улыбаясь. В этот момент поезд внезапно тронулся и тетя, отшатнувшись назад, села на сумку с едой, которую Альберт положил на сиденье рядом.

- Неуклюжая – коротко заметил Альберт.

- Альберт, ты не должен так разговаривать с тетей.

- Даже если Вуди хочет усесться на мою сумку? – не согласился он.

Они начали спорить. От разгоревшейся дискуссии Альберт начал жевать еще сильнее, анисовый запах стал совершенно невыносимым. Тогда Акридж закурил, и я понял, почему миссис Акридж предпочитала путешествовать в другом вагоне. В руке у Акриджа было разрешение на курение в любых вагонах.

Когда на следующее утро я без десяти одиннадцать явился к поезду на Кум-Риджис, обычно угрюмый вокзал Ватерлоо оживляли солнечные блики и перронная суета. Носильщик забрал у меня чемодан и клюшки для гольфа, мы условились о встрече на шестой платформе. Я купил билет и протолкался к книжному киоску, где в интересах рекламы спросил громко и отчетливо, имеется ли Джереми Гарнет, "Уловки Артура". Услышав, что нет, не имеется, я укоризненно прищелкнул языком, посоветовал закупить побольше, ведь спрос обещает быть немалым, и потратил пару шиллингов на журнал и кое-какие еженедельники. Далее, имея десять минут в запасе, я двинулся на поиски Акриджа.

Обнаружил я его на шестой платформе. Поезд 11:20 уже подкатил, а вскоре и стало видно, как мой носильщик расчищает себе путь чемоданом и сумкой с клюшками.

- Ну вот и ты! - вскричал Акридж. - Молодчина! Я уж думал, ты опоздаешь.

Я пожал руку сияющей миссис Акридж.

- Я занял в купе два угловых места. Милли поедет в другом. Ей претит запах дыма во время движения. Хорошо бы к нам никто не подсел. Чертовски людно здесь с утра. Хотя: больше в мире населения - лучше наша коммерция. Невооруженным глазом видно, что вся эта публика уплетает яйца за милую душу. Забирайся, сынок. Я только посажу женушку в ее купе, и мигом вернусь.

Я вошел внутрь и стал у двери, слабо надеясь хоть этим помешать вторжению попутчиков. А потом - импульсивно втянул голову и сел. Ко мне приближались пожилой джентльмен с юной красавицей. Не таких попутчиков я стремился отвадить. На девушку я обратил внимание у кассы. Она поджидала в сторонке от очереди, пока пожилой джентльмен упорствовал в борьбе за билеты, а я созерцал по мере возможности. Я колебался, подбирая, как вернее описать ее волосы: русые или золотистые, и в конце концов решил в пользу русых. Только раз наши взгляды встретились, да и то лишь на мгновение. Кажется, у нее были голубые глаза. А может, и серые. Я не был уверен. В жизни полным-полно нерешенных вопросов.

- Здесь, похоже, сравнительно свободно, Филлис, дорогая, - заявил пожилой джентльмен, подойдя к двери и заглядывая внутрь. - Ты вполне уверена, что не против ехать в купе для курящих?

- Нет-нет, папа, я ничуть не против.

- Тогда, полагаю... - с этими словами пожилой джентльмен вошел.

Интонации его речи выдавали ирландца. Никакого акцента. Никаких словечек. Просто общее впечатление создавалось этакое ирландское.

- Вот и славно, - сказал он, усаживаясь и вынимая портсигар.

Ажиотаж на платформе нарастал с секунды на секунду, пока, наконец, по пыхтенью паровоза не стало ясно, что он вот-вот тронется в путь, и тут страсти накалились до предела. Над платформой неслись пронзительные возгласы. Отбившиеся овечки метались туда-сюда, поодиночке и стадами, высматривая в вагонах незанятые места. Душераздирающие голоса велели неведомым Томми и Эрни "ну-ка, не отходить от тети". Когда Акридж возвращался, как раз послышался панический клич перронной толпы, грозное "лезь куда придется", и в тот же миг лавина разгоряченных людей обрушилась на купе.

Состав новоприбывших: называемая "тетушкой" дама средних лет в сером шерстяном платье, обтянувшем ее весьма полный стан; юнец по имени Альберт, как выяснилось, не самый дружелюбный ребенок; вялая племянница лет двадцати, видимо, не питавшая к жизни интереса; к ним примкнули один-два последователя.

Акридж проскользнул на угловое место, ловко обойдя Альберта, который нацелился было туда. Альберт какое-то время жег его осуждающим взглядом, затем опустился на сиденье рядом со мной и зажевал, не знаю что, но с анисовым ароматом.

Тетушка между тем, умостив свой изрядный вес на ногах ирландского джентльмена и его дочери поровну, высунулась в окно пообщаться с кумушкой в папильотках под соломенной шляпкой, в сопровождении трех неумытых вертлявых мальчишек. Как удачно, выходило по ее словам, что она успела на поезд. Я не мог с ней безоговорочно согласиться. Девушка с русыми волосами и то ли голубыми, то ли серыми глазами несла свой крест с ангельским терпением, чему я свидетель. Она даже улыбалась. Улыбка появилась, когда поезд тронулся рывком, и тетушка, пошатнувшись назад, шлепнулась на продуктовую сумку, стоявшую на сиденье рядом с Альбертом.

- С-с-слониха! - отрезал тот.

- Альберт, не смей так говорить с тетушкой!

- А чего ты расселась на моей сумке? - процедил Альберт.

Они заспорили. Участие в полемике никоим образом не повлияло на жвачные возможности Альберта. Анисовый запах становился все тошнотворнее. Акридж закурил сигару, и я догадался, почему миссис Акридж предпочитает ездить отдельно, ведь

"В руке его дымилась марка,
Что он один лишь вынесть мог".

Суровость станции Ватерлоо была смягчена проблесками солнечных лучей, царящей суматохой и оживлением на разных платформах, когда я на следующее утро без десяти одиннадцать прибыл на станцию, чтобы успеть на поезд до Комб Реджис.

Носильщик взял мой чемодан и клюшки, и мы условились встретиться на платформе номер 6. Я купил билет и направился к книжному киоску, где во всеуслышание спросил, не появились ли в продаже «Маневры Артура» Джереми Гарнета. Получив отрицательный ответ, я укоризненно щелкнул языком и посоветовал запастись ими, поскольку спрос на них, вероятнее всего, возрастет, и потратил пару шиллингов на журнал и несколько еженедельников. В запасе у меня оставалось минут десять, и я пошел искать Укриджа.

Он оказался на шестой платформе. Было уже почти двадцать минут двенадцатого, когда я заметил своего носильщика, протискивающегося ко мне с чемоданом и клюшкой сквозь толпу.

- Вот ты где! – бодро крикнул мне Укридж. – Молодец! А я было подумал, ты опоздаешь на поезд.

Я обменялся рукопожатием с улыбающейся миссис Укридж.

- У меня вагон с двумя угловыми местами. Милли едет в другом поезде, потому что не переносит запаха сигар в путешествиях. Надеюсь, вагон будет в нашем распоряжении. Дьявол, этим утром здесь полно народу. Впрочем, чем больше людей в мире, тем больше яиц мы продадим. Я невооруженным глазом вижу, что все эти парни – едоки яиц, еще какие! Ты поднимайся, сынок, а я только взгляну на девушек, что в вагоне с Милли, и вернусь.

Я зашел в купе и остановился у двери, в слабой надежде пытаясь помешать вторжению попутчиков. Затем я, внезапно повернув голову, сел. Пожилой джентльмен в сопровождении прелестной девушки шел мне навстречу. Он не относился к тому типу попутчиков, которых я надеялся избежать. А девушку я заметил еще у билетной кассы. Она стояла в стороне от очереди, в то время как пожилой джентльмен храбро боролся за билеты, поэтому у меня была масса возможностей рассмотреть ее. Я размышлял про себя, какой цвет точнее подходит к описанию ее волос – каштановый или золотой. Наконец, я решил, что это каштановый. Один раз я встретился с ней глазами, потом лишь на мгновение. Они могли быть голубыми. Или серыми. Я не мог убедиться. Жизнь полна подобных вопросов.

- Кажется, здесь еще свободно, моя дорогая Филлис, - произнес пожилой джентльмен, подойдя к двери купе и заглянув внутрь. – Ты точно не возражаешь против мест для курящих?

- Нет, отец, ни чуть.

- Что ж, тогда..., - сказал он, заходя внутрь.

Интонация голоса говорила об ирландском происхождении. Это не был акцент. Не было никаких странных слов в речи. Но все вместе выдавало в нем ирландца.

- Хорошо, - сказал джентльмен, располагаясь и доставая сигарочницу.

Суматоха на платформе мгновенно возросла, и сейчас, когда от фырканья двигателя не показалось, что поезд может тронуться в любую минуту, волнение толпы было огромным. Режущие слух крики эхом отдавались платформам. Потерянные овцы, кто по одиночке, кто в компании, рванулись в купе в поисках мест. Пронзительные голоса призывали неизвестных «Томми» и «Эрни» «держаться тетушки». Укридж только вернулся, sauve qui peut станционной толпы продолжалось, слышалось пугающее «размещайтесь где-нибудь», и в следующее мгновение лавина разгоряченных людей начала вливаться в вагоны.

В числе вновь прибывших были: дама средних лет, называемая тетушкой, очень полная, в обтягивающем ее сером платье из альпака; солнечный ребенок, но показалось, юноша, которого звали Альбертом; племянница лет двадцати, бесстрастная и, по-видимому, лишенная интереса к жизни; и с ними парочка других попутчиков и прислуга.

Укридж проскользнул в угол, ловко опередив Альберта, направившегося туда же. Пристально и с укоризной взглянув на него, Альберт опустился на место возле меня, и начал жевать, судя по запаху, что-то анисовое.

Тетушка, тем временем, пыталась распределить свой внушительный вес между ногами пожилого ирландца и той частью тела его дочери, которое оставалось внутри, в то время как она сама, высунувшись в окно, говорила с подругой в соломенной шляпке и накрученными на бигуди волосами, сопровождаемая тремя грязными и фривольными мальчишками. Это было, как она выразилась, удачей, что она успела на поезд. В этом я не мог с ней согласиться. Девушка с каштановыми волосами и глазами не то голубыми, не то карими, переносила подобное неудобство, как я заметил, с ангельским спокойствием. Она даже улыбнулась. Когда же поезд внезапно тронулся, тетушка, отпрянув назад, села на сумку с продуктами, которую Альберт поставил рядом с собой на сиденье.

- Неуклюжая, - бросил он кратко.

- Альберт, ты не должен так разговаривать с тетушкой!

- Что, и ты тоже хочешь сесть на мою сумку? – огрызнулся он.

Они начали спорить по этому поводу. Спор, однако, никоим образом не мешал Альберту продолжать жевание. Запах аниса становился все более и более невыносимым. Укридж закурил сигару, и я вдруг понял, почему миссис Укридж предпочитала путешествовать в другом купе: ведь

«в руке он держал тот сорт сигар,
курить которые мог только он».

Строгость станции Ватерлоо в без десяти одиннадцать утра, куда я прибыл к поезду на Коумб Риджес, смягчали солнечные лучи и большая суматоха и деятельность на разных платформах. Носильщик понес мой чемодан и сумку с клюшками для гольфа в направлении шестой платформы. Я купил билет и направился в книжный ларек, где, пытаясь разузнать об ассортименте, я вынужден был выкрикивать свой вопрос: есть ли у них «Хитрость Артура» Джереми Гарнета. Узнав, что таковой нет, укоризненно прищелкнув языком, посоветовал о необходимости поставки, так как спрос, вероятно, увеличиться, и, за пару шиллингов приобрел журнал и несколько недельных газет. Затем, имея в запасе десять минут, я отправился на поиски Окриджа.

Я нашел его на шестой платформе. Рядом было уже около двадцати человек, как я заметил своего носильщика, протискивающегося ко мне с моим чемоданом и сумкой для гольфа.

- Вот ты где!, - воскликнул Окридж. - Тем лучше для тебя. Думаю, ты кое-что забыл.

Я махнул рукой улыбающейся миссис Окридж.

- Я нашел наш вагон и занял два угловых места. Милли поедет в другом. Она не переносит запах табака, когда путешествует. Надеюсь, что мы будем предоставлены сами себе. Черт, как много народа этим утром. Однако, чем больше людей в мире, тем больше яиц мы продадим. Краем глаза я могу видеть, как все эти вредители одобряют поглощение яиц. Входи же. Я только посмотрю как там моя жена, и вернусь к тебе.

Я вошел в купе, и стоя в дверях, лелеял надежду на то, что помешаю появлению в купе попутчиков. Внезапно я убрал голову и сел. В мою сторону шел пожилой джентльмен, сопровождаемый хорошенькой девушкой. Это были не те попутчики, от которых мне бы хотелось избавиться. Эту девушку я уже видел у книжного ларька. Она ждала, пока пожилой джентльмен стойко стоял в очереди за билетами, и у меня был удобный случай рассмотреть ее. Я спорил сам с собой, были ли ее волосы каштановые или золотистые. Я остановился на каштановых. Неожиданно, и всего лишь на мгновение, я встретился с ее глазами. Они могли бы быть голубыми. Могли быть серыми. Я не мог сказать наверняка. В жизни много других проблем.

- Здесь кажется посвободнее, моя дорогая Филис, - сказал пожилой джентльмен, появившись в дверях купе и заглядывая в него. - Ты уверена, что не возражаешь против вагона для курящих?

- О нет, отец. Нисколько.

- Тогда я думаю…, - говоря это, пожилой джентльмен вошел в купе.

Его интонация предполагала в нем ирландца. Это был не диалект. И не понятные слова. Но по общему впечатлению он был ирландцем.

- Вот и хорошо, - он устроился поудобнее и достал портсигар.

Суета на платформе с каждой минутой росла, особенно, когда пыхтение паровоза указывало на то, что поезд вот-вот тронется с места, а волнение толпы было на пределе. С платформы раздавались пронзительные крики. Словно заблудшие овцы, пассажиры, по одиночке или группами, спешили туда и обратно, высматривая в вагонах свободные места. Чей-то резкий голос приказывал незнакомым «Томми» и «Эрнис» «теперь беречь Тетушку». Как только Окридж вернулся, спасаясь от «вагонной» толпы, послышался ужасный крик «Входи хоть куда-нибудь», и в следующий момент разгоряченная человеческая лавина разлилась по вагону.

Новоприбывшие состояли из дамы средних лет, видимо Тетушки, тучной и облаченной в обтягивающее платье из серого альпака; юноши по имени Альберт, как оказалось, не золотого ребенка; племянницы двадцати лет, вялой и без малейшего интереса к жизни, одного или двух пристроившихся и слуг.

Окридж дремал в своем углу, тем самым, парируя Альберта, пикирующего в его направлении. Альберт, заметив, что он не двинется, укоризненно посмотрел на свободное пространство и присел рядом со мной, и начал жевать что-то с запахом аниса.

Тетушка, тем временем, невозмутимо распределяя свой вес между ногами пожилого ирландского джентльмена и его дочери, высунулась в окно, обращаясь к даме в соломенной шляпке и завитках, сопровождаемой тремя вульгарными и ветреными парнями. Она была счастлива, что попала на поезд. Я не мог с ней согласиться. Девушка с каштановыми волосами и с глазами не-то голубыми, не-то серыми, была сдержанно печальна, что я заметил, и с ангельским спокойствием. Она даже улыбалась. Вот поезд внезапно рванулся, и Тетушка, отшатнувшись назад, села на сумку с едой, которую Альберт поставил рядом с собой.

- Вот, неуклюжая!, - выскочило у Альберта.

- Альберт, ты не должен так говорить Тетушке!

- Так за чем же вам захотелось сесть на мою сумку?, - с обидой произнес Альберт.

Они начали спорить. Спор, никоем образом, не мешал Альберту жевать. Запах аниса становился все более и более неприятным. Окридж достал сигару и закурил, и я понял, почему миссис Окридж предпочитает путешествовать в другом вагоне:

«В своих руках он факел нес
Его как будто нет, но дым он источает».

Когда я подъехал следующим утром в десять минут одиннадцатого, чтобы сесть на поезд до Комбе Реджис, строгая простота станции Ватерлоо смягчалась несколькими бликами солнца и бурной толчеей на всех платформах. Носильщик взял мой чемодан и клюшки для гольфа и указал на платформу номер 6. Я купил билет и протолкался к книжному киоску, где, чтобы стимулировать бизнес, громко и требовательно спросил, есть ли у них "Маневры Артура" Джереми Гарнета. Получив ответ, что нет, я разочарованно поцокал языком, посоветовал им заказать с запасом, так как спрос будет велик, и потратил пару шиллингов на журнал и пару еженедельных газет. И так как у меня оставалось еще десять минут в запасе, я отправился искать Акриджа.

Я нашел его на шестой платформе. Поезд на одиннадцать двадцать уже стоял, и я лично наблюдал, как мой носильщик продирается ко мне с чемоданом и клюшками.

- А вот и ты! - бодро воскликнул Акридж. - Молодец. Думал, ты собираешься все пропустить.

Я обменялся рукопожатием с улыбающейся миссис Акридж.

- Я нашел вагон и отвоевал два угловых места. Милли поедет в следующем. Ей не нравится запах дыма, когда она путешествует. Надеюсь, к нам никто больше не подсядет. Чертовская прорва народу здесь сегодня. Но чем больше народу в мире, тем больше яиц мы продадим. Я и вполглаза вижу, что все эти паразиты точно яйцееды. Залазь, сынок. Я только провожу миссис в ее вагон и вернусь к тебе.

Я вошел в купе и постоял у двери, выглядывая наружу со слабой надеждой предотвратить нашествие попутчиков. Потом я резко отдернул голову и сел. Пожилой джентльмен в компании с миленькой девушкой шел в моем направлении. Это был не тот тип попутчика, который я надеялся не впустить. Я уже заметил девушку ранее у кассы. Она ждала в стороне от очереди, пока пожилой джентльмен храбро сражался за билеты, и у меня была отличная возможность рассмотреть ее внешность. Я поспорил с собой, можно ли ее волосы точно описать как каштановые или золотистые. В итоге я остановился на каштановых. Только один раз я поймал ее взгляд, и то на мгновение. Ее глаза могли быть голубыми. Они могли быть серыми. Я не мог сказать точно. Жизнь полна таких проблем.

- Кажется, этот почти пустой, дорогая Филлис, - сказал пожилой джентльмен, входя в дверь купе и оглядываясь. - Ты уверена, что не возражаешь против вагона для курящих?

- О, нет, отец. Совсем нет.

- Тогда думаю… - сказал пожилой джентльмен, садясь в купе.

Модуляции его голоса предполагали в нем ирландца. Не акцент. В нем не было непривычных слов. Но общий эффект был ирландский.

- Хорошо, - сказал он, усаживаясь и вытаскивая портсигар.

Суета на платформе усиливалась каждую минуту, и наконец сейчас, когда зафыркал паровоз, готовый отправиться в любую секунду, возбуждение толпы достигло предела. Визгливые голоса разносились над платформой. Отбившиеся от стада поодиночке и группами бегали туда-сюда, с надеждой заглядывали в вагоны в поисках свободного места. Пронзительным голосом кто-то велел неким "Томми" и "Эрни" "идти к тете, сейчас же!". Как раз к возвращению Акриджа началось "sauve qui peut" вокзальной толпы, отчаянное "Залазь куда угодно!", и в следующий момент лавина разгоряченной человеческой массы хлынула в вагоны.

Последними, кто занял свои места в нашем купе, были дама средних лет, которая и была той самой "тетей", очень дородная и одетая в серое облегающее шерстяное платье, довольно дорогое; подросток по имени Альберт, не особо, как казалось, жизнерадостный; племянница лет двадцати, невозмутимая и по виду потерявшая интерес к жизни, и еще один-два примкнувших к ним и слуг.

Акридж скользнул в свой угол, ловко обогнув Альберта, который нырнул было в этом направлении. Альберт, пристальным взглядом неодобрительно оценив, сколько места тот занимает, упал сзади меня и принялся жевать что-то, пахнувшее анисом.

Тем временем тетя равномерно размещала свои изрядные телеса между боками ирландского джентльмена и его дочери, высовываясь из окна, чтобы переговорить со своей приятельницей в соломенной шляпке и папильотках, сопровождаемой тремя грязными оболтусами. Повезло, утверждала она, что ей удалось сесть на поезд. Я не мог с ней согласиться. Девушка с каштановыми волосами и глазами, которые не были ни голубыми, ни серыми, переносила, как я заметил, это мучение с выражением ангельского спокойствия. Она даже улыбалась. В момент, когда поезд неожиданно дернулся, отправляясь, тетя, шатнувшись назад, села на сумку с едой, которую Альберт поставил на сиденье рядом с собой.

- Корова! - коротко откомментировал Альберт.

- Альберт, нельзя так разговаривать с тетей!

- Зачем тогда уселась на мою сумку? - возразил Альберт.

Они заспорили. Спор никоим образом не помешал мощной работе Альбертовых челюстей. Аромат аниса становился все более мучительным. Акридж зажег сигару, и я понял, почему миссис Акридж предпочитает путешествия в другом купе, ибо

"В руке его сигара та,
Что только он курить бы смог".

Когда на следующее утро без десяти одиннадцать я приехал на вокзал Ватерлоо, его суровый облик терялся в редких проблесках солнца и столпотворении, царящем на перронах. Носильщик подхватил мой чемоданчик, клюшки для гольфа и назначил встречу на платформе № 6. Я купил билет и направился с деловым визитом в книжную лавку, где громким и четким голосом осведомился, имеются ли у них в продаже «Проделки Артура» Джереми Гарнета. Получив отрицательный ответ, я неодобрительно поцокал языком и порекомендовал им заказать эту книгу, так как на нее явно ожидается большой спрос. Затем я купил на пару шиллингов журнал, несколько еженедельных газет и двинулся на поиски Укриджа, имея в запасе десять минут.

Я нашел его на платформе № 6. Поезд на одиннадцать двадцать до Кум-Региса был уже подан, а вскоре показался и носильщик с моим чемоданчиком и мешком с клюшками для гольфа, прокладывающий ко мне дорогу.

- Наконец-то! – мощно прокричал Укридж. – Хорошо. А то я уже думал, ты не придешь.

Я пожал руку улыбающейся миссис Укридж.

- Я занял два угловых места в купе. Милли поедет отдельно. Она не выносит табачный дым в поездах. Надеюсь, мы поместимся. Сегодня утром здесь пропасть народу. Хотя, чем больше в мире людей, тем больше яиц мы продадим. Сразу видно, что все эти бездельники – неутомимые едоки. Ну, полезай, малыш. Я только посажу миссис в ее вагон и вернусь.

Я зашел в купе и встал в дверях, высунувшись наружу, без особой надежды, что этот маневр предотвратит вторжение нежеланных попутчиков. Внезапно я убрал голову и сел на место. Пожилой джентльмен в сопровождении прелестной девушки направлялся в мою сторону. Это уж точно были не те попутчики, от которых я желал избавиться. Девушку я приметил еще у билетной кассы. Пока почтенный джентльмен как лев сражался за билеты, она поджидала его около очереди, и у меня была прекрасная возможность хорошенько ее рассмотреть. Я все размышлял, какого же цвета у нее волосы – каштанового или золотистого. В конце концов, я остановился на каштановом. Только один раз я встретился с ней глазами, и только на мгновение. Возможно, они голубые. Возможно, серые. Тут я не мог определиться. Да, жизнь – нелегкая штука.

- Здесь, кажется, достаточно свободно, - произнес почтенный джентльмен, подходя и заглядывая в купе. – Филлис, милая, ты в самом деле не возражаешь против мест для курящих?

- Нет, отец. Ни чуть.

- Тогда, я думаю…, - произнес пожилой джентльмен, входя.

Он говорил без акцента, не употреблял таинственных слов, но речь выдавала в нем ирландца. Таково было общее впечатление.

- Это подойдет, - закончил он, устраиваясь и доставая портсигар.

Вскоре суматоха на платформе возросла, а когда зашипел паровоз, давая понять, что поезд может тронуться в любую минуту, возбуждение толпы достигло предела. Пронзительные вопли разносились по перрону. Словно потерявшиеся овцы, по одиночке или сбившись в кучу, пассажиры метались туда сюда вдоль вагонов, силясь разглядеть свободные места. Раздавались зычные голоса, призывающие юных Эрнстов и Томов держаться рядом и не отставать. Едва вернулся Укридж, как послышались повергшие меня в трепет крики «садись же куда-нибудь» (своего рода клич «спасайся кто может» для жаждущих уехать), и в следующий момент разгоряченный людской поток ворвался в купе.

В числе новоприбывших оказались весьма полная дама средних лет (ее называли тетушкой), одетая в серое шерстяное платье в обтяжку; юноша по имени Альберт, не производящий впечатления жизнерадостного создания; племянница около двадцати лет, вялая, безжизненная особа; а также один или пара их приверженцев.

Укридж скользнул в свой угол, ловко обойдя Альберта, предпринявшего было бросок в том направлении. Альберт послал ему пристальный, осуждающий взгляд, сел рядом со мной и принялся жевать что-то, пахнущее анисом.

Тем временем тетушка, стараясь не отдавить ноги ирландцу и его дочери, высунулась в окно и принялась болтать с подругой в соломенной шляпке и папильотках, рядом с которой вертелись трое чумазых мальчуганов. Это просто удача, уверяла она, что ей удалось сесть на поезд. Я не мог с ней согласиться. Девушка с каштановыми волосами и глазами то ли голубого, то ли серого цвета переносила это нашествие, как я заметил, с ангельским терпением. Она даже улыбалась. Неожиданно поезд рывком тронулся с места, и тетушка, потеряв равновесие, опустилась прямо на пакет с едой, который Альберт положил с собой рядом.

- Вот корова! – тонко подметил Альберт.

- Альберт, нельзя так разговаривать с тетей!

- А зачем ты села на пакет? – хмуро возразил тот.

Они спорили, причем дискуссия нисколько не отражалась на способности Альберта жевать. Благоухание аниса становилось все более и более нестерпимым. Тут Укридж закурил сигару, и я понял, почему миссис Укридж предпочитает путешествовать в другом купе. Ибо

В руках своих держал он сорт,
По силам лишь ему.

В то утро угрюмое спокойствие станции Ватерлоо, куда я прибыл без десяти одиннадцать, чтобы сесть на поезд до Кам Риджиса, было нарушено невероятной суетой, и только пара солнечных лучиков освещали толпу людей, в суматохе бегающих по перронам. Носильщик взял мой чемодан, сумку с принадлежностями для гольфа, и выдал мне пропуск на платформу номер шесть. Купив билет, я прошелся до книжной лавки, где просто ради спортивного интереса громко и проницательно поинтересовался, есть ли у них «Маневры Артура» Джереми Гарнета. Узнав, что нет, укоризненно поцокал языком и посоветовал закупить, потому что спрос на книгу вообще-то немаленький. Потом я потратил пару шиллингов на журнал и свежие газеты. В запасе было еще десять минут, и я пошел искать Юкриджа.

Я нашел его на шестой платформе. Поезд, отходящий в одиннадцать двадцать, уже стоял у перрона, а вскоре я увидел своего носильщика, который с чемоданом и сумкой для гольфа, усердно работая локтями, пробивался ко мне сквозь толпу.

- А вот и ты! – радостно закричал Юкридж, - Молодец что пришел! Я уже подумал, что ты опоздаешь.

Я пожал руку улыбающейся миссис Юкридж.

- Я купил билеты в купе и даже захватил два места в углу. Милли поедет в другом вагоне. Не любит, когда во время путешествия рядом с ней курят. Надеюсь, что мы поедем в купе одни. Сегодня здесь чертовски много народа. Хотя если подумать, чем больше в мире людей, тем больше яиц мы продадим. У этих паразитов на лбу написано, что они обожают яичницу. Забирайся внутрь, сынок. Я только провожу миссис до ее вагона и сразу же вернусь.

Я вошел в купе и встал у окна, выглядывая наружу со слабой надеждой, что нашествие попутчиков обойдет нас стороной. Потом я резко отдернул голову от окна и сел. Ко мне направлялся пожилой джентльмен в сопровождении хорошенькой девушки. И он не был тем сортом попутчиков, от которых я старался держаться подальше. Я приметил девушку еще у кассы. Она стояла рядом с очередью и ждала, пока джентльмен отважно бился за право обладания билетами, и у меня было полно времени, чтобы внимательно ее изучить. Я долго спорил сам с собой – у нее волосы каштановые или золотистые? В конце концов, я остановился на каштановых. Еще мы встретились взглядом только на секунду. У нее были, кажется, голубые глаза. Или серые, не уверен. В жизни полно таких вот загвоздок.

- По всей видимости, это купе абсолютно свободно, дорогая Феллис, - сказал пожилой джентльмен, подходя к двери нашего купе, и заглядывая внутрь, - ты уверена, что не против ехать в вагоне для курящих?

- Да, отец, нисколько не против.

- Тогда я полагаю... – продолжил он, заходя внутрь.

Интонация джентльмена выдавала в нем ирландца. Это не был ирландский провинциальный акцент. Не было ничего необычного в словах. Но в целом создавалось впечатление чего-то ирландского.

- Это хорошо, - сказал джентльмен и достал портсигар.

На мгновение суматоха на перроне стала невообразимой, а напряжение толпы возросло до предела, когда, судя по фыркающему звуку мотора, показалось, что поезд может отправиться в любую минуту. На платформе раздавались пронзительные крики. Заблудшие овечки, поодиночке или стадами, метались по перрону в поисках свободных мест. Настойчивые голоса призывали незнакомых Томми и Эрни не отходить далеко от тети. Как только вернулся Юкридж, чудом спасшийся от толпы отъезжающих, мы услышали душераздирающее «Да влезь хоть куда-нибудь!», и в следующее мгновение разгоряченные представители человеческого сообщества лавиной атаковали вагоны.

Среди новоиспеченных попутчиков обнаружились: тучная дама бальзаковского возраста в обтягивающем атласном платье, которую назвали «тетушкой», отпрыск по имени Альберт, который отнюдь не был пай-мальчиком, чья-то флегматичная племянница без признаков интереса к жизни, еще один или два за компанию и прислуга.

Юкридж ловко проскользнул в свой угол, оставив не у дел Альберта, который собирался пронырнуть на его место. Альберт наградил его пристальным, неодобрительным взглядом, потом плюхнулся рядом со мной и стал жевать нечто, отдающее анисом.

Тем временен, тетушка невозмутимо протискивала свою недевичью комплекцию прямо через ноги ирландского джентльмена и его дочки, пробираясь к окну, чтобы пощебетать с подружкой в соломенной шляпке и с папильотками в волосах, стоящей в компании нагловатых мальцов. Она сказала, что ей очень повезло сесть на этот поезд. Протестую. Я подметил, что девушка с каштановыми волосами и неизвестного цвета глазами держала себя с ангельским спокойствием. Она даже улыбнулась. Как раз в этот момент поезд резко тронулся с места, и тетушка, пошатнувшись, плюхнулась на пакет с едой, который Альберт положил рядом с собой.

- Растяпа! – коротко отреагировал Альберт.

- Альберт, как ты разговариваешь с тетушкой!

- А зачем надо было садиться на мою сумку? – сварливо спросил Альберт.

Разгорелся спор. Но все доводы никоим образом не смогли повлиять на умение Альберта работать челюстями. Анисовый душок становился все более и более мучительным. Юкридж закурил сигару, и я понял, почему миссис Юкридж предпочла ехать в другом вагоне. А все потому, что
«он курил ни что иное, как опилки от соломы».

Редкие солнечные лучи освещали строгое здание вокзала и суетливую толпу на многочисленных платформах, когда утром следующего дня, без десяти одиннадцать, я прибыл на вокзал Ватерлоо, чтобы успеть на поезд в Комб Реджи. Носильщик взял мой чемодан, клюшки для гольфа, и получил приказание отнести их на платформу номер 6. Я купил билет и направил стопы к книжному киоску. Действуя в интересах торговли, я запальчиво поинтересовался, нет ли у них «Manoeuvres of Arthur» Джереми Гарнета. Получив отрицательный ответ, я укоризненно прищелкнул языком и посоветовал им заказать побольше экземпляров, так как спрос на эту книгу, вероятно, скоро возрастет. После этого осталось только раскошелиться на пару шиллингов, чтобы купить журнал и несколько еженедельных газет. У меня в запасе было десять минут, и я отправился на поиски Окриджа.

Я обнаружил его на шестой платформе. Поезд 11.20 был уже подан, и вскоре показался мой носильщик с чемоданами и сумкой для гольфа.

-Ну, наконец-то! - энергично поприветствовал меня Мистер Окридж. - Слава Богу! А я уж думал, что ты решил опоздать.

Я пожал руку улыбающемуся Окриджу.

-Я занял в купе два места в углу. Милли поедет в соседнем: она не очень то жалует табачный дым, во время поездок. Надеюсь, купе будет в нашем распоряжении. Чертова уйма народу здесь сегодня. Но не будем забывать – чем больше в мире людей, тем больше яиц мы сможем продать. Невооруженным глазом видно, что все эти убогие – убежденные поедатели яиц. Входи, дружище. Я только провожу в купе свою благоверную и вернусь.

Войдя в купе, я остановился, пытаясь найти хоть малейшую возможность пробиться сквозь толпу попутчиков. Осмотревшись, я заметил свободное место и сел. Ко мне приближался пожилой господин, в сопровождении юной красавицы. Он не относился к категории людей, от которых хотелось держаться подальше, а девушку я видел раньше у билетной кассы. У меня была масса возможностей, чтобы получше ее рассмотреть, когда она стояла сбоку очереди, поджидая пожилого господина, вступившего в отчаянную борьбу за билеты. Я начал спорить сам с собой, пытаясь понять, как правильнее было бы сказать о цвете её волос – русые или золотистые. В конце концов, остановился на русых. Всего лишь мгновенье я видел её глаза. Должно быть, они у неё голубые, а может быть серые. Жизнь полна подобных загадок.

-Здесь почти свободно, Филлис, малышка - сказал пожилой господин, заглядывая в купе. - Ты уверена, что не возражаешь против поездки в курящем купе?

-Нет, нет, папа, не беспокойся.

-Тогда, я думаю… - продолжил пожилой господин, входя внутрь.

Его интонация наталкивала на мысль об ирландском происхождении. Не то что бы акцент или слова был ирландскими, но все же общие впечатление было такое, как будто говорит ирландец.

-Здесь неплохо - закончил он, устраиваясь поудобнее и вынимая портсигар.

Волнение на платформе нарастало с каждой минутой, а когда двигатель зафырчал, будто бы поезд уже отправляется, волнение толпы достигло предела. Резкие крики эхом раскатывались по платформе. Те кто еще не успел рассесться по вагонам, по одиночке или сбившись в группы, носились туда и обратно, с надеждой заглядывая в вагоны в поисках свободных мест. Пронзительные голоса велели всевозможным Томми и Эрни не отставать и держаться тетушек. К возвращению Окриджа, эти «спасите кто может» и «давай в любое купе», доносящиеся из толпы, стали приближаться, и в следующее мгновение бурлящая живая масса лавиной хлынула в вагон.

Среди вновь прибывших были: тучная дама средних лет, к которой обращались «Тетушка», одетая в серое шерстяное платье, плотно обтягивающие фигуру, юноша по имени Альберт, не сказать, что ангельского вида, племянница, лет двадцати, флегматичная особа, не проявляющая интереса к жизни, а так же парочка другая гражданских и слуг.

Окридж проскользнул в угол, ловко опередив Альберта, пытающегося просочиться в том же направлении. Некоторое время Альберт сверлил его своим укоризненным взглядом. Затем, плюхнулся на сидение рядом со мной и принялся жевать что-то распространяющие запах аниса.

В это время тетушка расположила свое внушительное тело, встав аккурат между ступнями ирландца и его дочери, и высунулась в окно, что бы побеседовать с дамой в кудряшках и соломенной шляпке, которую сопровождали трое фривольных юнцов. Она сообщила о том, какое это везенье, что ей удалось сесть на поезд. Я не мог с ней согласиться. Я заметил, что русоволосая бедняжка Филлис с глазами, не то серыми, не то голубыми, испытывает мучения, но переносит их с ангельским терпением. Она даже улыбнулась, когда поезд внезапно и резко тронулся, так что тетушку качнуло назад, и она уселась на пакет с едой, который Альберт положил на сидение рядом с собой.

-Черт – с чувством заключил Альберт.

-Альберт, ты не должен так разговаривать со своей тетушкой!

-А что ты хочешь услышать, сев на мой пакет?- спросил Альберт недовольно.

Они принялись препираться. Мощные жевательные движения Альберта никак не мешали обмену репликами. Аромат аниса становился невыносимым. После того как Окридж закурил сигару, мне, наконец, открылось, почему Миссис Окридж предпочла ехать в другом купе, ведь

«в руке он нес раскаленную головешку,
которую никто кроме него не смог бы курить».

Утром, без десяти одиннадцать, я был на станции Ватерлоо, откуда уходил поезд до Кум Риджис. Чопорный облик вокзала несколько оживляли солнечные зайчики и суматоха у вагонов. Чемодан и клюшки для гольфа я отдал носильщику, который пообещал доставить их на платформу номер шесть. Уже с билетом я протолкался к книжному киоску, где, в интересах коммерции, громко и требовательно осведомился, есть ли у них "Похождения Артура" некоего Джереми Гарнета. Получив отрицательный ответ, я неодобрительно прищелкнул языком и посоветовал обязательно запастись упомянутым бестселлером, а потом приобрел на пару шиллингов журнал и несколько еженедельников. До отхода поезда оставалось десять минут, и я отправился на поиски Укриджа.

Мы встретились на шестой платформе. Было почти одиннадцать двадцать, и я уже видел, как носильщик уверенно вклинивается в толпу, спеша к вагону с моим багажом.

- Ну, наконец-то! – с жаром воскликнул Укридж. – Повезло тебе. Мы уж думали, опоздаешь.

Я пожал руку улыбающейся миссис Укридж.

- Я нашел пустое купе и застолбил два места в углу. Милли поедет в другом - не любит, когда в поезде курят. Надеюсь, мы будем одни. Народу сегодня чертова прорва! Хотя, чем их больше, тем больше яиц мы продадим. Могу поспорить, что все эти скучные типы - заядлые яйцееды. Залезай в поезд, сынок. Я только провожу свою хозяйку - и назад.

Я решил стать в дверях, слабо надеясь воспрепятствовать нашествию попутчиков, но потом резко втянул голову и сел. Ко мне направлялся пожилой джентльмен в сопровождении прелестной юной особы. Таких попутчиков у меня и в мыслях не было отпугивать. Девушку я заметил еще у кассы. Она ждала в стороне, пока пожилой джентльмен как лев сражался за билеты, и у меня было достаточно времени, чтобы ее разглядеть. Я задумался, как точнее описать цвет ее волос, - коричневые? золотистые? – и после короткой внутренней борьбы остановился на первом. Наши взгляды встретились только раз, да и то ненадолго. Мне показалось, что глаза у нее синие. Или серые. Точно не скажешь. В этой жизни ни в чем нельзя быть уверенным.

- Похоже, здесь почти никого, мой дорогая Филлис, - сказал пожилой джентльмен, заглядывая в купе. – Это места для курящих. Может, поискать другие?

- О нет, папа. Совсем не обязательно.

- Что ж, тогда.., - и пожилой джентльмен шагнул через порог.

В его речи проскальзывали характерные интонации. Акцент был несильный, без непонятных слов, но по общему впечатлению - ирландский.

- Ну вот, - довольно сказал он, усаживаясь и доставая портсигар.

Суета на платформе все возрастала, но теперь, когда паровоз засопел, и стало ясно, что поезд вот-вот отправится, возбуждение толпы достигло предела. По платформе проносились душераздирающие вопли. Заблудшие овцы, по одной или гуртом, метались взад-вперед, жадно высматривая свободные места. Пронзительные голоса кричали “сейчас же иди к тетушке” неизвестным "томми" и "эрни". Укридж как раз вернулся, когда толпа исторгла последнее sauve qui peut, взорвавшись паническими "садись, где получится!", и через мгновение в купе хлынул поток разгоряченной людской плоти.

Среди новоприбывших были: средних лет дама, или, как все ее называли, “тетушка”, чьи внушительные формы были втиснуты в узкое платье из серой шерсти; парнишка по имени Альберт, явно не подарок; флегматичная племянница лет двадцати, лишенная интереса к жизни, да небольшая свита сопровождающих лиц.

Быстро скользнув в угол, Укридж ловко обошел Альберта, который нацелился на то же место. Альберт смерил его тяжелым укоризненным взглядом, а потом плюхнулся рядом со мной и принялся жевать что-то, распространявшее запах аниса.

Тем временем тетушка высунулась в окно, чтобы перекинуться парой слов с оставшейся на платформе подругой, – дамой в соломенной шляпке и папильотках, рядом с которой резвились три чумазых сорванца, – а для опоры выбрала ноги сидящих рядом отца и дочери, причем обоим досталось поровну ее немалого веса. Было слышно, как она кричит “просто счастье, что мы успели!” – на мой взгляд, довольно спорное заявление. Я отметил, что девушка с коричневыми волосами и глазами неопределенного цвета переносит страдания ангельски терпеливо. Один раз она даже улыбнулась. Это было, когда поезд резко тронулся, и тетушка, попятившись, уселась на сумку с провизией, стоявшую рядом с Альбертом.

- Корова! - емко определил Альберт.

- Альберт, разве можно так говорить с тетей?!

- А нечего тогда садиться на мою сумку, - заупрямился Альберт.

Началась небольшая перебранка. Даже в пылу спора Альберт жевал с неослабевающим усердием. Запах аниса становился все более непереносимым. Укридж задымил сигарой, и я понял, почему его жена предпочла другое купе, ведь

"Он сорт курил, который был
По силам лишь ему."

Порядок на станции Ватерлоо был нарушен следующим утром в десять минут одиннадцатого с моим появлением к поезду на Комби Регис, лучами солнечного света , суматохой и сутолокой на платформах. Носильщик взял мой саквояж и клюшки для гольфа и отправился на платформу номер 6. Я купил билет, и подошел к книжному киоску, где, ратуя в интересах книготорговли, поинтересовался громким и проникновенным голосом, получили ли они книгу Джереми Гарнета "Маневры Артура". Узнав, что нет, я укоризненно поцокал языком и посоветовал заказать ее с ближайшей поставкой, ввиду большого спроса, потратил пару шиллингов на журнал и несколько еженедельников. Затем, имея десяток минут в запасе, я ушел на поиски Юкриджа..

Я нашел его на платформе номер шесть. «Одиннадцать двадцать» стоял у перрона, мой носильщик пробирался ко мне с саквояжем и клюшками.

- Вот ты где!,- энергично крикнул Юкридж . Отлично. Думал, что ты опоздаешь.

Я обменялся рукопожатием с улыбающейся Миссис Юкридж.

- Я занял купе и два места у окна. Милли едет в другом. Она не любит запах табака в купе. Надеюсь у нас не будет попутчиков. Дьявольски много народа этим утром. Однако, чем больше людей , тем большее яиц мы сможем продать. Невооруженным взглядом видно, что эти типы жрут яйца. Заходите, дорогой. Я только навещу жену, и возвращусь к Вам.

Я вошел в купе, и встал в дверях со слабой надеждой отразить вторжение возможных попутчиков. В следующее мгновение я дернул головой и сел. Пожилой джентльмен, в сопровождении симпатичной девушки, приближался ко мне. Она была не тем типом попутчика от которого я пытался оберечся. Я заметил девушку еще у касс. Она ждала поодаль, в то время как пожилой джентльмен храбро бился за билеты, и у меня было достаточно возможностей изучить ее внешность. Я подискутировал с собой, как лучше описать цвет ее волос : медные или золотые. Наконец остановился на меди. В какой-то момент мы встретились взглядом, только на мгновение. Глаза могли быть синие. Они могли бы быть серы. Я не уверен. Жизнь полна разнообразия.

- Это…, кажется, здесь пусто, моя дорогая Филлис, -сказал пожилой джентльмен, подойдя и заглянув в купе. - Ты уверена, что не возражаешь против курения? .

- О нет, отец. Ни капельки.

- Тогда я думаю ... , - сказал пожилой джентльмен, входя.

Модуляция его голоса предполагала Ирландца. Это не был акцент. Не было никакой специфики. Но общий эффект был - Ирландец.

-Хорошо, - сказал он , усаживаясь и доставая подсигар.

Суматоха на платформе усилилась , когда от фырканья паровоза вдруг показалось, что поезд может тронуться в любую минуту, волнение толпы стало чрезмерным. Пронзительные крики раздавались вдоль всей платформы. Опаздывающие, в одиночку и компаниями, бегали туда-сюда, нетерпеливо заглядывая в вагоны в поиске мест. Голоса увещевали неизвестных "Toмми" и "Эрни" держаться тети. Как только Юкридж вернулся , столпотворение под девизом : "Сесть хоть куда-то", лавиной разгоряченных человеческих тел хлынуло в поезд.

Вновьприбывшие в купе, состояли из леди средних лет, повидимому тетушка, очень тучная и одетая в серое облегающее платье альпака ; юнец по имени Альберт, как выяснится позднее - милое дитя; племянница приблизительно двадцати лет, бесстрастная и разочарованная в жизни, и один или двое, сопровождающих их слуг.

Юкридж скользнул в свой угол, ловко оттесняя Альберта, пытавшегося протиснуться в том же направлении. Альберт оценил его мастерство, и плюхнулся на место около меня и начал жевать что-то , что -то пахло анисом.

Тетушка, тем временем, равномерно распределила свой существенный вес между ногами ирландского джентльмена и его дочери, и высунулась из окна для прощания с подругой в перманенте и соломенной шляпе , сопровождаемой тремя грязными и невоспитанными мальчишками. Как удачно, что она успела поезд. Я не мог согласиться с нею. Девушка с каштановыми волосами и глазами, которые не были ни голубыми, ни серыми, несла наказание, отметил я , с ангельским спокойствием. Она даже улыбнулась. Внезапно поезд дернулся, и тетушка, плюхнулась на мешок припасов, который Альберт поставил рядом.

- Растяпа! ,- кратко прокомментировал Альберт.

- Альберт, Вы не должны так говорить с тетей! .

- А, как тебя еще называть, за это? , - неприязненно изрек Альберт.

Они открыли дебаты. Аргументы увязали в жвачке Альберта . Аромат анисового семени стал раздражать. Юкридж зажег сигару, и я понял, почему мисс Юкридж предпочитает путешествовать в другом купе.

«Он способен был курить,
только то чем мог бесить…»

Назавтра, без десяти одиннадцать, я приехал на вокзал Ватерлоо, чтобы сесть на поезд в Ком-Реджис. Изменив своей обычной строгой простоте, вокзал в то утро купался в солнечных лучах, а на его платформах царили суета и суматоха. Носильщик схватил мой чемодан и клюшки для гольфа и сказал, что будет ждать меня на шестой платформе. Я купил билет и протолкался к книжному лотку, где громко и отчетливо, стараясь привлечь внимание прохожих, спросил, есть ли у них «Маневры Артура» Джереми Гарнета. Получив отрицательный ответ, я укоризненно прищелкнул языком, посоветовал немедленно закупить про запас, предрекая небывалый спрос, и выбрал себе журнал и пару газет. У меня оставалось еще десять минут, и я отправился на поиски Акриджа.

Я нашел его на шестой платформе. Поезд на 11.20 уже стоял у перрона, носильщик с моим чемоданом и сумкой для гольфа спешил мне навстречу сквозь толпу.

- А вот и ты! – бодро вскричал Акридж. – Тебе повезло. Я уж думал, ты опоздаешь.

Я пожал руку улыбающейся миссис Акридж.

- Я нашел купе и занял два места с краю. Милли поедет в другом вагоне. Она не любит запах сигаретного дыма. Надеюсь, к нам в купе больше никто не подсядет. Сегодня здесь просто столпотворение. Но, чем больше людей, тем больше яиц мы сможем продать. С первого взгляда видно, что эти зануды – убежденные любители яичницы. Входи, сынок. Я посажу жену и сразу вернусь.

Я зашел в купе и стал было в дверях, выглядывая из них в слабой надежде отразить натиск нежелательных попутчиков, но вдруг отпрянул и сел. Ко мне приближался пожилой джентльмен в сопровождении прелестной девушки. Таких попутчиков я не хотел отпугнуть. Я заметил эту девушку еще у кассы. Она стояла в сторонке, в то время как пожилой джентльмен отважно сражался за билеты, и у меня была возможность хорошенько рассмотреть ее. Я долго спорил сам с собой о цвете ее волос, не зная назвать их каштановыми или золотистыми. В конце концов остановился на каштановых. Лишь раз я встретился с ней глазами, да и то на мгновение. Глаза у нее были не то голубыми, не то серыми. Тут я не был уверен. Жизнь нередко загадывает подобные загадки.

- Здесь, похоже, есть места, Филлис, - сказал пожилой джентльмен, заходя в купе и оглядываясь. – Ты уверена, что хочешь ехать в вагоне для курящих?

- Да, папа, вполне.

- Тогда, думаю… - сказал пожилой джентльмен, заходя в купе.

Интонации его голоса выдавали ирландца. Не то, чтобы у него был акцент или в речи проскальзывали необычные словечки, но заметить в нем уроженца Ирландии было нетрудно.

- Ну вот, - сказал он, усаживаясь и доставая коробку с сигарами.

На платформе становилось все суматошнее, а когда паровоз запыхтел, предвещая, что поезд вот-вот тронется, нервы у толпы сдали окончательно. Пронзительные крики разносились по платформе. Отбившиеся от стада, в одиночку и целыми группами, сновали туда-сюда, заглядывая в купе в поисках мест. Визгливые голоса кричали неизвестным Томми и Эрни, чтобы те «не отходили от тетушки». Вернулся Акридж, на перроне поднялась настоящая паника, послышалось угрожающее «Заходи в любую дверь!», и в следующее мгновение в купе хлынула разгоряченная толпа.

Толпа состояла из тучной леди среднего возраста, которая была облачена в обтягивающее серое шерстяное платье и откликалась на обращение «Тетушка», юнца по имени Альберт, как оказалось, не очень приятного в общении, племянницы лет двадцати, флегматичной особы, не проявлявшей особого интереса к жизни, и еще одного-двух членов свиты.

Акридж ловко проскользнул на свое место, опередив Альберта, который ринулся было в том же направлении. Альберт укоризненно уставился на него, а затем устроился рядом со мной и начал жевать нечто, пахнущее анисом.

А тем временем Тетушка слишком беспечно для своего немалого веса топталась по ногам ирландца и его дочери. Она высунулась в окно, чтобы побеседовать с подругой в соломенной шляпке и папильотках, стоявшей на перроне в окружении трех чумазых непоседливых мальчишек. Какое счастье, говорила она, что я успела на поезд. Я никак не мог с ней согласиться. Я заметил, что девушка с каштановыми волосами и глазами, которые не были ни голубыми, ни серыми, сносила выпавшее на ее долю испытание с ангельским терпением. Один раз она даже улыбнулась. Это случилось, когда резкий толчок поезда заставил Тетушку пошатнуться и усесться на сумку с продуктами, которую Альберт поставил рядом с собой на сиденье.

- Раззява! – реакция Альберта была немногословной.

- Альберт! Как ты разговариваешь с тетей!

- А зачем ты уселась на мою сумку? - ворчливо возразил Альберт.

Завязалась перебранка, которая, однако, не смогла заставить Альберта забыть о своей жвачке. Запах аниса становился все более и более тягостным. Акридж закурил сигару, и я понял, почему миссис Акридж предпочитала путешествовать в другом вагоне:

«Его сигар любимых дым
Мог выносить лишь он один»

Когда на следующее утро без десяти одиннадцать я приехал на вокзал Ватерлоо, чтобы попасть на поезд до Кумб Регис, проблески солнца и оживленная суета на платформах скрашивали суровый вид вокзала. Носильщик принял мой чемодан и клюшки для гольфа и взял курс на платформу №6. Я же купил билет и направился к книжному киоску, где в интересах бизнеса громким проникновенным голосом осведомился, есть ли у них «Хитрости Артура» Джереми Гарнета. Получив отрицательный ответ, я огорченно цокнул языком и посоветовал заказать – спрос, мол, ожидается большой, и накупил на два шиллинга несколько газет и один журнал. У меня было еще минут десять, и я отправился на поиски Юкриджа.

Я нашел его на платформе №6. Поезд уже подали; я увидел, как носильщик с чемоданом и клюшками пробивается ко мне через толпу.

- Ну наконец-то явился! - бодро закричал Юкридж. – Браво! Ты едва не опоздал.

Миссис Юкридж, улыбаясь, пожала мне руку.

- Я нашел нам купе и занял угловые места. Милли поедет отдельно. Ей не по вкусу всю дорогу глотать дым. Хорошо бы к нам никто не подсел. Ну и народищу здесь сегодня. Что ж, чем больше народу на этом свете, тем больше яиц мы продадим. С первого взгляда ясно, что все эти зануды самые отъявленные пожиратели яиц. Влезай, сынок. Я только отведу свою хозяйку в ее купе и вернусь к тебе.

Я вошел в купе и встал в дверях, выглядывая наружу, - в слабой надежде отпугнуть возможных попутчиков. Потом я отпрянул и быстро сел. По перрону шел пожилой джентльмен в сопровождении прелестной девушки. Этих попутчиков мне отпугивать не хотелось. Девушку я заметил еще у кассы. Пока пожилой джентльмен отважно сражался за билеты, она дожидалась в сторонке, и у меня была отличная возможность рассмотреть ее как следует. Я никак не мог договориться с самим собой о том, какого же цвета у нее волосы, - каштановые или золотистые. В конце концов я остановился на каштановых. С ее взглядом я встретился только раз, да и то на мгновение. Возможно, глаза у нее голубые. Или серые. Я так и не понял. В жизни столько подобных загадок.

- Филлис, милая, кажется, здесь посвободнее, – сказал джентльмен, подходя к двери в купе и заглядывая внутрь. – Ты уверена, что не против ехать в купе для курящих?

- О, нет, папа. Нисколько.

- Тогда, я думаю… - произнес джентльмен, забираясь внутрь.

Его манера говорить выдавала в нем ирландца. Говорил он без акцента. И слова употреблял правильно. Но в целом Ирландия чувствовалась.

- Порядок.- сказал он, усаживаясь и доставая портсигар. Суматоха на перроне усилилась, - теперь, когда паровоз запыхтел, и казалось, поезд вот-вот тронется, волнение толпы достигло предела. Вдоль вагонов раздавались пронзительные крики. Отдельные заблудшие пассажиры, равно как и целые их кучки, носились взад и вперед, с надеждой заглядывая в вагоны в поисках свободного места. Визгливые голоса отдавали распоряжения разным «Томми» и «Эрни» - «не отставать от тети». Вернулся Юкридж; вместе с ним в купе ворвались шум толпы, отчаянный вопль - «Садись, куда успеешь!» и горячая волна новых пассажиров.

Пополнение состояло из дамы средних лет, именуемой «тетушка», весьма обширной, в шерстяном платье, которое явно было ей маловато, юнца по имени Альберт – было заметно, что малый - не сахар, племянницы - вялой девицы лет двадцати, которую, казалось, ничто в жизни не интересует, и еще пары-тройки статистов.

Юкридж проскользнул в свой угол, ловко обставив Альберта, который рвался в этом же направлении. Альберт, прищурившись, осуждающе посмотрел на него, плюхнулся в соседнее со мной кресло и сразу начал жевать что-то пахнущее анисом.

Тетушка между тем высунулась из окна, расположившись всей своей нешуточной массой прямо на ступнях ирландского джентльмена и его дочери, и беседовала с дамой в соломенной шляпке и с папильотками в волосах, сопровождаемой тремя чумазыми озорниками. Вот удача, говорила тетушка, что ей удалось успеть на поезд. Но я не разделял ее радости. Я заметил, что девушка с каштановыми волосами и глазами, которые оказались не голубыми и не серыми, переносит муку с ангельским терпением. Она даже улыбнулась. Это случилось, когда поезд вдруг резко тронулся, и тетушка, откинувшись назад, уселась на пакет с едой, который Альберт поместил на соседнее с ним сидение.

- Эй, ты! - возмутился Альберт.

- Альберт, как ты разговариваешь с тетей! Так нельзя!

- Ага, а на мой пакет, значит, можно садиться? – сварливо отозвался Альберт.

Они начали выяснять, кто из них прав. Эти препирательства никоим образом не повлияли на жевательные способности Альберта. Благоухание аниса становилось одуряющим. Юкридж зажег сигару, и мне стало ясно, почему миссис Юкридж предпочла ехать отдельно. Ибо сигара была подобна мечу некоего героя, - «лишь своему хозяину по силам».

Я приехал на станцию Ватерло без десяти одиннадцать утра, чтобы успеть на поезд до Кум-Риджиса. Аскетизм станции к этому времени уже был нарушен лучами яркого солнца, а также большой суматохой и активным движением на платформах. Носильщик подхватил мой чемодан и сумку для гольфа, условившись о встрече, на платформе номер шесть. Купив билет, я подошел к книжному киоску. Исключительно из профессионального интереса я громким и важным голосом осведомился, нет ли у них в продаже книги Джереми Гарнета “Тактика Артура”. Получив отрицательный ответ, я укоризненно прищелкнул языком и посоветовал им заказать целую партию, т. к. на это произведение ожидается большой спрос. Затем я потратил пару шиллингов на журнал и несколько газет и, имея еще десять минут в запасе, отправился на поиски Юкриджа.

Увидел я его на шестой платформе. Наш поезд уже был подан под посадку, а мой носильщик как раз пробирался к нам с моим чемоданом и сумкой.

- Наконец-то! – радостно встретил меня Юкридж. – Я уж думал, ты опоздаешь.

Я пожал руку улыбающейся миссис Юкридж.

- Я уже нашел нам купе и занял два места у окна. Милли сядет в другое купе. Она не любит ездить в купе для курящих из-за запаха. Надеюсь, к нам никто не подсядет. Черт знает сколько народу здесь сегодня. Но к счастью, чем больше в мире народа, тем больше яиц мы сможем продать. С первого взгляда вижу, что все эти зануды – убежденные яйцееды. Заходи, сынок. Я сейчас провожу даму в ее купе и вернусь.

Я вошел в купе и, встав у входа, приготовился отбиваться от непрошенных попутчиков, слабо веря в то, что мне это удастся. Внезапно я увидел идущего в мою сторону пожилого джентльмена в сопровождении прелестнейшей девушки. Я поспешил занять свое место. Не от таких попутчиков я собирался отбиваться. Эту девушку я заметил еще у книжного киоска. Она стояла невдалеке от очереди, пока пожилой джентльмен бойко сражался за билеты, и у меня была прекрасная возможность ее разглядеть. Я долго сомневался, как лучше описать цвет ее волос - как каштановый или как золотистый, в итоге решив, что каштановый всё-таки подходит больше. Наши глаза встретились лишь однажды, и то только на мгновение. Кажется её глаза голубые . Или серые. Я не был уверен. Жизнь полна подобных дилемм.

- Похоже , здесь есть места, моя дорогая Филис, - сказал пожилой джентльмен, заглядывая в наше купе. – Ты уверена, что не возражаешь против купе для курящих?

- Нет-нет, отец, нисколько.

- Ну, тогда думаю…, - сказал пожилой джентльмен, входя.

Интонация его голоса выдала в нем ирландца. Это не был ярко-выраженный провинциальный акцент, никаких “ странных” слов, однако общее впечатление не оставляло сомнений в его ирландских корнях.

- Вот и славно, - сказал он, устраиваясь поудобнее и доставая свой портсигар.

Волнение толпы на платформе росло с каждой минутой, пока не достигло апогея в тот миг, когда поезд предупреждающе зашипел, готовый отправиться в ту же секунду. Пронзительные крики эхом разносились по всей платформе. Люди, как овцы, отбившиеся от стада, в панике носились туда-сюда в одиночку и маленькими группами , с надеждой заглядывая во все купе в поисках мест. Визгливые голоса приказывали каким-то “Томми” и “Эрни” “не отходить от тети”. Юкридж как раз успел вернуться, когда эта паника в стиле “спасайся, кто может” и отчаянное “заходи же куда-нибудь” докатилась до нашего купе, и уже в следующую секунду на нас хлынула толпа людей. Среди них были: женщина средних лет, откликающаяся на “тетю ”, очень тучная, в плотно облегающем сером платье из шерсти; малец по имени Альберт, не самый, как оказалось, милый ребенок; и племянница лет двадцати, флегматичная и какая-то отрешенная, а так же парочка других, случайно примкнувших. Юкридж проскользнул к своему окошку, ловко обойдя Альберта, метнувшегося было в том же направлении. Альберт одарил его долгим осуждающим взглядом, потом плюхнулся на свободное место рядом со мной и начал жевать нечто, распространяющее запах аниса.

Тем временем «тетя», пытаясь равномерно распределить свой немалый вес между пожилым ирландцем и его дочерью, высунулась из окна, чтобы попрощаться со своей подружкой в соломенной шляпке и завитыми волосами, возле которой крутились трое грязных и смешливых мальчишек. «Тетя» сказала, что то, что они успели на поезд – большая удача. Я с ней был в корне не согласен. Я заметил, однако, что девушка с каштановыми волосами и то ли голубыми, то ли серыми глазами воспринимала нашу участь с ангельским терпением. Она даже улыбалась. В это мгновение поезд неожиданно тронулся, вагон дернуло, и «тетя», невольно пошатнувшись, упала прямо на сумку с продуктами, которую Альберт уже успел положить на сиденье рядом с собой.

- Неуклюжая! - коротко заметил Альберт.

- Альберт! Нельзя так разговаривать со своей тетей!

- А для чего тогда тебе понадобилось садиться на мою сумку? – возразил недовольный Альберт.

Между ними завязался спор, который, однако, ничуть не помешал Альберту продолжить жевать. Запах аниса становился все мучительнее. Юкридж закурил сигару, и я сразу понял, почему миссис Юкридж предпочла другое купе, ибо

“Сигару, что в его руке,
Другой курить не смог бы.”

На следующее утро я ровно без десяти одинадцать прибыл на вокзал Ватерлоо, строгий вид которого оживлялся робкими солнечными лучами и суетой на платформах. Вручив чемодан и клюшки для гольфа носильщику, дабы тот доставил багаж на шестую платформу, я купил билет до Кум-Реджис, после чего направился к книжному киоску. Там я - в интересах торговли - громким и чрезвычайно пронзительным голосом поинтересовался, нет ли у них "Саги об Артуре" Джереми Гарнета. Услышав, что таковой не имеется, я укоризненно поцокал языком и посоветовал им заказать эту книгу, как бы невзначай добавив, что спрос на нее довольно велик. В запасе оставалось десять минут, а потому, купив на пару шиллингов журналов с газетами, я отправился на поиски Акриджа.

Нашел я его на шестой платформе. Посадка уже началась, и среди толпы я различил носильщика, пробивающегося ко мне с багажом.

- Ну наконец-то! - воскликнул Акридж. Я обменялся рукопожатиями с улыбающейся миссис Акридж, а мой партнер все тараторил. - Слава богу! Я уж думал, ты не успеешь. Занял два угловых места. Милли поедет в другом вагоне - не любит сигаретный дым. Надеюсь, попутчики к нам не набьются. Сегодня чертовски много народу. Хотя, чем больше в мире людей, тем больше у нас потенциальных покупателей. С первого взгляда ясно, что все эти гады - закоренелые пожиратели яиц. Давай-ка в вагон, сынок, а я только провожу жену, и сразу вернусь.

Я нашел свободное купе и остановился у дверей, однако надежда удержать позиции таяла с каждым взглядом на суетливых пассажиров, так и норовящих прорваться внутрь. Но тут я отскочил от дверей и юркнул на сиденье. К купе приближался пожилой джентельмен в сопровождении симпатичной девушки, а они вовсе не принадлежали к тому типу попутчиков, чьего общества я так стремился избежать. Девушку я заметил еще у касс. Она ждала в стороне, пока пожилой джентельмен сражался за билеты, и у меня была прекрасная возможность рассмотреть ее получше. Я долго не мог решить каким словом можно более точно описать цвет ее волос - то ли каштановый, то ли золотистый. Остановился на каштановом. Ее взгляд я поймал всего один раз, да и то на мгновение. Похоже, глаза голубые. Или серые. Сложно сказать. Жизнь полна загадок.

- Вот почти пустое, дорогая Филлис, - произнес пожилой джентельмен, заглядывая в купе. - Уверена, что сигаретный дым тебя не побеспокоит?

- Нисколько не побеспокоит, отец.

- Ну, раз так… - пожилой джентельмен вошел в купе.

Произношение выдавало в нем ирландца. Акцента не было. Странных словечек - тоже. А по общему впечатлению - все равно ирландец.

- Хорошо, - протянул джентельмен, устраиваясь поудобнее и вытаскивая портсигар.

Суета на платформе постепенно нарастала, так уж устроены люди - стоит паровозу начать разогреваться, и все как один забывают о расписании, а решив, что состав может уйти в любую минуту, бросаются на абордаж. Отовсюду доносились истошные крики. Отбившиеся овечки - группками или по одному - с горящим взглядом метались вдоль вагонов, высматривая свободные места. Пронзительные вопли призывали всяких томми и эрни не отставать от тетушек. Акридж едва успел вернуться, как в купе хлынул поток пассажиров, разгоряченных железнодорожной битвой и готовых прорваться внутрь любой ценой.

Новоявленными попутчиками оказались: пожилая дама в сером шерстяном платье, которое только подчеркивало ее чрезмерную полноту, обращались к даме не иначе как "тетушка"; мальчик по имени Альберт, как выяснилось в дальнейшем, отнюдь не жизнерадостный ребенок; пресная девица лет двадцати, судя по всему, давно разочаровавшаяся в жизни, да еще парочка ничем не примечательных граждан.

Акридж прошмыгнул в угол, ловко опередив Альберта, двинувшегося было в ту сторону. Мальчик одарил обидчика пристальным взглядом, полным укоризны, после чего плюхнулся рядом со мной и принялся что-то жевать, распространяя по купе запах аниса.

Тетушка тем временем заполнила не страдающим худобой телом все пространство между ирландцем и его дочерью, приникнув к окну, чтобы поболтать с подругой - та стояла на перроне в компании трех чумазых неопрятных мальчуганов. Первым делом тетушка отметила, как же это замечательно, что она успела на поезд. Я был иного мнения. Девушка с каштановыми волосами и то ли голубыми, то ли серыми глазами переносила страдания с поистине ангельским спокойствием. Даже улыбнулась. Лицо ее просветлело, когда поезд резко тронулся в путь, и тетушка, не удержав равновесия, приземлилась на сумку с едой, которую Альберт поставил на соседнее сиденье.

- Корова! - прокомментировал мальчик.

- Альберт! Нельзя так разговаривать с тетей!

- А плюхаться на мою сумку можно?! - возмутился племянник.

Они начали спорить, однако перепалка никоим образом не помешала Альберту жевать. Запах аниса становился невыносимым. Акридж закурил, и я понял, почему миссис Акридж предпочла путешествовать в другом вагоне:

Тот сорт, что был им так любим,
Мог курить лишь он один.*

--------------------------------- * - намек на поэму “Гораций” Т.Б. Макколея.

Когда на следующее утро без десяти одиннадцать я приехал на вокзал Ватерлоо, чтобы отправиться поездом в Кум-Реджис, угрюмое сооружение было немного подсвечено солнцем, а на перроне царила оживленная толкотня. Носильщик взял у меня чемодан, клюшки для гольфа и получил указание идти к платформе номер шесть. Я купил билет и заглянул в книжный киоск, где ради интереса громко спросил, нет ли у них «Маневров Артура» Иеремии Гарнета. Получив отрицательный ответ, я укоризненно цокнул, посоветовав им запастись этой книгой, пока она не пошла нарасхват, и потратил пару шиллингов на журнал и кое-какие еженедельники. Десять свободных минут я решил посвятить поискам Укриджа.

Я нашел его на шестой платформе. Состав на 11-20 был уже подан, и я наблюдал за тем, как носильщик с чемоданом и принадлежностями для гольфа расчищает путь впереди.

- Так вот ты где! – энергично крикнул Укридж. – Вовремя добрался. Я думал, ты уже не приедешь.

Я пожал руку улыбающейся миссис Укридж.

- В этом вагоне я занял два угловых места. Милли поедет в соседнем. Она не любит табачный дым во время поездок. Надеюсь, купе будет нашим. Чертовски много сегодня народу. Но раз уж в этом мире живет столько людей, значит, мы всегда в нем в нем сможем продавать яйца. Одного взгляда на этих проходимцев хватит, чтобы понять – уж от яиц-то они не откажутся. Заходи, сынок. Я мигом вернусь, только гляну, как устроилась моя миссис.

Я вошел в купе и встал настороже у входа, питая слабую надежду предотвратить нашествие случайных попутчиков. Однако тотчас мне пришлось отпрянуть от двери и сесть. К купе приближался пожилой джентльмен в компании прелестной девушки. Ее невозможно было причислить к тому разряду попутчиков, которых я рассчитывал отвадить. Я заметил эту девушку у кассы. Пока пожилой джентльмен храбро воевал в очереди за билеты, она стояла в стороне, и у меня была отличная возможность ее рассмотреть. Я никак не мог решить, золотым или каштановым был оттенок ее волос. В конце концов я остановился на каштановом. Я встретился с ней глазами только однажды, всего на мгновение. Может быть, они были голубые. Может быть – серые. Я не мог бы сказать с уверенностью. В жизни полно таких задачек.

- Кажется, здесь относительно свободно, дорогая Филлис, - сказал пожилой джентльмен, подходя к двери вагона и заглядывая внутрь. - Ты точно ничего не имеешь против купе для курящих?

- О, нет, отец. Нисколько.

- Тогда, я полагаю…- заговорил пожилой джентльмен, входя.

По звучанию речи в нем можно было предположить ирландца. Он не говорил с акцентом. И не произносил незнакомых слов. Но в целом его выговор выдавал ирландца.

-…это нам подойдет, - усевшись, он закончил фразу и отодвинул в сторону портсигар.

Стоило паровозу запыхтеть, как на платформе вмиг образовалась толчея – казалось, поезд может тронуться в любую минуту, и волнение толпы усилилось до крайности. Платформа вздрогнула от пронзительных воплей. Точно заблудшие овцы, опоздавшие стайками и по одиночке метались туда-сюда, отчаянно вглядываясь в вагоны в поиске свободных мест. Кто-то истошно требовал, чтобы неведомые Томми и Эрни сейчас же были здесь и не отходили от тетушки. Едва вернулся Укридж, платформа закипела, послышались крики «давай хоть куда-нибудь», и в следующее мгновение лавина теплой человеческой массы накрыла наш вагон.

Нашими соседями стали: называемая тетушкой дама средних лет весьма плотного сложения, одетая в платье из шерсти альпака; юнец по имени Альберт, очевидно, бывший отнюдь не паинькой; флегматичная племянница лет двадцати, потерявшая, судя по всему, всякий интерес к жизни, да еще пара примостившихся в нашем купе лиц, не считая слуг.

Укридж проскользнул в свой угол, ловко оставив не у дел Альберта, нырнувшего в том же направлении. Альберт пристально и с укоризной посмотрел на него, затем опустился на место рядом со мной и принялся жевать что-то с запахом анисовых семян.

Тем временем тетушка равномерно распределила свой значительный вес на ногах ирландского джентльмена и его дочери, высунувшись в окно для разговора с подругой в соломенной шляпке, окруженной тремя чумазыми мальчишками развязного вида. Какое счастье, утверждала она, что ей удалось сесть в этот поезд. Я отметил, что девушка с каштановыми волосами и глазами, которые оказались не голубыми и не серыми, терпела страдания с ангельским спокойствием. Она даже улыбнулась. Это случилось в тот момент, когда поезд, судорожно вздрогнув, внезапно тронулся, и тетушка завалилась назад, усевшись на сверток с провизией, который Альберт положил рядом с собой.

- Неповоротливая, - лаконично заметил Альберт.

- Альберт, так нельзя разговаривать с тетушкой!

- Тогда почему ты села на мой сверток? – хмуро проговорил Альберт.

Они обсудили этот вопрос. Дискуссия никоим образом не мешала Алберту жевать. Анисовый душок становился все более несносным. Укридж зажег сигару, и я понял, почему миссис Укридж предпочла ехать в другом купе, - ибо

«тот табачок, что он берег,
никто бы вынести не смог».