Громче и смешнее.

Об этой книге

Название этого небольшого томика рассказов я позаимствовал из одной старой истории (хотя некоторым присутствующим здесь сегодня она может показаться новой) о нервном типе, произносившем послеобеденную речь. Как и многие на его месте он начал свое выступление неуверенным полушепотом, но очень скоро строгий Голос прервал его: Погромче, пожалуйста! А несколько минут спустя другой Голос дополнил замечание: Погромче, пожалуйста,- попросил он, - и посмешнее.

На этом история заканчивается. Остается только предполагать, что оратор сделал все возможное, чтобы угодить публике, так, как это сделал я.

Большинство из этих рассказов было впервые написано более двенадцати лет назад для американского журнала Ярмарка Тщеславия. В то время нужда не оставляла мне достаточно времени для тщательного обдумывания и упорного поиска острого словца. Нужно было содержать жену, двух кошек и щенка, и моей тактикой, следовательно, было, побыстрее что-нибудь состряпать, и обратить в наличность. Спешу сообщить, что я неплохо преуспел и оплачивал счета с такой скоростью, что в районе Лонг Айленд, где я тогда жил, меня прозвали Баллистической Ракетой. Но если вы, как я сейчас, пишете для Потомства, то такая поспешность и небрежность просто недопустимы. Когда Фабер и Фабер, издатели-близнецы с Рассел-сквер, захотели заказать книгу легких рассказов, и спросили, найдется ли у меня что-нибудь в загашнике, я тут же ответил: Ребята, вариантов море! Мне казалось, что стоит только откопать рассказ, отряхнуть от пыли, и я тут же получу гонорар авансом. И только когда я стал перечитывать рассказы, я осознал свою ошибку.

Чтобы быть пригодными для чтения рафинированной английской публикой, они должны были быть многим громче и смешнее. Не просто чуть громче и смешнее, а очень многим громче и смешнее. И именно в этом направлении я работал над ними как пчелка. Поэтому всегда помните, что как бы низко не оценили вы эту книгу, она могла быть намного хуже. Два препятствия неизменно возникают на пути автора подобной книги.

Во-первых, сразу приходят на ум те многие, кто мог бы написать лучше. А во-вторых, рассказ - жанр не из легких. Это совсем не то, что рассказывать историю. Историю кто угодно захочет послушать. Что действительно приходится делать, так это хватать читателя за рукав и что-то мямлить, в то время как он просто изнывает от желания заняться своими делами. Еще долго? - спрашивает он про себя, то и дело поглядывая на часы, - Долго еще? А когда ему, наконец, удается улизнуть, можете себе представить, как он рассказывает всем и каждому, что с вами нужно держать ухо востро, и не подпускать близко, не то вы тут же начнете пороть чушь, не успеешь и глазом моргнуть. Парень он неплохой, - заметит особо снисходительный из читателей, - если бы только не лез со своими шутками.

Знаете, чего бы я желал для своей книги больше всего? Снисходительности, с какой относятся к послеобеденным речам. Попробуйте включить свое воображение. Представьте себе, что вы до краев полны наваристым бульоном, жареным цыпленком, седлом ягненка и тем чудным мягким мороженным, которое подают на банкетах, что вы залиты крепкими винами; что вы уже расстегнули пуговицы жилета, и раскуриваете отличную сигару. Теперь все покажется вам совсем в ином свете.

Кстати, было бы совсем неплохо, если бы вы действительно сытно поели, прежде чем взяться за эту книгу. Даже не пытайтесь читать ее после завтрака или серыми предзакатными часами. Дождитесь ужина. А потом, с чашкой кофе и выдержанным коньяком под рукой и с тем уютным ощущением на душе, что теперь вы сможете вынести все что угодно, принимайтесь за чтение. Вы удивитесь, насколько все будет иначе.

В этом вопросе мои издатели полностью со мной солидарны. Фабер-старший (с которым я обычно и имею дело), рассказывал мне, как однажды утренней почтой они получили рукопись, за которую ни он, ни Фабер-младший никак не могли взяться. Целый день они подсовывали ее друг другу, в надежде уклониться от чтения. Был вызван клерк по имени Симмонс, которому приказали ее прочесть, но он взял расчет и сейчас выращивает в Кении кофе. Ситуация стала походить на безнадежную, когда у них возникла идея, что прояснить ситуацию поможет хороший обед.

Что было дальше? Меню было следующим:

LE ОБЕД:

Закуски различные, Консоме, Жульен, Корюшка жареная, Фазан запеченный, Суфле а-ля шеф-повар, Вальдшнеп Шотландский, и все было запито коллекционным сухим шампанским. А затем произошло ни что иное, как отвратительная потасовка из-за того, что Фабер-младший завладел рукописью, и отказывался ее отдать, а Фаберу-старшему так надоели его смешки и фырканье, что он треснул его по голове не то круассаном, не то бриошью.

Итак, если вы сомневаетесь, читать ли вам дальше, скажите себе: Я смогу это сделать. Фаберы смогли, плотно поешьте и принимайтесь за чтение.

ПОГРОМЧЕ И ПОСМЕШНЕЕ

(несколько слов о книге, которую вы держите в руках)

Название для этого небольшого сборника размышлений я позаимствовал из давней истории (новое - вообще, говорят, это хорошо забытое старое) об одном волнующемся джентльмене, выступающем с послеобеденной речью. Как это водится среди представителей сего забавного вида, говорить он начал чуть слышным запинающимся голосом, но не успел он окончательно отпугнуть своих слушателей, как обычный в таком деле критик, беспристрастный Голос, сказал: "Погромче, пожалуйста". Парой минут позже прозвучали новые наставления. "Погромче, пожалуйста", - назидательно произнес уже другой Голос, - "и посмешнее".

На этом история заканчивается. Остается полагать, что докладчик всеми силами постарался ублажить Голос. Так же поступил и я.

Большинство из включенных в сборник рассказов я написал около десяти лет назад для американского журнала "Ярмарка тщеславия". То было время, когда приходилось хоть как-то сводить концы с концами, а тут уж не до глубоких раздумий и поиска метких словечек. Вынужденный кормить свою обширную семью: жену, двух кошек и щенка, - я избрал единственно верную, на мой взгляд, стратегию: набросать что-нибудь на скорую руку, и быстренько в редакции это обналичить. Спешу вас обрадовать: моя тактика себя оправдала. Мне удавалось в срок расплачиваться по всем счетам, за что на Лонг Айленде, где я тогда жил, меня прозвали честным малым.

Но если пишешь для грядущих поколений, чем я сейчас и занимаюсь, о подобном легкомыслии не может быть и речи. Когда Фабер и Фабер, близнецы с Рассел-сквер, решили издать сборник юмористических рассказов и поинтересовались, не припасено ли чего-нибудь в моих закромах, я не думая выпалил: "Ребята, да у меня этого добра целый чемодан". Казалось, достаточно будет извлечь ветхие листы на свет божий, сдуть с них пыль минувших лет - и можно собирать причитающийся гонорар. Но лишь внимательно перечитав их содержимое, я осознал свою ошибку.

Чтобы понравиться взращенному на изысканной прозе английскому читателю, им предстояло стать погромче и посмешнее. И не "чуть-чуть погромче" и "капельку посмешнее", а гораздо громче и намного смешнее. Я взялся за дело и, как трудолюбивая пчелка, без устали работал над поставленной задачей.

Поэтому помните, сколь дурна ни показалась бы вам эта книга, она могла бы быть несравненно хуже.

В подготовке этой книги меня подстерегали две опасности. Во-первых, любой из вас сможет навскидку назвать немало авторов, чей дар слова не в пример богаче, и у которых все вышло бы куда лучше. Во-вторых, жанр эссе весьма непрост. Одно дело, будь у вас стоящая история - ее любой бы выслушал. Не таков эссеист: коршуном набрасывается он на ни в чем не повинного читателя, хватает его за грудки и что-то лопочет, лопочет, лопочет в ухо, в то время как тот, должно быть, до смерти хочет вырваться и заняться своими делами. "Доколе?" - тоскливо спрашивает он себя, поглядывая на часы, - "доколе?". И наконец, улизнув, он тут же расскажет знакомым, что не стоит и близко к себе подпускать этого ненормального, потому что не успеешь оглянуться, как окажешься с головы до пят забрызганным слюной. Или, в лучшем случае, расщедрится на: "Все бы ничего, но поменьше бы он строил из себя остряка".

Мне бы хотелось, чтобы читатель взялся за книгу в том благодушном настроении, которое наступает лишь после плотного ужина. Я попрошу вас напрячь воображение. Представьте, что живот ваш до краев наполнен изысканным консоме, жареным цыпленком, седлом барашка и этим забавным не то мороженым, не то желе, которое так любят подавать на банкетах, вы сполоснули еду отменными винами, откинулись на стуле, расстегнули жилет и раскурили сигару - тогда мир предстанет перед вами в совсем ином свете.

Да-да, перед тем, как открыть эту книгу обязательно хорошо покушайте. Боже упаси вас читать ее перед завтраком или в те хмурые часы, что тянутся от обеда до ужина. Поужинайте вначале. И после, с чашкой кофе, сдобренного бренди, в руке и приятной уверенностью, что теперь вам все нипочем, в душе, погружайтесь в чтение. Уверяю, вы просто поразитесь разнице.

Спросите, хотя бы, моих издателей. Как рассказывал Фабер-старший (это с ним я, в основном, веду свои дела), он и Фабер-младший получили мою рукопись с утренней почтой, но буквально ничего не могли с ней сделать. Целый день они спихивали ее друг другу, стараясь избежать бремени ее прочтения. Позвали даже клерка Симмонса и поручили чтение ему, но он подал в отставку, и сейчас растит себе кофе в Кении. Казалось, дело зашло в тупик, но тут братья решили, что все само собой прояснится после сытного ужина.

Что из этого вышло? Вот как они поужинали:

УЖИНЪ:
- Разные закуски
- Консоме
- Жульен
- Жареные снетки
- Запеченный фазан
- Суфле по-шефски
- "Шотландский вальдшнеп"¹

запив это все марочным шампанским брют. Затем последовала досадная ссора, потому что младший завладел рукописью и ни за что не хотел с ней расставаться, а старший так разозлился от хихиканья и фырканья брата, что стукнул его по голове то ли рогаликом, то ли булкой.

Так что если вы еще не решились читать дальше, скажите себе: "Это получилось у Фаберов, выйдет и у меня", заправьтесь хорошенько, переворачивайте страницу - и вперед!

Примечания:

1. "Шотландский вальдшнеп" - английское национальное блюдо: анчоусы на залитой яйцом гренке (Лингвострановедческий словарь).

Громко и Смешно

О Книге

Я озаглавил эту книжечку размышлений словами из старой истории о взволнованном выступающем на банкете (может быть, тебе, читатель, она и неизвестна). Заговорил он тихо и нерешительно (все выступления обычно так и начинаются). Но тут, как всегда, вмешался внутренний голос и наказал: "Не бубни под нос, говори громче да посмешнее."

Тут истории конец. Нетрудно догадаться, что с бедняги семь потов сошло (впрочем, как и с меня), пока он говорил.

Первоначально многие из этих очерков писались для американского журнала более десятилетия назад. "Ярмарка тщеславия", общество купли-продажи, вынуждала растрачивать жизнь на добычу куска хлеба, какая уж там глубина суждений и словесные узоры. Жена, два кота и щенок в придачу - вот вся моя семья, и ради нее я брался за любое дело, только бы деньжат подзаработать. Приятно сознаваться, что я славно потрудился, расплатился по счетам быстрее быстрого и за это в своем городке на Лонг Айланд получил прозвище Честного Джона.

Бессодержательной и невежественной писанине не суждено найти будущих читателей. Я не хочу такой судьбы для своих книг. Как-то братья Фабер, близнецы Рассел Сквер загорелись идеей издать простенькие очерки и попросили меня - сочини страничку-две. И я бездумно выпалил: "Да у меня уже целая кипа написана."

У меня и в мыслях не было, что недостаточно будет просто раскопать давно забытую рукопись, кое-что подкорректировать - и вот готово, иди и получай свой гонорар. Я понял, что ошибся, только когда взялся за дело.

Чтобы соответствовать запросам искушенного английского читателя, очерки должны и звучать и смешить. Не звенеть, как колокольчик, а звонить, как колокол; не смешок вызывать, а заставлять смеяться до слез. Вот поэтому-то я и трудился над ними как вол.

Так вот, читатель, не забывай, что как бы сильно не было твое разочарование, эта книга могла бы быть намного хуже.

Писать подобную книгу трудно по двум причинам.

Прежде всего, вам вдруг приходит в голову, что кое-то другой мог бы написать и получше. И потом, сочинять очерк сложно, это вам не истории рассказывать, на них полно любителей найдется. А вы ставите слушателя перед собой как перед свершившимся фактом и говорите, говорите, говорите. А он, между тем, думает о своем и жаждет только одного - испариться. "Ну, долго еще?" - думает он, "Боже, сколько можно?!" И вот, наконец, он ухитряется от вас улизнуть. Вы же воображаете, как он предостерегает всех и вся от вашей веселенькой компании и нескончаемого вздора. "Он, вроде, парень ничего", - быть может, снизойдет он, "Но лучше бы ему оставить все его хохмы."

Единственно, о чем я бы хотел вас попросить, - не будьте слишком строги к моей книге, она ведь подобна всем тем речам на банкетах. Вот попробуйте представить себе. Чашка бульона, жареный цыпленок, баранина с солью и на десерт вазочка маслянистого мороженого - только на банкете такое и съешь. Вы томно раскинулись в кресле, расстегнули жилет, попыхиваете трубкой, и по телу разливается приятное тепло от выпитого вина. Тогда-то книгу вы и воспримете совсем по-другому.

В самом деле, сытно поесть перед чтением - это, пожалуй, мысль. Даже не пытайтесь читать ее после завтрака или полдника. Лучше займитесь чем-то другим. Чашечка кофе и рюмка отменнейшего коньяка после доброго ужина, вы уже сама доброжелательность - самое время окунуться в чтение. И книга предстанет в удивительном свете.

Мои издатели это подтвердят. Фабер старший, мой главный компаньон, говорит, что рукопись они получили по почте рано утром. Но ни он, ни Фабер младший взяться за нее ну никак не могли. Читать ее им было неохота, и они только и делали, что спихивали ее друг другу. Потом пригласили Симонса, служащего издательства, и хотели перепоручить это дело ему. Но тот сразу же отказался, уволился и теперь выращивает кофе в Кении. Нежданно-негаданно их осенило - а что если хорошенько поесть, а уж потом садиться за чтение?

И они пообедали.

Съели Жульен из Кур, Жареную Лосось, Суфле из Фазана, фирменное блюдо - Жареные Вальдшнепы, ко всему этому разные закуски и распили бутылку марочного сухого шампанского. А потом страшно поссорились. Фабер младший не желал расставаться с рукописью, Фабер старший не вынес его препирательств и запустил ему в голову французской булочкой.

Ну что? Вы все еще сомневаетесь, стоит ли читать дальше? Скажите себе: "Ну уж если Фаберы ее прочли, то и я ее осилю.", поешьте в свое удовольствие и за дело!

Громче и веселее

О книге

Я позаимствовал заголовок для моей книжки размышлений из старой истории, которая повествует о выступлении перед аудиторией в послеобеденный час. Возможно, для некоторых из присутствующих здесь сегодня она окажется, как говорится, в новинку. Как обычно, докладчик начал вполголоса, волнуясь и запинаясь, и во время затянувшейся непроизвольной паузы один из слушателей заметил суровым тоном:

- Громче, пожалуйста.

Не прошло и трех минут, как другой слушатель развил тему:

- Громче, пожалуйста, - уточнил он, - и веселее.

На этом история заканчивается. Думается, выступавший старался изо всех сил, чтобы заслужить хоть небольшую благодарность, впрочем как и я.

Большинство очерков, представленных в этой книге, написаны более десятка лет назад для журнала "Америкэн". В периоды, когда, казалось, беда стучится в дверь и было не до такой роскоши, как долгие раздумия и тщательный подбор точных выражений, я писал для "Ванити Фэр". На мне лежала обязанность содержать жену, двух кошек и щенка, и, таким образом, моя стратегия поведения сводилась к добыванию наличных при помощи обещаний с три короба всем подряд. Может быть вам приятно будет слышать, что я достиг некоторых успехов на этом поприще: аккуратно оплачивал все счета, так что на Лонг Айленде, где я в то время жил, меня прозвали Честный Джон.

Если же вы пишете для "Постерити", что я и делаю в настоящее время, работать спустя рукава никак нельзя. Однажды Фабер и Фабер, близнецы Рассел Сквер, почувствовали необходимость в сборнике очерков для легкого чтения. Они спросили есть ли у меня в запасе что-нибудь подходящее, и я с готовностью ответил: "Целый вагон, ребята!" Я считал, что стоит всего лишь покопаться в старом материале, смахнуть с бумаг пыль, и золотой дождь в виде гонорара прольется на меня. Однако, пришло время "подсчета цыплят", и мне стало понятно, что я серьезно ошибался.

Для того, чтобы угодить разборчивой Британской публике эти рассказы должны были быть громче и веселее, и не то, чтобы немного громче и чуть-чуть веселее, а просто гораздо громче и гораздо веселее. Не покладая рук, я совершенствовал свои произведения

Поэтому всегда помните, что какой бы неинтересной вам не показалась эта книга, она могла бы быть еще хуже

Две вещи меня останавливали при написании такого сборника.

Во-первых, сразу же в голову приходят имена множества авторов, которые сделали бы это лучше меня. Во-вторых, очерк - не такая простая штука. Это не рассказ, который можно взять и поведать кому-нибудь. Любой станет слушать рассказ. В случае с очерком вы хватаете читателя за полу пиджака и что-то ему бубните, а он в это время не знает, куда от вас деться, чтобы, наконец, заняться своими делами. "Ну сколько еще?" - будет он повторять, посматривая на часы. "Долго еще?". Когда же, наконец, он от вас избавится, вы можете представить, как он будет предостерегает окружающих от встречи со мной, поскольку все, что они могли бы от меня услышать - полнейшая ерунда. "Неплохой парень, - скажет он милосердно. - Только бы он не пытался быть смешным".

Мне бы хотелось, чтобы об этой книге судили в снисходительном тоне, в котором обычно произносят речи после обеда. Пофантазируйте немного. Представьте, что вы как следует поели овощного супа, жареного цыпленка, седло барашка и это необычное мороженое, похожее на крем для бритья, которое обычно подают на больших приемах; представьте, что вино ударило вам в голову; несколько пуговиц на вашей жилетке расстегнуто; представьте, что вы затягиваетесь хорошей сигарой. Не правда ли, мир вокруг выглядит совсем иначе.

В самом деле, было бы неплохой мыслью плотно поесть пред тем, как взяться за эту книжку. Даже не пытайтесь читать ее после завтрака или в хмурый полдень. Держите себя в руках до тех пор, пока не пообедаете. А вот после обеда, с чашечкой кофе, рюмочкой бренди и приятным ощущением в душе, что вы уже кое на что способны, смело беритесь за чтение. Вы удивитесь тому, как все теперь переменилось.

В это меня поддержит мои издатели. Фабер старший (с ним я, в основном, веду все дела) рассказывал, что они получили от меня рукопись с утренней почтой и буквально не могли с ней ничего поделать. Весь день перекидывали ее от одного к другому, ловко уходя от обязанности прочитать текст. В таких случаях обычно приглашали секретаря Симмонса, но он уволился и сейчас занимается выращиванием кофе в Кении. Ситуация становилась патовой, но неожиданно возникла идея, что хороший обед оживит ситуацию.

Что же дальше? Обед состоял из следующих блюд:

ОБЕД

Различные закуски
Консоме Жульен
Жареный снеток
Жареный фазан
Суфле от метродотеля
Шотландский вальдшнеп

Они запили все шампанским високосного года, и далее произошло совсем из ряда вон выходящее, потому что, когда Фабер младший занялся чтением рукописи, все время хихикал и никак не желал ее отдавать, Фабера старшего это начало раздражть и он запустил в голову Фаберу младшему круассаном или кусочком французского рулета.

Если вы сомневаетесь читать ли дальше эту книжку скажите себе: "Это возможно. Фаберам же это удалось." и, плотно поев, приступайте к чтению.

Громче и смешнее.

Об этой книге.

Я позаимствовал название для этого маленького сборника плодов моих размышлений из старого анекдота (который, возможно, окажется новым для некоторых из присутствующих здесь) про одного оратора на торжественном обеде. Он был крайне взволнован, и первые его реплики получились не очень уверенными. Но не успел он сказать и двух слов, как чей-то суровый Голос произнес: "Громче, пожалуйста". Через несколько минут другой Голос вмешался в дело еще основательнее.

"Громче, пожалуйста", - повторил он. "И смешнее."

Вот такой анекдот. Остается только полагать, что оратор послушался и сделал все от него зависящее, чтобы выполнить просьбу. Так же, как и я.

Большая часть этих эссе была написана более десятка лет назад для американского журнала "Вэнити Файр". Тогда у меня было достаточно времени, чтобы практиковаться в придании мыслям словесной фррмы. С другой стороны, я должен был содержать жену, двух котов и щенка. Поэтому моя политика была проста - как можно быстрее что-нибудь сочинить и получить за это деньги. И если хотите знать, неплохо преуспевал. Я оплачивал счета так аккуратно, что на Лонг-Айленд, где я жил тогда, за мной заслуженно закрепилось прозвище Честный Джон.

Но если вы создаете бессмертные творения, как я сейчас, вы уже не можете печь их как блины. Когда Фабер и Фабер, близнецы с Рассел-Сквер, захотели издать сборник забавных эссе, и спросили, нет ли у меня чего-нибудь подходящего в загашнике, я не задумываясь ответил: "Целый чемодан." Мне казалось, что стоит только покопаться в старых сочинениях, сдуть пыль с залежавшихся папок - и можно подставлять карманы для гонораров. Но перечитав повнимательнее свои труды, я понял, как я ошибался.

Чтобы соответствовать тонкому вкусу британской аудитории, они должны быть громче и смешнее. И не просто громче и смешнее, а гораздо громче и смешнее. И мне пришлось таки здорово попотеть, прежде чем я переработал их.

Так что, если вам не понравится эта книга, знайте: она могла бы быть намного хуже.

Есть две вещи, которые очень мешают писать такого рода сочинение.

Первое - это мысли о том, сколько людей могли бы сделать то же самое гораздо лучше. Второе - то, что форма эссе очень трудна сама по себе. Это вам не рассказ. Рассказ каждый готов слушать. А тут вы хватаете читателя за шкирку и начинаете ему что-то монотонно бубнить. Ему до смерти хочется уйти по своим делам, он нетерпеливо глядит на часы, спрашивая самого себя: "Ну долго еще?" И когда ему наконец удастся вырваться, можете быть уверены: он предостережет всех и каждого о том, какой вы нудный. В лучшем случае скажет: "Неплохой малый, только зря пытается смешить".

Поэтому мне бы очень хотелось, чтобы вы оценивали книгу в снисходительном расположении духа, подобающем торжественной послеобеденной речи.

Представьте себе, что вы:

под завязку наполнены супом из овощей, цыпленком-гриль, ягнятиной и тем странным мороженым, котрое подают на банкетах, похожим на бриллиантин;

разогреты крепким вином;

расстегнули жилет.

Осталось раскурить сигару - и все будет видеться совершенно в другом свете.

Нет, в самом деле, это совсем неплохая идея - хорошенько перекусить прежде чем вы возьметесь громить книгу в пух и прах. Не пытайтесь читать ее после завтрака или легкой полуденной закуски. Дождитесь обеда. Вот тогда, с кофе и выдержанным бренди на столе, и приятным чувством, что все по плечу - откройте ее. Впечатление будет совершенно иным.

Не верите - спросите моих издателей. Фабер-старший (с которым я веду дела) рассказал, что они с Фабером-младшим, получив рукопись утром по почте, буквально не могли ничего с ней поделать. Ни один не хотел читать ее, и весь день они пытались отпасовать ее друг другу. Раньше у них был клерк по имени Симмонс, обычно они предлагали ему попытаться. Но он уволился, и теперь выращивает кофе в Кении. Ситуация зашла в тупик, и тут им внезапно паришла в голову идея, что дело может прояснить хороший обед.

Что дальше? Дальше они пообедали во французском ресторане. Вот что они заказали.

Закуски ассорти, консоме, жюльен, жареные анчоусы, фазан-гриль, бекасы и суфле а-ля метр-д-отель, все запито сухим марочным шампанским.

После обеда случилось невероятное - они поскандалили, потому что Фабер-младший вцепился в рукопись и не желал отдать ее, а Фабер-старший, разозленный его фырканьем и смешками, ударил его по голове круассаном.

Так что если вы раздумываете, читать дальше или нет, просто скажите себе: "Это возможно. Фаберы же справились", как следует подкрепитесь и приступайте.

Громче и смешнее.

О книге.

Название этого небольшого сборника размышлений я позаимствовал из старой (а может, как говорится, и новой для вас, присутствующих здесь сегодня вечером) истории, услышанной за обеденным столом от одного неуклюжего рассказчика. Как и многие другие рассказчики такого рода, он нерешительно начал повествование и не успел еще углубится в тему, как кто-то привычным настойчивым тоном попросил: «Погромче, пожалуйста». Через несколько минут прозвучало более существенное замечание: «Погромче, пожалуйста, и посмешнее». Вот и вся история. Надо полагать, рассказчик, как и я сам изо всех сил старался выполнить пожелание. Большая часть этих рассказов изначально была написана лет десять назад для американского журнала. На той ярмарке тщеславия мысль о хлебе насущном не давала времени спокойно поразмыслить, подыскать меткое словцо. Мне приходилось обеспечивать жену, двух кошек и щенка, поэтому я стремился быстро что-нибудь сварганить и продать. Вам всем приятно будет узнать, что я в этом деле вполне преуспел и так исправно платил по счетам, что в той деревушке Лонг-Айленда, где я тогда жил, за мной закрепилось прозвище Благочестивый Джон. Но если человек пишет для потомков, как сейчас я, то нельзя делать это спустя рукава. Издательству Фабер и Фабер – братьям с Рассел Сквер требовался сборник занимательных рассказов. Они спросили меня, нет ли в моих закромах чего-нибудь в этом роде. Я сходу ответил: «Ребята, да у меня этого добра вагон». Я предполагал, что придется всего лишь порыться в рукописях, смахнуть с них пыль и выбрать достойнейшие. Только принявшись за дело, я осознал свою ошибку. Чтобы угодить утонченному вкусу британской публики, рассказы должны были звучать громче и смешнее. И не просто погромче и посмешнее, а намного громче и смешнее. Для этого я корпел над ними не покладая рук. Так что если вам эта книга не понравится, не забывайте, что она могла быть еще хуже. В написании такого рода книг есть две сложности. Во-первых, вы можете сходу вспомнить массу людей, у которых это получилось бы лучше. Во-вторых, рассказ – жанр капризный. Вам не просто надо рассказать историю. Историю выслушает кто угодно. Просто хватаете читателя за шиворот и лопочите ему, а он все время пытается избавиться от вас и заняться своими делами. «И надолго?» - задается он вопросом, поглядывая на часы. А когда он все-таки сбежит от вас, представьте себе, как он будет предупреждать всех, и как они будут избегать вас, твердо зная, что вы будете молоть чепуху. Кто-то, будучи особенно снисходительным, скажет: «Неплохой парень, если бы только не старался казаться остроумным». Мне бы очень хотелось, чтобы к этой книге отнеслись с такой терпимостью, с какой относятся к застольным речам. Представьте, что вы до отвала наелись супом petite marmite, цыпленком-гриль, седлом барашка, оригинальным мороженым, которое подают на банкетах, запили все это крепким вином, расстегнули жилет и попыхиваете сигарой. И тогда все вам покажется другим. Кстати, есть смысл в том, чтобы плотно пообедать перед тем, как вы отважитесь взяться за эту книгу. Не пытайтесь читать ее после завтрака или в предвечерние часы. Оставьте ее на время после ужина. Пусть рядом будет кофе, старый бренди, а в душе чувство, что вам все по плечу. Тогда и принимайтесь за дело. Вы с удивлением почувствуете разницу. Издатели меня поддержат. Фабер старший (с которым я обычно имею дело) говорит мне, что когда он получает с утренней почтой рукопись, то ни он, ни Фабер младший просто не знают, что с ней делать. Весь день они спихивают ее друг другу в попытке избавить себя от чтения. Вызвали служащего по имени Симмонс и приказали заняться этим делом ему. Он уволился и теперь выращивает кофе в Кении. Положение казалось безвыходным, и тогда им внезапно подумалось, а не поправит ли дело хороший ужин. Что из этого вышло? Вот что было у них на УЖИН:

Закуски «Ассорти», Жюльен, Корюшка жареная, Фазан жареный Суфле «Метрдотель» Куропатки по-шотландски.

Сверху это все было приправлено марочным шампанским брют, после чего возник нелицеприятный спор, потому что Фабер младший вцепился в рукопись и не желал расстаться с ней, а Фабер старший был так раздражен его пыхтением и фырканьем, что запустил ему в голову круассан или французскую булочку. Итак, если вы сомневаетесь, читать ли дальше, скажите себе: «Это возможно. Ведь Фаберы смогли» и принимайтесь за дело.

ГРОМЧЕ И СМЕШНЕЕ

Об этой книге.

Я позаимствовал название для этого небольшого сборника размышлений из старой истории (которая, как говорят, может оказаться неизвестной для некоторых из присутствующих сегодня в зале) - о нервном ораторе. Как и многие другие особи этого рода он начал выступление прерывающимся бормотанием, и совсем недолго пробыл в пути прежде чем как обычно суровый Голос из зала сказал, 'Пожалуйста громче'. Через несколько минут другой Голос разъяснил дело гораздо глубже.

'Пожалуйста, громче', заметил Голос, 'И смешнее'.

Это завершает историю. Можно только предположить, что оратор приложил к тому все имеющиеся у него силы, - как впрочем и я, автор.

Большинство предлагаемых эссе были написаны больше десятка лет назад для американского журнала 'Ярмарка Тщеславия' (Vanity Fair) в то время, когда призрак голода у двери оставлял мало свободного времени для тщательного обдумывания и терпеливого поиска остроумного слова. Мне приходилось кормить жену, двух кошек и щенка, и вследствие того моя тактика заключалась в том, чтобы что-нибудь наспех набросать, отослать и получить деньги. Вам будет приятно услышать, что с задачей я вполне успешно справился и мог платить по счетам с проворством, которое снискало мне в Лонг Айленд Виллидж, где я тогда жил, славу и прозвище Честного Парня.

Но если, как я сейчас, вы пишете для Будущих Поколений, вы не можете вечно нестись так лихо и легкомысленно. Когда Фейбер анд Фейбер, близнецы с улицы Рассел Скуэер, захотели издать книгу легких эссе и спросили меня есть ли в моих подвалах что-нибудь в таком роде, я ответил сразу: 'Ребята, целый сундук'. Я думал, что останется их откопать, сдуть пыль, и забрать аванс. И только когда стал просматривать написанное, понял свою ошибку.

Чтобы стать пригодными для Культурной Британской Публики, эссе должны были быть громче и смешнее. Не чуть-чуть громче и слегка смешнее, а намного громче и намного смешнее. И для достижения этой цели я трудился над ними как муравей.

Поэтому помните: какой бы плохой ни показалась вам эта книга, она могла быть значительно хуже.

Когда вы пишете для подобного рода сборника возникают две трудности.

Во-первых, легко вспомнить очень многих, которые могли бы написать лучше. Во-вторых, с эссе не так просто справиться. Не то чтобы у вас была история. Любой захочет слушать историю. В эссе вы хватаете читателя за пиджак и бормочете, так что все это время он наверно до смерти желает от вас отвязаться и заняться своими делами. 'Сколько еще?' - думает он про себя, поглядывая на часы,- 'Сколько еще осталось?' И сбежав, он, можете быть уверены, станет советовать всем знакомым быть поосторожнее с тем, насколько близко вас можно подпускать, потому что, не успеешь опомниться, вы начнете изливать на них свой идиотский энтузиазм. 'Неплохой парень', скажет он о вас, если находится в особенно добром расположении духа,- 'но лучше бы не старался острить'.

Чего я действительно хотел бы, так это чтобы мою книгу судили в том снисходительном духе, с которым принимаются послеобеденные речи. Напрягите воображение. Представьте, что вы наполнены до краев птит мармит, пуле роти, сель д'агно и тем странным мороженым которое они всегда подают на банкетах; что вы запили трапезу выдержанным вином;что вы расстегнули все пуговицы на жилетке и что ваша сигара прекрасно тянется. Тогда весь мир покажется абсолютно другим.

Кстати, было бы неплохо, если бы вы и правда съели обильную, сытную пищу перед тем, как наброситься на мою книгу. Не пытайтсь читать ее после завтрака или в унылые часы угасающего дня. Отложите до послеобеденного времени. Тогда с кофе и старым коньяком на столе и тем приятным ощущением в душе, что теперь вы способны перенести все что угодно, приступайте. Разница будет поразительна.

В этом меня поддержат мои издатели. Фейбер старший (с которым я большей частью веду дела) сказал, что они получили рукопись с ранней почтой и что он и Фейбер младший буквально ничего не могли с ней поделать. Весь день они провели по очереди отпихивая рукопись друг другу, т.к. каждый пытался избежать работы по ее чтению. Был вызван служащий по имени Симмонз и ему было приказано сделать попытку, но он уволился и сейчас разводит кофе в Кении. Ситуация стала казаться безвыходной, когда у них вдруг появилась идея, что тучи могут проясниться после хорошего обеда.

Что последовало? Они отобедали следующим:

Le Diner (Обед):

Разнообразные закуски
Консоме Жюльен
Жареная форель
Фэзан Роти
Суфле о Мэтр д'отель (выбор дня)
Шотландские бекасы,

запивая обед сухим шампанским лучшего года - и тут случился гнусный скандал, поскольку Фейбер мл. завладел рукописью и не захотел ее отдавать, а Фейбера ст. настолько раздражали его смешки и хрюкания, что он запустил ему в голову круассоном (или маленькой французской булочкой).

Поэтому если вы колеблетесь, скажите себе: 'Это возможно. Братья Фейберы это сделали', заправьтесь и настройтесь, и приступайте.

Погромче и посмешнее

Об этой книге.

Я позаимствовал название этого томика размышлений у старой истории (которая может быть известна некоторым присутствующим сегодня) об ораторе, взволнованно произносящем послеобеденную речь. Подобно многим из своей породы, он начал высказывания дрожащим тихим голосом, и прошло совсем немного времени, как обычный суровый Голос сказал: "Погромче, пожалуйста". Спустя несколько минут, другой Голос углубился в суть вопроса: "Погромче, пожалуйста", - заметил он, - "и посмешнее".

На этом история заканчивается. Остаётся предположить, что оратор приложил все усилия, чтобы угодить слушателям, как поступаю я.

Большинство подобных рассказов были первоначально написаны больше десятка лет назад для "Америкэн Мэгэзин". Ярмарка тщеславия, в то время как волк у двери оставил краткий отдых ради оттачивания мысли и терпеливого поиска острот. В моей поддержке нуждалась жена, две кошки и недоросль, вследствие чего я придерживался политики быстро состряпать что-нибудь и получить наличные. Вы будете рады слышать, что у меня это получалось довольно хорошо, и я был в состоянии оплачивать счета с аккуратностью, которая принесла мне в деревне Лонг Айлэнд, где я в то время жил, прозвище Честный Джон.

Но если вы пишете для потомков, как я сейчас, вы не можете продолжать болтовню в том же пустом небрежном тоне. Когда Фарбер и Фарбер, эти близнецы с Рассел Сквер, захотели издать книжку легких рассказов и спросили, есть ли что-нибудь в этом роде у меня в запасе, я немедленно ответил: "Ребята, да у меня такого целый чемодан". Я думал, для этого будет необходимо просто откопать какой-нибудь хлам, сдуть с него пыль и сбегать за гонораром. Я осознал свою ошибку только когда приступил к делу.

Чтобы стать здоровым чтением для утонченной британской публики, нужно быть погромче и посмешнее. Не чуть-чуть погромче и слегка посмешнее, намного громче и намного смешнее. Для получения этого результата я работал над рассказами как трудолюбивый бобер.

Как бы неприятна ни была вам эта книга, всегда помните, она могла быть существенно хуже.

В работе над подобным сборником есть две недостатка.

Первый - вас внезапно могут посетить мысли о многих людях, который могли сделать это лучше. Второй - то, что с жанром рассказа сложно работать. Это не история, которую вам нужно рассказать. Историю хочет послушать каждый. Все, что вам остается сделать, - это схватить читателя за подол его пальто и выболтать ему все. И в это время он может умирать от желания убраться подальше и отправиться по своим делам. "Сколько?" - говорит он себе, глядя на часы, - "Сколько еще?". И когда он, наконец, сбегает, вы можете представить, как он советует всем быть с вами осторожней и не давать возможности поймать себя, так как, все знают, вы будете нести всякую чушь. Возможно, если он милосерден, он скажет: "Неплохой парень, но я от всего сердца хотел бы, чтобы он не пытался быть смешным".

Чего бы я действительно хотел, так это суждения об этой книге, продиктованного снисходительностью, с которой оценивают послеобеденные речи. Мне нужно пробудить ваше воображение. Попытаться изобразить, что вы до краев полны petite marmite, poulet roti, седлом барашка и этим забавным мороженым "Масло для волос", которое подают на приемах, что вы опьянены винами, что вы расстегнули пуговицы на вашей жилетке, и ваша сигара дымится. Тогда всё это вам покажется довольно терпимым.

И в реальности это довольно неплохая идея, если вы, перед тем как с карой обрушиться на эту книгу, плотно пообедаете. Не пытайтесь читать ее после завтрака, или в сумерках поздним вечером. Откладывайте, пока не пообедаете. Тогда, с кофе и старым бренди под рукой, и с уютным чувством, что сейчас вам по плечу все, что угодно, в душе, идите в наступление.

Мои издатели меня в этом поддержат. Фарбер старший (с которым я веду большую часть дел) говорит мне, что они получили рукопись утренней почтой, и что он и Фарбер младший буквально не могли с ней ничего сделать. Они провели день, перепихивая ее друг другу, каждый пытался избежать участи прочитать ее. Позвали клерка по имени Симмонс и поручили ему рискнуть, но он уволился и теперь выращивает кофе в Кении. Ситуация казалась тупиковой, и тут неожиданно к издателям пришла идея, что все может проясниться после хорошего обеда.

Что в результате? Они отобедали:

ОБЕД.

Закуски в ассортименте
Консоме Жульен
Жареная корюшка
Фазан Роти
Суфле о Метрдотель
Шотландский Вальдшнеп,

запили обед сухим марочным шампанским, а далее произошла потасовка, потому что Фарбер младший схватил рукопись и отказывался ее отдавать, а Фарбер старший был так раздосадован пыхтением и кудахтаньем младшего, что стукнул его по голове круассаном, то есть маленькой французской булочкой.

Итак, если вы в раздумьях, читать ли вам дальше, скажите себе: "Это возможно. Фарберы это смогли", подзаправьтесь и приступайте.

Громче и смешнее

Об этой книге

Слова, ставшие названием этого небольшого сборника размышлений, я позаимствовал из одной истории (старой истории, которая, как мне, однако, указывают, может быть незнакома некоторым из вас). Случилось так, что гость, произносивший речь после некоего обеда, сильно нервничал. Как это часто бывает с людьми подобного склада, говорил он сбивчиво и невнятно, и прошло совсем немного времени, прежде чем Голос Строгого Слушателя произнес: "Погромче, пожалуйста", - а спустя несколько минут другой Голос уточнил:

"Да-да! Погромче... и посмешнее."

История здесь заканчивается. Остается только надеяться, что незадачливый оратор, также как и я, честно попытался исправить положение.

Большую часть этих эссе я написал еще добрую дюжину лет назад для американского журнала "Ярмарка тщеславия". Времена были тяжелые, а когда в дверь стучится нужда, тут уж не до поиска метких фраз. Мне нужно было кормить жену, двух кошек и щенка, так что я рассчитывал быстро что-нибудь набросать и получить деньги по чеку. Рад сообщить, что мне это удалось. Жили мы тогда на Лонг-Айленде, и я показал такую прыть при оплате счетов, что прослыл там самым честным парнем в округе.

Но если писатель хочет, чтобы его труд оценили Потомки (а мне бы этого хотелось), он не может суетиться и раскидывать слова и мысли как попало. Когда Фабер и Фабер, близняшки с площади Рассел-сквер, захотели издать книгу легких эссе и спросили, не припас ли я чего-нибудь подобного, я, не задумываясь, ответил: "Ребята, да у меня полным-полно этого добра". Мне казалось, достаточно будет откопать старые эссе, сдуть с них пыль - и гонорар у меня в кармане. И только начав перечитывать рукопись, я понял, как сильно ошибся.

На вкус искушенного английского читателя все это было невнятным и малосмешным. Моим эссе не хватало звучания и юмора. Мне предстояло добавить изрядную порцию того и другого, что я и постарался сделать, приложив к работе максимум усилий. Поэтому всегда помните, что какой бы плохой вам не казалась эта книга, она могла быть гораздо хуже.

Писать книгу вроде этой непросто по двум причинам:

во-первых, на ум легко приходят имена множества людей, которые справились бы с вашей работой куда лучше. Во-вторых, сложности создает сама форма, в которой приходится излагать свои мысли. Одно дело, если у вас есть сюжет. Тут слушатели всегда найдутся. Вы же просто виснете на рукаве у читателя, донимая его бессвязной болтовней, и все это время ему, возможно, до смерти хочется улизнуть и заняться делом. "Сколько можно?" - спрашивает себя несчастный, поглядывая на часы. "Долго еще?" Легко представить, как, вырвавшись, наконец, на свободу, он советует окружающим, чтобы те были с вами поосторожней, а то и оглянуться не успеют, как вы вцепитесь в них и начнете нести всякую чепуху. Если повезет, и ваша жертва окажется милосердной, приговор будет примерно таким: "Не плохой, в общем-то, парень... только зря он все время пытается шутить".

Знаете, чего бы мне на самом деле хотелось? Чтобы прежде чем судить о моей книге вы настроились на снисходительный лад, как будто вам предстоит выслушать послеобеденную речь. Используйте воображение! Представьте: вы наелись petite marmite, poulet roti, sel d'agneau и забавного, похожего на масло для волос, мороженого, которое подают на званых обедах; вы опьянели от крепких вин; вы расстегнули жилет и со вкусом затянулись сигарой... Последуйте моему совету и вы увидите все в совершенно ином свете.

Вообще-то говоря, неплохо бы вам и правда плотно пообедать, прежде чем вы приступите к чтению этой книги. Не пытайтесь читать ее после завтрака, или в сумрачные послеполуденные часы. Дождитесь обеда и только потом, на сытый желудок, когда рядом будет стоять кофе со старым бренди, а в душе воцарятся покой и готовность смириться с чем угодно, принимайтесь за дело. Вы удивитесь, насколько все изменится.

Не верите мне - спросите у издателей. Фабер старший (с которым я веду большую часть дел) говорит, что, получив с утренней почтой мои эссе, они с Фабером младшим буквально не знали, как с ней поступить. Целый день они пытались всучить рукопись друг другу, до того им не хотелось ее читать. Позвали клерка по фамилии Симмонс и поручили это дело ему, но он подал заявление об уходе и теперь трудится на кофейных плантациях в Кении. Ситуация явно зашла в тупик, и вдруг Фаберов осенило, что после хорошего обеда задача может оказаться не столь непосильной.

Что было потом? А потом они заказали вот такой обед:

LE DINER

Hors d'oeruvres
Consomme
Julienne
Жареная корюшка
Faisan Roti
Souffle au Maitre d'hotel
Шотландский вальдшнеп

и запили все вышеперечисленное шампанским брют урожайного года. Дальше последовала безобразная сцена, потому что Фабер младший завладел рукописью и не захотел делиться ей с Фабером старшим, а тот, устав наблюдать, как Фабер младший фыркает и хихикает, читая эссе, стукнул напарника по голове круассаном, или маленькой французской булочкой.

Поэтому, если вы сомневаетесь, читать ли вам дальше, скажите себе: "Смогли Фаберы - смогу и я", - а потом соберитесь с силами и приступайте.

Побольше жизни и юмора.

Об этой книге

Название этой небольшой книги я позаимствовал из одной старой истории (хотя не все собравшиеся здесь могут быть с ней знакомы) о взволнованном типе, выступавшем на банкете. Тот тип начал говорить запинающимся полушёпотом, но его тут же прервал суровый Голос: “Побольше жизни, пожалуйста”, а через несколько минут уже другой Голос попросил: “Пожалуйста, побольше жизни”, и добавил, “и юмора тоже”.

На этом, собственно, история и заканчивается, и можно только предполагать, что

докладчик, равно как и я, приложил все усилия, чтобы угодить публике. Многие из этих рассказов были первоначально написаны более двенадцати лет назад для американского журнала “Ярмарка тщеславия”, в то время, когда бедность не оставляла мне лишней минуты для упорного поиска и тщательного отбора метких высказываний. Я должен был содержать жену, двух кошек и щенка, и, следовательно, стремился побыстрее что-нибудь написать и превратить в наличность. Вы будете рады услышать, что это мне неплохо удавалось, и я платил по счетам так быстро, что в Лонг-Айленде, где я тогда жил, меня прозвали баллистической ракетой. Но если вы, как и я сейчас, пишете для Потомства, то вы должны понимать, что нельзя работать с такой спешкой и небрежностью. Когда Фаберу и Фаберу, братьям-близнецам из издательства на Рассел-сквер, понадобился сборник развлекательных рассказов, и они поинтересовались, могу ли я что-нибудь предложить, я без промедления ответил: “Парни, предложений хоть отбавляй”. Мне казалось, что всё дело будет заключаться в откапывании рассказа, очищении от пыли и получении гонорара авансом. Я понял свою ошибку только когда стал перечитывать рассказы.

Чтобы удовлетворить требовательную английскую публику, в них должно было быть побольше жизни и юмора. Не просто чуть больше, а намного больше жизни и юмора. И с этой целью я работал над ними не щадя сил. Поэтому, всегда помните, что как бы неинтересна не была вам эта книга, она могла быть значительно хуже. У написания такой книги есть два отрицательных момента. Один ѕ это то, что тотчас вспоминаешь всех тех, кто мог мы написать лучше. Второй ѕ рассказ ѕ форма не из легких. Это не похоже на то, что рассказывать историю. Историю захочет слушать кто угодно. Что же делаете вы ѕ это хватаете читателя за рукав и начитаете ему что-то втолковывать. “Сколько ещё”, - думает он про себя, поглядывая на часы, - “Ну сколько же ещё?”. А когда ему, наконец, удаётся улизнуть, то можете себе представить, как он рассказывает всем, что с вами нужно быть настороже, и не попадаться на удочку, а то вы тут же начнёте нести чушь. “Он неплохой парень”, - скажет читатель, будучи в особенно снисходительном настроении, - “Если бы только не старался быть забавным”.

Чего бы мне хотелось на самом деле ѕ так это чтобы о моей книге судили с той же снисходительностью, с которой относятся к выступлениям на банкете. Включите своё воображение. Попробуйте представить себе, что вы под завязку полны наваристым бульоном, жареным цыплёнком, седлом ягнёнка и тем необычным пломбиром, что подают на банкетах, что вас заливают крепкие вина, вы расстегнули жилет, и закурили хорошую сигару. Тогда всё предстанет в абсолютно ином свете.

Кстати, было бы очень здорово, если бы вы и правда основательно поели перед тем, как приступить к чтению. Не пытайтесь читать эту книгу после завтрака или серыми послеполуденными часами. Не спеша пообедайте, а потом, с кофе и старым коньяком под рукой, и уютным ощущением на душе, что теперь вы в состоянии вынести всё что угодно, принимайтесь за дело с энтузиазмом. Вы удивитесь, насколько иным всё вам покажется.

В этом мои издатели меня поддержат. Фабер ѕ старший (с которым я веду большую часть дел), рассказывает, что однажды они получили утренней почтой рукопись, которую ни он, ни Фабер-младший не могли осилить. Они провели целый день, перекидывая её один другому, в надежде избежать чтения. Вызвали клерка по фамилии Симмонс и приказали

прочесть, но он уволился и сейчас выращивает кофе в Кении. Ситуация стала казаться похожей на критическую, и тогда их осенило, что всё может поправить хороший обед.

Что было дальше? Их обед был таким:

Обед

Различные закуски, консоме, жульен, жареная корюшка, жареный фазан, суфле а-ля метрдотель, шотландский вальдшнеп и всё было запито сухим шампанским урожайного года. А затем произошла мерзкая ссора, потому что Фабер-младший завладел рукописью и отказывался её отдать, а Фабера-старшего так раздражали его фырканье и усмешки, что он ударил его рогаликом или французской булочкой.

Итак, если вы сомневаетесь, читать ли вам дальше, скажите себе: “Это можно сделать. Фаберы это сделали”, - и принимайтесь за чтение.

Погромче и посмешнее

О книге

Заглавие этого томика с размышлениями было подсказано одной старой историей (которая, впрочем, может быть неизвестна некоторым из присутствующих) о робком ораторе, выступавшем после обеда. Как и многие представители этого вида, он начал свою речь тихо и нерешительно, и, не успев как следует развить свою мысль, был, как водится, прерван Голосом, который сурово произнес: "Пожалуйста, погромче". А спустя несколько минут другой Голос проник в суть вопроса еще глубже.

- Пожалуйста, погромче, - заметил он, - и посмешнее.

О дальнейшем история умалчивает. Можно лишь предположить, что оратор все-таки постарался, как это сделал я.

Большинство этих эссе было написано более десяти лет назад для одного американского журнала, Vanity Fair, в то время, когда они смогли себе позволить немного глубоких раздумий и поисков mot juste. Я должен был содержать жену, двух кошек и щенка, и поэтому моей целью было подзаработать, наскоро что-нибудь изготовив. Надо сказать, с задачей я справился неплохо и стал оплачивать свои счета с такой скоростью, что обитатели местечка Лонг-Айленд, где я тогда жил, прозвали меня Честнягой.

Но если вы хотите войти в историю, как это собираюсь сделать я, то не можете подходить к делу с таким легкомыслием и небрежностью. Когда Фабер & Фабер, близнецы с Russel Square, решили издать сборник легких эссе и поинтересовались, не завалялось ли чего-нибудь подобного в моих сундуках, я ответил: "Ребята, да у меня их полно". Я думал, что просто откопаю их, сдую с них пыль и получу гонорар, и осознал свою ошибку только когда начал их просматривать.

Чтобы понравиться искушенной британской публике, они должны были стать погромче и посмешнее. Не просто чуть погромче и чуть посмешнее, но гораздо громче и гораздо смешнее. И я принялся вкалывать, как трудолюбивый бобр.

Поэтому помните, какой бы плохой ни показалась вам эта книга, она могла быть значительно хуже.

Писать такую книгу сложно по двум причинам. Во первых, сама собой напрашивается мысль, что до вас это уже сделали многие, и причем гораздо лучше. Во вторых, писать эссе - дело нелегкое. Это вам не истории рассказывать. Историю выслушает любой. А здесь вы как будто хватаете читателя за пальто и начинаете ему что-то бормотать, а он тем временем только и думает, как бы отделаться от вас и отправиться по своим делам. "Долго еще?" - вопрошает он себя, поглядывая на часы, - "Долго еще?". А когда ему все-таки удается ускользнуть, нетрудно представить себе, как он призывает всех и каждого быть начеку и не позволять вам к себе цепляться и донимать всякой чушью. Если же он будет исключительно снисходителен, то скажет: "Неплохой парень, но лучше бы он не пытался шутить".

Мне бы очень хотелось, чтобы вы не судили эту книгу строго, как и послеобеденные речи. Попробуйте вообразить, что вы до отвала наелись petite marmite, poulet roti, sel d'agneau и этим забавным hair-oil мороженым, которые они подают на банкетах; что вы раскраснелись от забористых вин; что расстегнули пуговицы своего жилета, и с удовольствием попыхиваете своей сигарой. Тогда вы сумеете взглянуть на вещи иначе.

Вообще говоря, неплохо было бы действительно как следует пообедать, и лишь затем приниматься за эту книгу. Не пытайтесь читать ее после завтрака или в серое предвечернее время - отложите ее до послеобеденного часа. И лишь когда рядом с вами будет кофе и бренди, а в вашей душе - чувство , что теперь вы можете вынести все что угодно, приступайте. Разница в ощущениях вас удивит.

Мои издатели вам это подтвердят. Фабер старший (с которым я по большей части и работаю), говорит, что они получили рукопись утренней почтой, и что Фабер младший буквально ничего не мог с ней поделать. Весь день они перекидывали ее друг другу, и каждый пытался уклониться от обязанности ее читать. Поэтому дело было поручено клерку по имени Симмонс, но тот подал в отставку и теперь заправляет кофейными плантациями в Кении. Похоже, это был тупик, но внезапно их осенила мысль, что после хорошего обеда все будет выглядеть не так мрачно.

И что же было дальше?

Они пообедали следующим образом:

LE DINER

Hors d'oeuvres varies
Consomme Julienne
Жареная корюшка
Faisan Roti
Souffle au Maitre d'hotel Scotch Woodcock

и запили все это сухим марочным шампанским. И тут произошла потасовка, потому что Фабер младший завладел рукописью и ни за что не хотел с ней расставаться, а Фабер старший был настолько раздражен его смешками и ухмылками, что ударил его по голове круассаном (небольшим французским рулетиком).

Поэтому, если вы еще на решили, стоит ли читать дальше, скажите себе: "Это возможно. Фаберам это удалось", подзаправьтесь - и приступайте.

Громче и смешнее

Об этой книге

Название для этого небольшого сборника размышлений мне навеял давний случай, о котором, возможно, кто-то из присутствующих еще не слышал. Это история об одном нервном рассказчике. По окончании званого ужина он решил развлечь приглашенных забавной историей и подобно многим своим собратьям начал с тихого бормотания, то и дело запинаясь. Вскоре послашалось обычное: "Погромче, пожалуйста." Но не прошло и нескольких минут, как другой голос выразился яснее: "Погромче, пожалуйста, и посмешнее." Вот собственно и все. Надо полагать, что рассказчик действительно старался изо всех сил, как, впрочем, и я.

Большинство из представленных в этой книге очерков, были написаны лет двенадцать назад для одного американского журнала. Журнал назывался "Ярмарка тщеславия", и в то время голод, который разумеется не тетка, подгонял меня так, что некогда было спокойно подумать и подобрать единственно правильное слово. На шее висела жена, две кошки и щенок и долго не думая я старался побыстрее сбыть написанное и получить наличные. К счастью мне это легко удавалось, и вскоре на Лонг Айленде меня прозвали честным Джоном за невиданную скорость в оплате счетов.

Но уж если писать для вечности, как сейчас, то этим нельзя заниматься кое-как. Когда "Фабер и Фабер", что с Рассел Сквер, попросили меня набрать что-нибудь в загашниках на книгу забавных историй, я не задумываясь ответил: "Да у меня этого добра полный чемодан". Мне казалось, будет достаточно раскопать старые рукописи, сдуть с них пыль и получить аванс. Но просмотрив свои запасы, я понял свою ошибку

Чтобы понравиться просвещенному британскому читателю, им следовало быть "громче и смешнее", причем не чуть-чуть, а значительно "громче и смешнее". И чтобы этого добиться, мне пришлось изрядно попотеть. А посему не забывайте - как бы ни противна была вам эта книга, она могла бы быть значительно хуже.

У подобных книг есть два недостатка. Во-первых вам тотчас кажется, что у других бы вышло гораздо удачнее. Во-вторых очерк - это такой жанр с которым не просто совладать. Если у вас есть рассказ - любому интересно его послушать. Очеркисту же ничего не остается как крепко ухватить читателя за рукав и выпалить ему всю историю, пока бедолга не вывернулся и не сбежал по своим делам. "Когда это кончится?" - взывает жертва, поглядывая на часы. "Когда это кончится?" И когда наконец ему удается скрыться, можете представить, как он предостерегает всех держаться от вас подальше, а то ненароком угодишь в западню и придется выслушивать всю эту вашу чепуху. Ну, а если он будет чуть более благосклонен, то скорее скажет что-то вроде: "Неплохо, но ему не повредит побольше чувства юмора".

Мне по-настоящему хотелось, чтобы эта книга была оценена в духе того снисходительного блаженства, что наступаеет после хорошего ужина. Постарайтесь напрячь свое воображение. Представьте, что вы насытились всяческими petite marmite, poulet roti, selle d'agneau¹ и тем забавным мороженым, что подают на банкетах, и запили все явства хорошим вином,

и уже расстегнули жилет, и раскурили сигару. Тогда вам все покажется в другом свете.

Между прочим, это действительно неплохая идея - начать знакомство с этой книгой только после сытной трапезы. Не открывайте ее после завтрака или в посмурное послеобеденное время - дождитесь ужина. И тогда, с чашечкой кофе и стаканом старого бренди рядом на столике и с прятным чувством в душе, что вам все нипочем, смело приступайте. Вас поразит новизна ощущений.

Мои издатели со мной в этом согласятся. Фабер старший (с которым я чаще всего имею дела) рассказывал, что они получили мою рукопись утренней почтой. В течение целого дня они не могли за нее приняться, то и дело передавая ее друг другу. Служащий по имени Симмонс получил задание ей заняться, но вскоре уволился и теперь выращивает кофе на плантациях в Кении. Положение становилсь безвыходным, когда им пришла в голову идея, что выход может быть найдется после хорошего ужина.

Что было дальше? LE DINER: Hors d'oeuvres varies, Consomme Julienne², жареная корюшка, Faisan Roti, Souffle au Maitre d'hotel Scotch Woodcock³. Все это запивалось отличным шампанским. А затем последовала безобразная ссора, потому что Фабер младший принялся за рукопись и не хотел с ней расставаться, а Фаберу старшему, так надоели его сдавленные смешки и хихиканье, что он не выдержал и залепил младшему по лбу круасаном, такой французской булочкой.

Итак если вы еще сомневаетесь, стоит ли читать дальше, скажите себе: "Это можно сделать. Фаберы ведь смогли." А потом соберитесь с силами и вперед.

1 паштет, жареная курица, седло барашка
2 УЖИН. Ассорти из закусок, суп "жюльен"
3 жареный фазан, суфле по рецепту метрдотеля Скотча Вудкока

Громче и Смешнее

Об этой книге

Я позаимствовал название этого небольшого томика размышлений из одной старой истории (которая, впрочем, для некоторых присутсвующих здесь сегодня вечером может быть новой) о робком ораторе. Подобно людям его склада, он приступил было к своей речи дрожащим тоном, но не успел промолвить и пары слов, как раздался типичный суровый голос: "Громче, пожалуйста". Через несколько минут другой голос копнул глубже: "Громче, пожалуйста", потребовал он, - "и смешнее".

На этом история заканчивается. Нам остается предполагать, что оратор старался как мог исполнить это требование. И я последовал его примеру.

Первоначально, большинство из этих эссе были написаны для американского журнала более чем дюжину лет тому назад. Ярмарка тщеславия в то время как нужда оставляла мало свободного времени для обдуманной мысли и терпеливого поиска точного выражения. Мне нужно было прокормить жену, двух кошек и щенка, и моя стратегия сводилась к тому чтобы сварганить что-нибудь на скорую руку и получить свои наличные. Вам будет приятно узнать, что я довольно преуспел в этом деле, и вскоре платил[KP1] по своим счетам с пунктуальностью, которая заслужила мне кличку Честный Джон в поселке Лонг-Айланд, где я жил.

Но если Вы пишете для потомков, как я сейчас, то Вам уже не удастся отделаться легкомысленным тяп-ляп стилем. Когда Фабер и Фабер, близнецы с Рассел Сквер захотели издать томик легких эссе, они спросили меня, не завалялось ли в моих подвалах чего-нибудь в этом роде. Я мгновенно ответил: "Ребята, да у меня целый сундук!" Я рассчитывал, что теперь дело оставалось лишь за тем, чтобы раскопать мои записи, сдунуть с них пыль, и оттопырить карман для гонорара.

Я осознал свою ошибку, только когда начал их внимательно перечитывать.

Для изощренной английской публики они должны были быть громче и смешнее. И не просто чуть-чуть громче и чуть-чуть смешнее, а намного громче и намного смешнее. Для чего я часами корпел над ними как муравей.

Поэтому, если эта книга Вам не по вкусу, то прошу принять во внимание, что она могла бы быть намного хуже.

Написание таких книг как эта имеет в себе два недостатка.

Во первых, ты можешь не задумываясь перечислить людей, которые сделали бы это гораздо лучше тебя. Во-вторых, жанр эссе очень коварный. Одно дело рассказать какую-нибудь историю. Историю все будут слушать. А тут приходится хватать читателя за шкирку и талдычить ему про то да про се, в то время как он только и думает как бы от тебя отделаться. "Сколько еще?" - говорит он себе, поглядывая на часы. "Ну сколько еще?". А когда наконец ему удастся вырваться, то можете себе представить как он побежит всех предостерегать чтобы они не попадались тебе на удочку, потому что не успеют они оглянуться, как ты начнешь нести чепуху. "Неплохой парень" - может сказать разве кто-то особо милосердный, "только уж слишком старается быть смешным".

Если бы только моя книга оценивалась в духе снисходительности проявляемой к застольным речам! Сделайте мне одолжение. Попробуйте вообразить себе, что вы набиты до отвала тушеным в горшочке мясом, жареным цыпленком, барашком в соусе и тем курьезным жирным мороженым, которое подают на банкетах; что Ваш желудок омывается крепкими винами; что Вы уже расстегнули пуговицы своего жилета и с удовольствием посасываете свою сигару. Вы увидите, что тогда - все предстанет перед Вами совсем в ином свете.

В самом деле, было бы совсем неплохо, если бы Вы действительно плотно подкрепились перед тем, как пытаться осилить эту книгу. Не начинайте читать ее после завтрака или в серые предобеденные часы. Подождите до после обеда, и только потом - приступайте, с чашечкой кофе и рюмкой старого бренди под рукой и тем комфортным чувством в душе, когда кажется, что все можно одолеть. Вы удивитесь как велика будет разница.

Мои издатели со мной согласятся. Фабер старший (с кем я в основном имею дела) рассказал мне, что они получили мой манускрипт с утренней почтой и что он и Фабер младший ну просто не знали что с ним делать. Они провели весь день перебрасывая манускрипт друг-другу, стараясь избежать его прочтения. Потом они позвали клерка Симонса и поручили это дело ему. Но он уволился и теперь сажает кофе в Кении. Казалось, что дело уже зашло в тупик. И тут им неожиданно пришла мысль, что хороший обед может все прояснить.

Что же последовало? Они отобедали сдедующим образом:

Обед

Всевозможные закуски
Консоме Жульен
Жаренная корюшка
Жаркое из фазана
Суфле Метродотель
Скотч Вудкок

Все это запивалось шампанским Брют урожая знаменитого виноградного года. За сим последовала скверная передряга, так как Фабер младший овладел манускриптом и отказался его отдавать, а Фабер старший был настолько раздражен его фырканьем и смешками, что дал ему по голове то ли круассаном, то ли французской булочкой.

Так что если Вас одолевают сомнения сможете ли Вы читать дальше, скажите себе: "Раз Фаберы смогли, то и я смогу", воспряньте духом, и - к делу.

Больше напора, больше юмора.

Об этой книге

Название для этого сборника эссе я позаимствовал у одной старой как мир притчи о чересчур взволнованном рассказчике послеобеденных историй (хотя не исключено, что присутствующие здесь не знают о ней ничего). Как большинство ему подобных он начал шепотом загробным, и очень скоро строгий Глас прервал рассказ: "Позвольте, где ж у Вас напор?", - заметил он.

Другой судья минутой позже отнесся строже: "Напора больше и юмора тоже!"

Вот и вся история. Остается только предположить, что рассказчик - так же как и я - сделал все возможное, чтобы угодить публике. Первоначально, большая часть этих эссе была написана для американского журнала "Ярмарка Тщеславия" более двенадцати лет назад. В ту пору сумасшедшей борьбы за выживание совсем не оставалось времени на тщательное обдумывание и терпеливый поиск ле мо жюст (точного выражения). Надо было кормить жену, двух кошек и щенка, так что моей задачей максимум было - состряпать что-нибудь поскорее и получить гонорар. Спешу вас обрадовать - я настолько преуспел на этом поприще, что был в состоянии оплачивать счета с аккуратностью, заслужившей мне прозвище Честный Джон в Лонг-Айленд Виллидж, где я в то время проживал.

Другое дело - писать для потомков. Здесь тактика "тяп-ляп и готово" не проходит. Когда близнецы Фабер и Фабер, издатели с Рассел Сквэа, задумали выпустить сборник незамысловатых эссе и спросили меня, не завалялось ли в моих закромах подобного добра, я незамедлительно ответил: "Ребята, да у меня его вагон и маленькая тележка". Тогда мне казалось, что и делать-то нечего не придется - только откапать рукописи, сдуть с них пыль и получить аванс. И лишь перечитывая их, я понял, что ошибался. Чтобы удовлетворить вкусу взыскательного английского читателя, моим эссе не хватало напора и юмора. И не чуть-чуть, а очень и очень много. Вот для того, чтобы исправить этот недостаток, я и работал над ними в поте лица.

Отсюда мораль - как бы не плоха была книга, она могла бы быть еще хуже. В написании эссе есть два существенных недостатка. Во-первых, можно сходу назвать целый ряд имен, которые могли бы сделать это лучше. Во-вторых, эссе - жанр, в котором очень много подводных камней. Это вам не просто историю рассказать. Рассказ-то любой выслушает. А с эссе, что же получается - вы хватаете читателя за рукав и начинаете нести околесицу. А ведь он, возможно, спешит по своим делам, и ему смерть как хочется сбежать. Он посматривает на часы и думает: "Сколько же еще? Ну, сколько же еще?" Когда же ему удастся, наконец, улизнуть, можете себе вообразить, как он всех и каждого станет предупреждать не даваться в руки этому автору-зануде. Хороша репутация, нечего сказать! Конечно, ваш первый читатель может оказаться добрым малым и его вердикт будет мягким: "Неплохой, в общем, парень, но лучше бы он не пытался юморить".

Признаюсь, я был бы очень рад, если бы мою книгу судили в снисходительной манере, свойственной досужей застольной беседе. Я хочу, чтобы вы подключили воображение. Попробуйте представить, что вы до краев наполнены супом из горшочка, жареной курицей, седлом барашка, и вдобавок мороженым, которое подают на банкетах. Вообразите, что крепкое вино так разгорячило вам кровь, что вы даже расстегнули пуговицы на жилете. До кучи представьте, что вы смакуете сигару, и тогда все предстанет в ином свете. Нет, в самом деле, вам совсем не помешало бы хорошенько подкрепиться, перед тем как браться за эту книгу. Даже не пытайтесь читать ее после завтрака, или когда смеркается. Оставьте ваши попытки до тех пор, пока не поужинаете. И вот, когда, насытившись, вы поудобнее устроитесь с чашечкой кофе, бутылкой старого коньяка и с приятным ощущением, что теперь вам все ни почем, вы сможете, наконец, приступать к чтению. Вы обязательно почувствуете разницу, и будете приятно удивлены.

Вот и мои издатели могут подтвердить это. Фабер старший - это в основном с ним я веду дела - говорит, что, получив рукопись с ранней почтой, они с братом в буквальном смысле не знали, что с ней делать. Весь день они пытались спихнуть рукопись друг другу, ведь ни тот, ни другой не хотел ее читать. Потом они позвали клерка по имени Симмонз и велели ему сделать попытку. Но тот отказался, за что был отправлен на кофейную плантацию в Кению. Когда ситуация стала казаться тупиковой, им в голову неожиданно пришла идея, что после хорошего ужина им удастся найти выход. Что было дальше? Они поужинали. Вот что у них было на ужин в тот вечер: разные закуски, консоме, жульен, жареная корюшка, жареный фазан, суфле от метрдотеля, шотландский вальдшнеп. Все это запивалось сухим шампанским из винограда урожайного года. Когда с трапезой было покончено, случилась безобразная сцена: Фабер мла вцепился в рукопись, и наотрез отказывался выпускать ее из рук. Своим довольным хихиканьем он окончательно вывел из себя Фабера ста, за что получил от него по голове круассаном или маленькой французской булочкой.

Так что, если вы не уверены, читать сборник дальше или нет, скажите себе: "Это осуществимо. Ведь у Фаберов получилось", - и вперед.

Громче и забавнее.

Об этой книге.

Название этого томика с размышлениями я позаимствовал у одной старой истории (хотя для кого-то из присутствующих здесь она окажется новой) об одном ораторе. Подобно большинству своих коллег, он начал высказывать свои колебания тихо, нерешительно, поэтому его долгое время не замечали, пока какой-то строгий Голос не произнес: "Громче, пожалуйста". Через несколько минут другой Голос еще глубже погрузился в этот вопрос: "Громче, пожалуйста, - попросил он. - И забавнее".

На этом история заканчивается. Будем надеяться, что оратор приложил все свои силы, чтобы выполнить эту просьбу, как это сделал я. Большинство этих эссе были написаны больше двенадцати лет назад для американского журнала. Правда, тогда у мен не было времени на праздные раздумья и поиски mot juste. Мне нужно было содержать жену, двух кошек и щенка, поэтому моей основной задачей было как можно быстрее обратить что-нибудь в деньги. Вам будет приятно узнать, что я справился с этой задачей с быстротой, приобретенной на Лонг-Айленде, где меня прозвали Честный Джон.

Но если вы пишете для потомства, как это делаю я, то писать на скорую руку нельзя. Когда Фаберу и Фаберу, близнецам с Рассел Сквер, понадобилось собрание легких эссе, и они спросили, не найдется ли у меня что-нибудь в подвале, я немедленно ответил: "Ребята, да у меня материала завались". Я думал, что все, что мне нужно сделать, так это вытащить свои сочинения, сдуть с них пыль и получить свой гонорар.

И лишь взявшись за дело, я обнаружил свою ошибку. Чтобы стать пригодными для культурной британской публики, они должны были быть громче и забавнее. Не просто чуть громче и чуть забавнее, а намного громче и намного забавнее. Поэтому мне пришлось над ними изрядно потрудиться. Так что имейте в виду, если вам и не нравится эта книга, она могла бы быть намного хуже. В написании подобных книг два недостатка. Во-первых, ты думаешь, что нашлось бы много людей, которые могли бы сделать это лучше. Это ведь не просто история. Историю любой готов послушать. Нет, ты хватаешь читателя за шкирку и начинаешь болтать, и все это время он изнывает от желания улизнуть и заняться своими делами. "Ну сколько еще?" - говорит он себе и смотрит на часы. "Ну сколько еще?". И когда он, наконец, убежит, ты так и видишь, как он всем советует быть с тобой осторожнее, потому что ты вечно несешь чепуху. "В принципе, неплохо, - скажет он, если уж совсем смилостивится - но я бы посоветовал ему не пытаться шутить".

Я бы пожелал вам обсуждать эту книгу в послеобеденное время. Используйте все свое воображение. Представьте, что вы наелись до отвала petite marmite, poulet roti, sel d'agneau, и этим банкетным мороженым, что вы раскраснелись от хороших вин, что вы расстегнули пуговицы жакета, что в руках у вас дымится сигара. Тогда вы будете смотреть на эту книгу по-другому. В сущности, будет неплохо, если вы просто съедите большой кусок мяса, прежде чем смаковать эту книгу. Не пытайтесь читать ее после завтрака или днем. Придержите ее до обеда. И тогда с чашечкой кофе и бренди, с чувством готовности к любым испытаниям, приступайте. Вы будете удивлены, почувствовав разницу.

Мои издатели полностью меня подержат. Фабер старший (с которым я и веду все дело) рассказал мне, что они получили рукопись утренней почтой, и что они с Фабером младшим буквально ничего не могли с ней сделать. Они весь день провели, бросая ее друг другу, чтобы не читать самому. Позвали клерка, Симмонса, и приказали ему сделать эту работу, но он отказался и теперь выращивает кофе в Кении. Ситуация затягивалась, и тут они решили, что все прояснится после хорошего обеда.

Что было дальше? Они пообедали так:

LE DINER Мясной бульон Julienne, жареный Faisan, Roti Souffle, запили все это марочным шампанским, и дальше произошло нечто ужасное, потому что Фабер младший забрал рукопись и отказался ее вернуть, а Фабер старший так из-за этого разозлился, что запустил ему в голову croisson, маленькую французскую булочку.

Поэтому если вы раздумываете, стоит ли читать дальше, скажите себе: "Это можно сделать. Фаберы сделали это", и приступайте.

Громче и смешнее

Об этой книге

Я позаимствовал название для этого скромного плода своих размышлений из одной старой истории (которая может быть новой для некоторых из присутствующих здесь), услышанной мной от застенчивого господина в небольшой компании за рюмочкой послеобеденного ликёра. Как многие другие представители своей породы, начал он неуверенно, очень тихо, и совсем скоро строгий «родительский» голос произнёс: «Громче, пожалуйста.» И несколько минут спустя другой голос, глубже вникая в суть, заметил также строго:

- Громче, пожалуйста. И смешнее.

Здесь история заканчивается. Остаётся предположить, что рассказчик сделал всё возможное, чтобы услужить слушателям, как я - читателям.

Многие очерки, написанные более дюжины лет назад, первоначально предназначались для одного американского журнала. О мир праздности и суеты! Как у сказочного волка, сидящего под дверью, у меня было так мало времени, чтобы хорошенько подумать и терпеливо отыскать mot juste.¹ Мне приходилось содержать жену, двух котов и щенка, поэтому я старался не упустить здесь и ухватить там. Думаю, вам будет приятно услышать, что справлялся я с этим довольно хорошо. Мне удавалось платить по счетам с аккуратностью, благодаря которой в деревеньке на Лонг-Айленде, где я жил тогда, меня прозвали Честный Джон.

Но если вы пишите для Потомков, как я сейчас, нельзя допускать спешки и небрежности. Когда Фабер и Фабер, близнецы с Рассел Сквер, захотели издать книгу весёлых очерков и спросили, есть ли что-нибудь подобное в моих закромах, я немедленно ответил: « Ребята, у меня этого хоть пруд пруди. Мне казалось, что надо будет просто раскопать весь этот хлам, сдуть с него пыль и собирать авансы и авторские гонорары. И только прочитав записи, осознал я свою ошибку.

Всё это должно было быть громче и смешнее, чтобы заинтересовать культурную английскую публику. И не просто чуть-чуть громче и смешнее, а гораздо громче и смешнее. Для получения именно такого результата я пахал над ними как вол.

Поэтому всегда помните: как бы вы ни были разочарованы в книге, она могла бы быть значительно хуже.

Когда пишешь такую книгу, есть два препятствия.

Первое заключается в том, что по ходу дела в голову приходят мысли о множестве людей, которые сделали бы это лучше. А второе- очерки коварны и с ними трудно совладать. Гораздо легче поведать рассказ, который выслушает любой. Вы просто хватаете читателя за лацканы пиджака и бормочете ему, а он всё это время, возможно, умирает от желания избавиться от вас и заняться своим делом. «Ну сколько ещё?» - повторяет он про себя, глядя на часы. «Сколько ещё?» И когда ему наконец удаётся сбежать, вы можете представить себе, как он советует другим быть поосторожнее с вами, чтобы не попасться на крючок. Первое, что о вас узнают - вы страшный зануда. Конечно, если читатель особенно снисходителен, он может сказать: «Неплохой парень. Но лучше б он не пытался быть смешным.»

Больше всего я бы хотел, чтобы эту книгу оценили снисходительно, в духе застольных речей. Используйте своё воображение. Попытайтесь представить, что вы досыта наелись the petite marmite, the poulet roti, the sel d'agneau² и этого странного мороженого, которое подают на банкетах, и которое по виду больше напоминает бальзам для волос; и что вас переполняет опьяняющее вино; вы расстегнули пуговицы жилета, сигара хорошо раскурена. Тогда всё воспринимается по-другому.

На самом деле, вкусно и сытно поесть прежде чем приступить к разгрому книги в пух и прах ѕ совсем не плохая идея. Но не пытайтесь читать после завтрака или в сумеречные часы полудня. Потерпите до ужина. И только потом, за чашечкой кофе с капелькой выдержанного коньяка и с приятным чувством в душе, что сейчас вы способны на многое, беритесь за дело.

В этом меня поддержат мои издатели. Фабер Старший (с кем я в основном веду дела) рассказывает, что рукопись они получили первой почтой, и что ни он, ни Фабер Младший буквально ничего не могли с ней поделать. Целый день они пытались спихнуть рукопись друг другу, чтобы не читать самому. Был вызван клерк по имени Симмонс, приказали ему начать, но он уволился и теперь выращивает кофе в Кении. Дело зашло в тупик, как вдруг им в голову пришла идея, что всё может измениться к лучшему после хорошего обеда.

И что же?

Они пообедали так: различные закуски, Consomme, Julienne³ , жареная корюшка, Faisan Roti, Souffle au Maitre d'hotel⁴ , виски Вудкок, и залили всё это сухим марочным шампанским. А потом произошла ужасная ссора, потому что Фабер Младший завладел рукописью и наотрез отказался отдавать её, а Фабера Старшего так раздражали его смешки и фырканье, что он стукнул его по голове круассаном или маленькой французской булочкой.

Итак, если вы сомневаетесь, читать ли вам дальше, просто скажите себе: «Я могу это сделать. Ведь сделали же Фаберы», подкрепитесь и приступайте.

1 меткое словцо
2 овощное рагу, жареный цыплёнок, седло барашка
3 консоме, жульен
4 жареный фазан, суфле а ля Метрдотель