Ронни и администрация рестрана "У Марио" представляли сейчас две совершенно противоположные точки зрения. Для Ронни единственной значимой в тот момент целью был этот Пилбем - этот холуй, червяк, недотепа Пилбем; этот повеса, который побил все рекорды скорости в совершении тайной подлости, разрушив еще не построенный дом Ронни. Ронни сосредоточил все свои силы на выполнении задачи обежать вокруг стола,к противоположной стороне которого благоразумно ретировался предмет его неприязни, и недвусмысленно показать последнему, куда ему дорога.

Для администрации, напротив, жизненно важным итогом была разбитая посуда. Официант встал, но стаканы еще лежали на полу и вряд ли хоть один из них годился для утоления жажды посетителей ресторана "У Марио". Старший официант, устремившись вниз на дерущихся подобно какому-то богу из "Илиады", сошедшему с облака, пытался внушить эту точку зрения Ронни. Словом и жестом ему помогали два рядовых официанта - официант А и официант Б.

Ронни не был расположен к отвлеченным дебатам. Он ударил старшего официанта в живот, официанта А - по ребрам и уже был готов разобраться с официантом Б, когда его днйствия были прерваны внезапным появлением подкрепления. Изо всех углов комнаты к ним подтягивались другие официанты (назовем только некоторых из них - В, Г, Д, Е, Ж и З), и он оказался в осаде. Ему показалось, что он попал на съезд официантов.Насколько мог видеть глаз, арена битвы была битком набита официантами и постоянно пополнялась новыми силами. Пилбем куда-то исчез, а Ронни был так занят, что даже не заметил этого. Он был в таком состоянии духа, которое викинги называли "берсерк", а современные малайцы именуют словом "озвереть".

У Ронни Фиша в жизни было уже много целей, которых он хотел бы достичь. В детстве он однажды воспылал желанием стать машинистом. Во время учебы в школе ему казалось, что самая привлекательная карьера, которая существует в мире, - это карьера профессионального игрока в крикет. Позже он мечтал быть владельцем процветающего ночного клуба. Но сейчас, в возрасте двадцати пяти лет, все эти желания были отброшены и забыты. Единственное, ради чего в самом деле стоило жить, - это устроить резню официантам. И этой цели он посвятил себя со всей энергией и силой, которыми обладал.

И дело пошло быстрее. Официант В, неосмотрительно ухвативший Ронни за рукав, откатился назад, прижимая ладонь к правому глазу. Официант Г, добропорядочный семьянин, удовольствовался тем, что стоял в отдалении и и что-то говорил по-итальянски. Но официант Д, слепленный из более крутого теста, ударил Ронни довольно сильно блюдом, наполненным омлетом с шампиньонами . И в тот момент, когда Ронни пошатнулся от этого угощения, на переднем крае битвы выросла фигура в яркой форменной одежде; ее почти полностью скрывали обширные усы с навощенными концами. Это был швейцар парадного входа, а каждый, кого хоть раз вышвыривали из ресторана, знает, что швейцары - это тяжелая артиллерия.

Этот,которого звали МакТиг,и который провел много нескучных лет в армии , пока не вышел в отставку и не принял на себя теперешние обязанности, был человек с мрачным лицом, кок будто сделанным из древесины твердой породы, и мускулами сельского кузнеца. Человек скорее действия, чем слова, он молча протаранил себе путь среди дерущихся. Только добравшись до центра этого водоворота, он, наконец, заговорил. Это случилось в тот момент, когда Ронни, перепрыгнув через стул, чтобы исполнить задуманное наилучшим образом, ударил его по носу. Приняв этот удар, МакТиг издал отрывистое "стоять!" и затем, без промедления схватив Ронни в свои стальные объятия, потащил его к дверям, через которые как раз неторопливо входил высокий, крупный полисмен.

Лишь несколько минут спустя Хьюго Кармоди, появившись из телефонной будки,стоявшей на нижнем этаже в коктейль-баре, и вернувшись в танц-зал, с удивлением увидел, как одни официанты растирают свои побитые конечности, другие - устанавливают упавшие столы, а группа Леопольда играет в таких приглушенных полутонах, словно была свидетелем чего-то из ряда вон выходящего.

"Эй!", - произнес Хьюго. -"Что-нибудь стряслось?"

Он вопросительно уставился на Сью.Она взглянула на него как девчонка, испытавшая какой-то шок. Не своим обычным ясным взглядом, если только его глаза ему не изменяли.

"Что случилось",- спросил он.

"Проводи меня домой, Хьюго!"

Хьюго с удивлением посмотрел на нее.

"Домой? Уже? Ночь еще только началась!"

"Прошу тебя, проводи меня домой, поскорей!"

"Как хочешь", - согласился Хьюго. Теперь он был абсолютно уверен : что-то произошло. " Подожди секунду, я расплачусь по счету - и вперед, домой. А по дороге ты мне все расскажешь. Ведь я отлично знаю", - разглагольствовал Хьюго, который гордился своей наблюдательностью, что что-то происходит или... уже произошло."

Правосудие Великобритании - безжалостная машина, которая, будучи однажды приведена в действие, принимает во внимание не причины, а только результаты. Она не примет разрушенные мечты как оправдание разрушения посуды; вы также ничего не добьетесь, если заявите суду о своем разбитом сердце как обстоятельстве, извиняющем разбитый нос официанта. Ронни, представший после этого события пред ужасным величием Правосудия в полицейском участке на Бошер Стрит и обвиненный в хулиганском поведении в общественном месте, а именно - в ресторане "У Марио", и оказании сопротивления должностному лицу, а именно - П.С. Мэрджетройду, при исполнении его обязанностей, Рональд Фиш не произносил пылких речей. Он не воздевал сжатых кулаков вверх и не призывал Небеса засвидетельствовать, что он обвинен несправедливо. Опыт, дорогой ценой приобретенный им в дни его пребывания в университете, научил его: когда закон схватит тебя своими когтями, единственное, что остается делать,- это назваться вымышленным именем, ничего не говорить и надеяться на лучшее.

Незадолго до полудня, соответственно, в день,следующий за только что описанной тягостной сценой, Эдвин Джонс, проживающий по адресу: Криклвуд, Особняки "Настурция", 7, кошелек которого стал легче на пять фунтов, сидел в кэбе-такси, стремительно движущемся по направлению к гостинице своего приятеля Хьюго Кармоди, чтобы там склеить свою разбитую жизнь и попытаться начать все сначала.

В пути человек по фамилии Джонс не был расположен к разговорам. Он мрачно уставился в одну точку перед собой, закусив нижнюю губу. Хьюго Кармоди, напротив, был настроен довольно оптимистически. Ему казалось, что после такого неудачного старта дела в конце концов пошли на поправку.

"Ловко сработано", - сказал он одобрительно. - "Я не сводил глаз с этого зануды судьи во время заключительной речи и в какой-то момент даже испугался, что ты получишь четырнадцать суток ареста без права замены штрафом. А теперь - ура! - ты на свободе и, можешь быть уверен,твое имя не попадет в газеты. Я бы сказал, это моральная победа."

Ронни отпустил свою нижнюю губу и обнажил зубы в презрительной усмешке.

"Мне наплевать, пусть попадет во все лондонские газеты!"

"Не смеши меня, старина! Ты имеешь в виду достопочтенное имя Фиш?"

"Мне сейчас на все наплевать!"

Хьюго был озабочен. Это болезненное напряжение нервов, чувствовал он, было недостойно Джонса из Особняков "Настурция".

"Ты собираешься сделать из мухи слона во всей этой истории?"

"Из мухи слона?"

"Мне кажется, да. В конце концов, если хорошенько подумать, что случилось? Ты увидел бедную малышку Сью..."

"Не называй ее "бедной малышкой Сью!"

"Ты увидел свою девушку в чужой компании",- поправился Хьюго,- " на танцульках. А почему бы и нет? Подумай, что в этом плохого? Что плохого в том, что она пошла потанцевать?"

"С мужчиной, который,как она клялась, был ей незнаком!"

"Ну, в то время, когда ты ее спрашивал об этом, она, может быть, и не знала его. Но в большом городе все случается быстро. Жаль, что я не получал по соверену за каждую девчонку, с которой ходил на танцы ! Они все мне казались на одно лицо за пару дней до знакомства!

"Она обещала , что никуда не пойдет без меня."

"Ах так, но наверняка у нее в глазах были чертики?"

Ронни и дирекция ресторана Марио представляли собой две диаметрально противоположные филосовские школы. Для Ронни самым значимым в жизни был этот Пилбим, гадкий негодяй, змей, пригретый за пазухой, мерзкий ловелас, побивший все рекорды подлости, погубивший чувство, которое едва успело зародиться в его сердце.. Сейчас Ронни был всецело поглощен задачей - добраться до противоположной стороны стола, куда объект его ненависти благоразумно улизнул, и показать ему, где раки зимуют.

Дирекция, в свою очередь, самым важным считала всю эту разбитую посуду. Официант уже поднялся с пола. Но стаканы остались лежать - безнадежно разбитые, все до одного. Не суждено им более служить по назначению - для утоления жажды посетителей Марио. Как гомеровский бог с облаков, на сцену невесть откуда спустился метрдотель и бросился в драку, таким образом пытаясь выразить Ронни свою точку зрения. Два официанта - назовем их А и В - активно помогали ему в этом словом и делом.

Ронни был не в настроении для философских дискуссий. Он ударил метрдотеля в брюхо, официанта А в ребра, и как раз собрался заняться официантом В, но тут подоспело подкрепление. Со всего зала собрались официанты - упомянем хотя бы С, D, Е, F, G, и H - и началось что-то невообразимое. Ронни казалось, что он на собрании профсоюза официантов. Куда ни глянь - всюду официанты. Они заняли все свободное пространство, но подходили все новые и новые. Пилбим куда-то исчез, но Ронни теперь уже и без него не скучал. В своей воинственной одержимости он был подобен древнескандинавскому воину - берсерку. А малаец мог бы с полным основанием определить его состояние как "амок".

За свою жизнь Ронни Фиш неоднократно менял свои планы на будущее.Однажды в детстве он даже мечтал стать машинистом. Позже, в школе, он считал самой привлекательной карьеру профессионального игрока в крикет. Потом он хотел управлять процветающим ночным клубом. Сейчас, в свои 26 лет, он отбросил и забыл все эти глупости. Единственным стоящим занятием в жизни он считал истребление официантов. Этому он собирался посвятить все свои силы.

События развивались быстро. Официант С, вцепившийся было в в рукав пиджака Ронни, отшатнулся, прижимая руку к правому глазу. Официант D, женатый человек, благоразумно стоял в сторонке и только лопотал что-то по-итальянски. Но официант Е был покрепче духом. Он довольно сильно двинул Ронни блюдом омлета с шампиньонами. От удара Ронни покачнулся, а когда пришел в себя, то увидел, что на арену битвы вышел новый участник - малый в яркой униформе. Его лицо было почти полностью скрыто безбрежными усами с набриолиненными кончиками. Это был привратник с парадного входа. Всякий, кому доводилось вылетать из ресторанов не по своей воле, знает: привратники - это крепкие орешки.

Этот же, которого звали Мак-Тиг, перед тем как вступить в настоящую должность, много лет служил в армии, пока не вышел в отставку. У него было мрачное, неподвижное, будто вытесанное из дерева, лицо, и стальные мускулы, как у деревенского кузнеца. Тратить время на лишние слова было не в его привычках. Молча раздвигая по сторонам толпу, он протиснулся к ее центру. Как раз к этому моменту Ронни занял выгодную стратегическую позицию на стуле, и оттуда ударил подошедшего Мак-Тига в нос. Тот издал свой первый звук: короткое "Хо!", а затем без промедления сгреб Ронни в охапку своими железными ручищами и понес его к выходу, где как раз появился высокий, неповоротливый, ленивый полисмен.

Через несколько минут после этого Хьюго Кармоди вышел из телефонной будки этажом ниже, где располагался коктейль-бар. Он неторопливо вернулся в танцевальный зал и был немало удивлен, увидев, что официанты массируют синяки и ставят на место опрокинутые столики, а оркестр Леопольда что-то приглушенно тренькает вполсилы, как будто под впечатлением от чего-то непонятного, чему они только что были свидетелями.

- Вот и я, - сказал Хьюго, - что-то случилось?

Он вопросительно взглянул на Сью. Та смотрела на него в ответ потрясенными глазами. Всю ее живость и веселье как ветром сдуло.

- Что происходит? - снова спросил он.

- Отвези меня домой, Хьюго!

Хьюго пристально посмотрел на нее.

- Домой? Уже? Ведь вечер только начался!

- О, Хьюго, отвези меня домой, быстрее.

- Как скажешь, - поспешно согласился Хьюго. Теперь он был совершенно уверен - что-то тут не так. - Одну минутку, я уплачу по счету - и домой. А по дороге ты мне обо всем расскажешь. Потому что я прекрасно вижу - что-то происходит. Или только что произошло.

Хьюго чрезвычайно гордился своей наблюдательностью.

Британский закон - это безжалостная машина. С самого момента запуска она основывается на результатах и не взирает на причины. Разбитые мечты для нее не оправдывают разбитой посуды. Как ни умоляйте, но ваши сердечные раны не будут приняты в расчет при подсчете ран, которые вы нанесли официантам. Поэтому когда на следующее утро Рональда Фиша притащили в суд на Бошер-Стрит, где он предстал перед суровым ликом Его Величества Правосудия, и был обвинен в нарушении порядка в общественном месте (а именно в ресторане Марио), а также в воспрепятствовании полицейскому (а именно констеблю Мегатройду) в исполнении его служебных обязанностей, он не стал говорить проникновенных речей. Он не заламывал рук, не стискивал кулаков и не призывал небо в свидетели, что с ним несправедливо обошлись. Опыт, который он приобрел дорогой ценой в бытность свою в университете, научил его: если попался в цепкие лапы закона, то единственное, что остается - это дать вымышленное имя, ничего не говорить и уповать на лучшее.

Таким образом, на следующий после побоища день, ближе к обеду, Эдвин Джонс, из Криклвуда, Настурциевые Виллы, номер 7, облегчив свои карманы на пять фунтов, несся с ветерком на такси в отель к своему другу Хьюго Кармоди. Там он намеревался собрать воедино осколки своей разбитой жизни и попытаться начать все с нуля.

Всю дорогу этот самый Джонс был не настроен разговаривать. Закусив нижнюю губу, он уныло глядел перед собой. Хьюго Кармоди, напротив, был в самом прекрасном расположении духа. По его мнению, для такого малообещающего начала, в конце все сложилось очень даже неплохо.

- Чисто сработано, - одобрительно сказал он. - Я от судьи глаз не отводил, пока он подводил итоги, и мне, честное слово, даже начало казаться, что все кончится двухнедельным заключением без замены штрафом. Ну, что ж, все благополучно, ты на свободе, и твое имя даже не появится в газетах. Я бы сказал, моральная победа.

Ронни отпустил нижнюю губу и скривил ее в горькой ухмылке.

- Мне наплевать, даже если бы мое имя появилось во всех лондонских газетах.

- Брось дурить, старый ты валенок! Славное имя Фиша?!

- Сейчас мне все равно.

Хьюго нахмурился. Для Джонса с Настурциевых Вилл такое поведение было просто нездоровым.

- По-моему, ты чересчур пессимистичен.

- Чересчур пессимистичен!

- Да, чересчур. Взгляни на все это еще раз. Ну, что такого произошло? Ты нашел бедную малышку Сью...

- Не называй ее "бедной малышкой Сью"!

- Ты нашел вторую сторону, - поправился Хьюго, - на танцплощадке. Ну, и что? Пойми, ничего не случилось! Что плохого, что она пошла потанцевать?

- С кем? она клялась, что незнакома с ним!

- Возможно, с тот момент, когда ты ее спросил, она и не была знакома. В больших городах все происходит так быстро. Если бы мне давали по фунту каждый раз, когда я танцую с девушкой, с которой знаком меньше двух дней...

- Она пообещала, что не пойдет ни с кем.

- Ну, наверняка она при этом весело подмигнула, так ведь?

Рони и администрация ресторана "Марио" абсолютно по-разному смотрели на мир.

Для Рони, в данный момент, существовала только одна вещь - Пилбим - убегавший от него, трусливо поджав хвост, этот донжуан и проходимец, побивший все мировые рекорды по подлостям исподтишка, разрушивший счастье Рони еще до того, как тот сумел обрести его. Рони употребил все свои способности, чтобы успеть обежать стол, за который благоразумно отпрыгнул объект его ненависти, намерение Рони не вызывало сомнения.

Администрация же, напротив, считала жизненно важной проблемой побитую посуду. Официант уже поднялся на ноги, но стаканы остались на полу, и вряд ли хоть один из них сможет когда-либо послужить гостям.

Главный официант, врезался в потасовку, как олимпийский бог, спикировавший с неба. Он старался навязать Рони свою точку зрения. Ему помогали словом и делом два младших официанта - официант N 1 и официант N 2.

Но Рони было не до споров на философские темы. Он дал главному официанту под дых, официант N 1 получил по ребрам. Рони уже намеревался разобраться с официантом N 2, когда его активность была прервана неожиданным подкреплением противника. Изо всех углов пространства валили официанты. Назовем только нескольких из них: официант N 3, N 4, N 5, N 6, N 7 и N 8. Тут Рони почувствовал, что силы стали неравны. Это была целая армия официантов. Насколько хватало глаз, комната кишела ими, пребывали все новые и новые. Мерзавец Пилбим под шумок исчез, а Рони был до того занят, что даже не заметил этого. Он достиг того состояния, которое древние викинги называли берсерк, а современные малайцы именовали просто буйством.

Рони Фиш за всю свою жизнь переменил множество планов. В детстве он мечтал стать машинистом. В школе ему казалось, что нет ничего лучше, чем быть профессиональным игроком в крикет. Еще позже он мечтал управлять процветающим ночным клубом. Но теперь, по достижении двадцати шести лет, все прошлые идеи были отброшены и забыты. Единственной целью его жизни стало - истребление официантов, и для достижения ее Рони собрал в кулак все свои силы и энергию.

События теперь развивались быстрее. Официант N 3, схвативший, было, Рони за рукав пиджака, откатился в сторону, прижимая руку к правому глазу. Официант N 4, человек семейный, успокаивал себя тем, что стоял на заднем дворе и тараторил по-итальянски. Но официант N 5, будучи покрепче, довольно сильно приложил Рони блюдом, на котором был омлет с грибами. Когда и он свалился под буфет, на сцене появилась фигура в яркой униформе и с огромными усами, топорщившимися от гнева. Это был швейцар, а все, кого, когда-либо выкидывали из ресторана, знают, что швейцар - это тяжелая артиллерия.

Данный экземпляр, которого звали МакТиг, перед тем, как приступить к своим нынешним обязанностям, большую часть жизни провел в армии. На его лице, словно выточенном из дуба, застыло беспощадное выражение, что удачно дополнялось мускулатурой кузнеца. Человек не слова, но дела, он, молча, прокладывал себе путь сквозь толпу. Швейцар произнес только одно слово "ух", после того, как Рони, вскочив на стул, (чтоб уж точно не промахнуться) заехал ему по носу. Затем швейцар без промедления сгреб Рони в стальные объятия и понес к дверям, куда как раз входил громадный, неторопливый полицейский.

Несколько минут спустя Хьюго Кармоди, не спеша, возвращавшийся в танц-зал из телефонной будки, рядом с коктейль-баром, был весьма удивлен тем, что одни официанты растирают ушибленные конечности, другие поднимают опрокинутые столы, а музыканты Леопольда играют на пониженных тонах, как будто только что увидели нечто странное.

- Эй!-сказал Хьюго. - Что здесь произошло?

Он с интересом смотрел на Сью. Она выглядела как человек, пытающийся прийти в себя после нервного потрясения. Хьюго даже сказал бы, что она вся превратилась в сплошной комок нервов.

- Что случилось? - спросил он.

- Отвези меня домой, Хьюго!

Хьюго удивился.

- Домой? Уже? В такую рань?

- Пожалуйста, Хьюго, быстрей.

- Ладно, как скажешь, - миролюбиво согласился он. Теперь Хьюго был просто уверен, что что-то случилось. - Одну минутку - оплачу счет, и домой. А по дороге ты мне все расскажешь. Я ведь чувствую, - сказал Хьюго, гордившийся своей проницательностью, - что здесь что-то происходит или уже произошло.

Закон Великобритании - это однажды приведенная в действие безжалостная машина, которая видит не причину, а только следствие произошедшего. Она не считает, что развеянные в прах мечты могут оправдывать битье посуды, а разбитое сердце - драку с официантами.

Представший перед ликом Его Величества Правосудия в Бошерском полицейском участке и обвиненный в хулиганстве в общественном месте, а именно - ресторане "Марио", а также в оказании сопротивления офицеру при исполнении, а именно - П. С. Мюргарфройду, Рональд Фиш больше не произносил пылких речей и не потрясал кулаками. Он лишь призывал Небеса в свидетели всего происходящего - ведь он хороший человек, только немного сбившийся с пути. Из своего университетского опыта он знал, что уж если ты попался в когтистые лапы Закона, остается только сменить имя, молчать в тряпочку и надеяться на лучшее.

На следующий день после неприятного инцидента обедневший на пять фунтов Эдвин Джонс, проживавший в вилле N 7 по улице Капуцинов в Криклвуде, возвращался на такси чуть позже полудня вместе со своим другом Хьюго Кармоди в отель, где намеревался заново собрать по кусочкам свою разрушенную жизнь и начать все с начала.

Джонс не выражал не малейшей склонности прерывать молчание. Он мрачно смотрел прямо перед собой и кусал нижнюю губу. Хьюго Кармоди, напротив, был склонен ликовать по поводу произошедшего. Хьюго считал, что в данной ситуации у плохого начала оказался счастливый конец.

- Прекрасно сработано, - одобряюще говорил он. - Я изучал эту хищную физиономию во время вынесения тебе "приговора" и боялся, что ты загремишь на четырнадцать суток. Но ты свободен, и твое имя уж точно не попадет в газеты. Я бы назвал это талантом хватать быка за рога.

Рони перестал кусать губы и мрачно усмехнулся.

- Плевать я хотел на все, что печатается в лондонских газетах.

- Да ладно тебе, старик. Ты же гордишься славным именем Фиша?

- Какое мне теперь до этого дело?

Хьюго забеспокоился. Это болезненная нервозность была вовсе недостойна Джонса с улицы Капуцинов.

- А тебе не кажется, что ты делаешь из мухи слона?

- Из мухи слона?!

- Именно так. Кроме того, если подумать, что случилось? Ты нашел маленькую несчастную Сью…

- Не называй ее "маленькой несчастной Сью"!

- Ты застал продолжение вечеринки, - поправился Хьюго, - в танц-зале. А почему бы нет? Посмотри на это моими глазами! Что плохого, если девушка идет на танцы?

- Но она клялась, что не знает этого человека!

- Когда ты ее спрашивал, может, и не знала. Но в большом городе жизнь идет быстрее. Хотел бы я получать по фунту за каждую девушку, с которой ходил на танцы, но о существовании которой и не подозревал за два дня до этого.

- Но она обещала, что никуда ни с кем не пойдет!

- Ага. А ее глазки при этом так и сверкали?

Ронни и персонал ресторана Марио оценивали случившееся совершенно по-разному.

С точки зрения Ронни, единственное, что имело значение, был негодяй Пилбим -скользкий, изворотливый Пилбим, этот Ловелас, сумевший разбить ещё не сложившуюся семью Ронни, так быстро, что в подлости и вероломстве побил все известные рекорды.

Ронни приложил все усилия, чтобы встретиться и без обиняков объяснить объекту своей неприязни, на встречу благоразумно согласившемуся, насколько тот был не прав.

Для служащих ресторана, напротив, решающее значение имела разбитая посуда. Избитые официанты приходили в себя, но разбитые стаканы остались, и вряд ли хоть один из них можно было использовать для подачи напитков посетителям Марио. Метрдотель, сошедший на место потасовки, словно греческий бог с облака, пытался донести эту точку зрения до Ронни. Два младших официанта -А и Б помогали ему словами и жестами.

Ронни не был расположен к абстрактным спорам. Он пнул в живот метрдотеля, дал по рёбрам официанту А, и как раз собирался заняться официантом Б, когда на помощь противнику внезапно прибыла подмога. Официанты - среди которых были В, Г, Д, Е, Ж и З, посыпались отовсюду, и положение Ронни стало крайне тяжёлым. Ему показалось, что он попал на слёт официантов - поле битвы, насколько хватало взгляда, кишмя кишело официантами, которые всё прибывали и прибывали. Пилбим как сквозь землю провалился, а Ронни был занят настолько, что даже не заметил его отсутствия. Он дошёл до состояния, которое древние викинги называли безудержной яростью, а современные малайцы определяют как дикое безумие.

На протяжении всей жизни Ронни Фиш имел множество амбиций. В детстве он мечтал, что однажды станет машинистом, в школьные годы ему казалось, что на свете нет ничего лучше карьеры профессионального игрока в крикет, а потом ему захотелось открыть модный ночной клуб. Но сейчас, в возрасте 26 лет, все эти желания были отброшены и забыты. Единственное, что теперь по-настоящему волновало его в жизни, было истребление официантов, и именно этой цели он посвятил себя со всей имеющейся силой и энергией.

Страсти накалялись. Официант В, опрометчиво схвативший Ронни за рукав, отступил, зажав правый глаз рукой. Официант Г, человек женатый, ограничился тем, что стоял в стороне и говорил по-итальянски. Но официант Д, сделанный из теста покруче, довольно сильно ударил Ронни блюдом, наполненным омлетом с грибами, и именно когда тот рухнул под тяжестью удара, на переднем плане появился человек, одетый в яркую униформу, лицо которого было почти полностью скрыто за пышными усами с напомаженными кончиками. Это был швейцар, охранявший парадное, а каждый, кого хоть раз вышвыривали из ресторана, знает, что сопротивляться швейцару бесполезно.

Упомянутый выше обладатель железных мускулов деревенского кузнеца, с лицом, будто вытесанным из дерева, по имени МакТиг, до поступления на настоящую должность провёл немало веселых лет в армии. Скорее человек дела, чем слова, он молча пробирался сквозь толпу дерущихся и только дойдя до эпицентра водоворота заговорил. Случилось это в тот самый момент, когда Ронни, забравшись специально для этого на стул, дал ему в нос. Получив по носу, МакТиг издал короткое, односложное, "Ох!", а потом, не мешкая, сгрёб Ронни в стальные объятия и понёс к двери, откуда входил крупный медлительный полицейский.

Несколько минут спустя Хьюго Кармоди, вышедший из телефонной будки этажом ниже, там, где находился коктейль-бар, неспешно возвращался в танцевальный зал, и к своему удивлению, увидел, как одни официанты растирают ушибы, другие - поднимают опрокинутые столы, а видавшие виды музыканты оркестра Леопольда что-то негромко наигрывают.

- Эй! - позвал Хьюго, - Что-то случилось?

Он вопросительно посмотрел на Сью. Она ответила ему взглядом, в котором ясно читалось, что девушка, пережила шок. Хьюго показалось, что её настроение окончательно испортилось.

- Что случилось? - спросил он.

- Отвези меня домой, Хьюго! Хьюго удивился.

- Домой? Уже сейчас? Ведь ещё совсем не поздно!

- О, Хьюго, скорее отвези меня домой.

- Как скажешь, - с готовностью согласился Хьюго. Теперь он был почти уверен, что что-то произошло. - Секунду, я заплачу по счёту и полным курсом домой, а по дороге ты мне расскажешь обо всём. Ведь я же вижу, - сказал Хьюго, гордившийся своей наблюдательностью, - что что-то случилось.

Английское законодательство представляет собой безжалостный механизм, который, будучи однажды приведённым в действие, начисто игнорирует первопричину и принимает в расчёт лишь результат. Законодательство не примет разбитые мечты в оправдание за разбитую посуду, а израненное сердце - как причину нанесения увечий официантам. Представший наутро перед суровым величием правосудия полицейского суда на Бошер-стрит по обвинению в нарушении порядка в общественном месте, а именно в ресторане Марио, и оказании сопротивления служащему полиции, а именно констеблю Мэргатройду при исполнении обязанностей, Ронни Фиш воздержался от эмоциональных заявлений. Он не стал ни размахивать кулаками, ни взывать к небесам, умоляя засвидетельствовать, что его, саму порядочность, оклеветали. Опыт дорогой ценой полученный во время пребывания в университете, подсказывал ему, что, попав в лапы правосудия, единственно верная тактика поведения - это назваться чужим именем, помалкивать и уповать на лучшее.

Незадолго до полудня в день, непосредственно следующий за описанными выше печальными событиями, быстрое такси уносило Эдвина Джонса, проживающего по адресу: Вилла Настурция, 7, Кринклвуд, с полегчавшими на пять фунтов карманами, в отель к его приятелю Хьюго Кармоди, чтобы собрать по кусочкам разбитую жизнь и попытаться начать всё с начала.

Сам Джонс на протяжении всей поездки не был расположен к разговорам и уныло смотрел перед собой. Хьюго Кармоди, напротив, был в радужном настроении. Ему казалось, что после трудного старта всё складывается как нельзя удачно.

- Отличная работа, - похвалил он. - во время вынесения приговора я внимательно смотрел на лицо судьи, и какой-то момент сильно испугался, что вердиктом будет четырнадцать суток без права замены залогом. Однако ты здесь, свободный, и твоя фамилия точно не попадёт в газеты. Я называю это моральной победой.

Ронни перестал кусать нижнюю губу и обнажил зубы в горькой усмешке.

- Да пусть мою фамилию треплют хоть в каждой газете Лондона - мне плевать.

- Да ты что, старик! Почтенную фамилию Фиш!

- Какое это теперь имеет значение?

Хьюго забеспокоился. Нездоровое эмоциональное напряжение, - считал он, - не пристало Джонсу из Виллы Настурция.

- А ты не слишком сгущаешь краски?

- Сгущаю краски!

- А мне именно так и кажется. По сути, что случилось? Ты видишь бедную крошку Сью…

- Не называй её "бедной крошкой Сью"!

- Ты видишь известную особу, - поправился Хьюго, - на танцах. А почему бы и нет? Послушай, ну что тут такого? Что плохого в том, что она ходит на танцы?

- С мужчиной, которого, по её заверениям, она не знает?

- Ну, может быть в момент, когда ты её спрашивал, она его ещё не знала. В большом городе события развиваются быстро. Хотел бы я получить по фунту за каждую девицу, с которой танцевал и которую за пару дней до этого в глаза не видел.

- А ведь обещала, что ни с кем никуда не пойдёт...

- Да, но, наверное, её глаза при этом лукаво блестели?

К этому времени Ронни и администрация "Марио" сформировали два абсолютно противоположных взгляда на происходящее. Для Ронни единственным, что имело значение, был этот Пилбим - этот льстивый, вкрадчивый, подлый Пилбим, ловелас, который побил все скоростные рекорды коварной низости, разрушая все его виды на создание семейного очага. Он сконцентрировал все свои усилия на задаче обойти стол, с противоположной стороны которого благоразумно ретировался объект его ненависти, и показать ему недвусмысленным образом, куда ему не следовало совать свой нос.

Для администрации, в свою очередь, насущным вопросом была вся эта разбитая стеклянная посуда. Официант поднялся с пола, но стаканы все еще валялись на нем, и вряд ли какие-либо из них были в состоянии далее служить для освежения посетителей "Марио". Старший официант, спикировавший на драку, подобно спустившемуся из облака древнегреческому богу, пытался выдвинуть эту точку зрения перед Ронни. В этом ему помогали словами и жестами два подчиненных ему официанта: Официант А и Официант Б.

Ронни не был расположен говорить на отвлеченные темы. Он ударил старшего официанта в живот, Официанта А по ребрам, и уже собирался уложить Официанта Б, когда его действия были прерваны неожиданным прибытием подкрепления. Со всех сторон зала собрались другие официанты, назовем некоторых из них: Официанты В, Г, Д, Е, Ж и З; и он оказался под значительным давлением. Ему показалось, что он попал на конгресс официантов. На всем видимом пространстве поле битвы было заполнено официантами, продолжающими прибывать. Пилбим полностью исчез, и Ронни был теперь так занят, что даже не заметил его отсутствия. Он уже достиг того состояния рассудка, которое древние викинги когда-то называли "берсерк" - неистовое, и которое среди современных малайцев известно как состояние амока, то есть бешенство.

Ронни Фиш на протяжении своей жизни имел много стремлений. Будучи ребенком, он страстно мечтал, что однажды он станет машинистом. В школе ему казалось, что самая привлекательная карьера, которая только есть на свете, - это стать профессиональным игроком в крикет. Позднее он надеялся содержать процветающий ночной клуб. Но теперь, в его двадцать шесть лет, все эти желания были отброшены и забыты. Теперь единственным в жизни казавшимся ему действительно стоящим делом было разделать официантов на мелкие части, и этой задаче он посвятил себя со всей энергией и силой, которые были в его распоряжении. Ход действий теперь шел весьма стремительно. Официант В, который опрометчиво вцепился в рукав пальто Ронни, откатился назад с рукой, прижатой к своему правому глазу. Официант Г, женатый мужчина, удовлетворился тем, что остался стоять с краю, что-то говоря по-итальянски. Но официант Д, сделанный из более твердого теста, довольно сильно ударил Ронни блюдом, содержащим омлет с шампиньонами, и как раз когда последний летел под этим ударом, на передовой линии сражения неожиданно появилась фигура, носящая яркую униформу и почти полностью скрытая под обширными усами, вощенными на концах. Это был швейцар с парадной двери, и всякий, кого когда-либо вышвыривали из ресторанов, знает, что со швейцарами шутки плохи.

Этот же, которого звали Мактиг, проведший много лет жизни в армии, прежде чем выйти в отставку и приступить к исполнению теперешних обязанностей, имел грозное лицо, сделанное из какой-то особо крепкой породы дерева, и мускулы деревенского кузнеца. Человек действия, нежели слов - он молча прокладывал себе дорогу в толпе. Только когда он достиг центра водоворота, он заговорил. Это было как раз в тот момент, когда Ронни, вскочивший на стул, чтобы как можно лучше выполнить свое намерение, ударил его в нос. Получив этот удар, он произнес короткое односложное "О!" и затем, не откладывая в долгий ящик, сгреб Ронни в железные объятья и потащил в направлении двери, в которую в то время входил длинный, большой неторопливый полицейский.

По прошествии нескольких минут Хьюго Кармоди, возникший из телефонной будки на нижнем этаже, где находился коктейль-бар, направился в танцевальный зал и был заинтригован видом одних официантов, разминающих ушибленные конечности, других, убирающих перевернутые столы, и оркестра Леопольда, играющего с какой-то нотой подавленности, как оркестр, увидавший очень странные вещи.

"Алло!" сказал Хьюго. "Что-то стряслось?"

Он вопросительно посмотрел на Сью. Она производила впечатление девушки, пережившей некоторого рода потрясение. И, если только глаза не обманывали его, ничего не осталось от ее прежней жизнерадостности.

"Что случилось?" спросил он.

"Отведи меня домой, Хьюго!"

Хьюго вытаращил глаза.

"Домой? Уже? Когда вечер еще лишь в разгаре?"

"О, Хьюго, отведи меня домой, скорей".

"Как скажешь", с готовностью согласился Хьюго. Теперь он был совершенно уверен, что что-то произошло. "Одна секунда, чтобы заплатить по счету, и мы на пути домой. А по дороге ты мне обо всем расскажешь. Ибо я прекрасно знаю", сказал Хьюго, который гордился собой за точность замечания, "что что-то стряслось".

Законодательство Великобритании - беспощадная машина, которая, будучи однажды запущена в действие, игнорирует первопричины и берет в расчет только результаты. Она не приемлет расколотые вдребезги мечты в качестве извинения за расколотые вдребезги стаканы, также как вам не удастся сослаться на разбитое сердце в качестве оправдания за разбитые вами носы официантов. Представший на следующий день пред ужасающим величием правосудия в полицейском суде на Бошер-стрит и обвиненный в поведении, нарушающем порядок в общественном месте, а именно в ресторане "Марио", и в оказании сопротивления полицейскому, а именно П.С. Мергатройду, при исполнении им его обязанностей, Рональд Фиш не произнес никаких пылких речей. Он не поднялся с руками, возведенными ввысь, и не взывал к небесам быть свидетелями того, как опорочили хорошего человека. Опыт, дорого приобретенный в те дни, когда он находился в университете, научил его, что, когда закон хватает тебя своими когтями, единственным, что остается делать - это дать вымышленное имя, ничего не говорить и надеяться на лучшее.

Таким образом, вскоре после полудня, днем, следующим за только что описанной мучительной сценой, Эдвин Джонс из Вилл Настурций 7, что в Криклвуде, обедневший на сумму пять фунтов, ехал в быстром такси к гостинице своего приятеля Хьюго Кармоди, где должна была вновь собраться воедино его разбитая жизнь, и он смог бы попытаться начать все сначала.

На протяжении поездки Джонс был настроен молчаливо. Он уныло смотрел перед собой и грыз нижнюю губу. Хьюго Кармоди же, напротив, пребывал в достаточно торжествующем настроении. Хьюго казалось, что после опасного начала, дело дальше решилось наилучшим образом.

"Отличная, безупречная работа" сказал он одобрительно. "Я пристально наблюдал за лицом судьи во время зачтения им приговора, и на секунду стал бояться, что это дело завершится четырнадцатью днями без другой альтернативы. А так, видишь, ты - свободный человек, и нет никакого шанса, что твое имя попадет в газеты. Моральная победа - вот как я это называю".

Ронни освободил нижнюю губу для того, чтобы обнажить зубы в горькой усмешке.

"Мне безразлично, если бы мое имя было в каждой лондонской газете".

"Эй, брось ты это, старый дуралей! Благородное имя Фиш?"

"Какое мне теперь дело до всего этого?"

Хьюго встревожился. Это болезненное напряжение, почувствовал он, было недостойно Джонса с Вилл Настурций.

"Ты ведь не собираешься из всего этого делать слона?"

"Слона!"

"Думаю, собираешься. Как-никак, раз ты к этому подошел, что произошло? Ты увидел бедную малышку Сью?"

"Не называй ее "бедной малышкой Сью!"

"Ты увидел, что вечеринка перешла в другую фазу", поправился Хьюго, "на танцевальную площадку. Ну, почему бы нет? Что в этом такого, если ты улавливаешь мою мысль? Что такого ужасного в том, что она пошла потанцевать?"

"С человеком, которого, как она клялась, она не знает!"

"Ну, в тот момент, когда ты ее спросил, она должно быть его не знала. В большом городе дела идут быстро. Хотел бы я, чтобы мне давали по соверену за каждую девушку, с которой я танцевал, и которую я не знал, начиная с Евы пару дней назад".

"Она мне обещала, что ни с кем не пойдет".

"А, но, несомненно, с веселым огоньком в глазах?"

Ронни и администрация Марио сформировали две совершенно противоположные школы мысли. Единственное, о чем мог думать Ронни в данный момент, был Пилбим - этот пресмыкающийся, гнусный, недоделанный Пилбим, этот Лотарио, побивший все рекорды коварства и хитрости, разбив его семью еще до того, как Ронни успел ею обзавестись. Ронни сконцентрировал все свои силы, чтобы обогнуть стол, за которым предусмотрительно укрылся объект его ненависти, и указать ему, где он сбился с пути истинного.

С другой стороны, для администрации Марио жизненную важность, по-видимому, представляла разбитая посуда. Официант уже поднялся с пола, однако осколки стекла все еще были разбросаны повсюду, причем вряд ли хоть один из них мог бы использоваться в будущем для обслуживания посетителей. Главный официант, вмешавшийся в драку подобно греческому богу, спустившемуся с небес, вознамерился довести до Ронни точку зрения администрации. Словом и жестом ему помогали еще два официанта - обозначим из официант А и официант Б.

Однако Ронни был не расположен к пространным дискуссиям. Он пнул главного официанта в живот, двинул официанту А в ребро и только собрался было разобраться с официантом Б, как его деятельность была прервана внезапно подоспевшим подкреплением в лице стекшихся со всего зала официантов - назовем их соответственно С, D, E, F, G и H. Ронни оказался в тесном кольце, и на мгновение ему показалось, что он забрел Слет Официантов. Повсюду, насколько хватало взгляда, толпились официанты, новые и новые силы противника все прибывали. Пилбим куда-то исчез, но Ронни был так занят, что не успел толком по нему соскучиться. Он достиг того состояния, которое древние викинги обычно называли Berserk, а современные малайцы обозначают как амок - "сумеречное состояние эпилептического или психогенного происхождения".

У Ронни Фиша на протяжении всей его жизни было много амбиций. Будучи ребенком, он хотел стать машинистом. В школе самым привлекательным занятием ему казалась карьера профессионального игрока в крикет. Позднее он мечтал стать владельцем преуспевающего ночного клуба. Но сейчас в двадцать шесть лет все эти планы и мечты были забыты. Единственной стоящей вещью в его жизни стало избиение официантов, и именно этому он посвятил себя со всей силой и энергией.

Между тем события разворачивались все стремительнее. Официант С, необдуманно схвативший Ронни за рукав пиджака, отшатнулся назад, прижав руку к правому глазу. Официант D, будучи человеком семейным, ограничился тем, что, стоя в сторонке, громко ругался по-итальянски. А вот официант Е, видимо, сделанный из более прочного материала, довольно сильно ударил Ронни блюдом, на котором находился омлет с шампиньонами, и именно в тот момент, когда Ронни согнулся под этим ударом, на сцене появилась новая фигура - человек в форме, с лицом, практически полностью скрытым огромными усами с напомаженными кончиками. Это был швейцар, а любой мало-мальски порядочный человек, которого хоть раз вышвыривали из ресторана, знает, что швейцары - это тяжелая артиллерия.

Этот экземпляр, по фамилии МакТиг, провел немало веселых лет в армии, прежде чем уйти на пенсию и приступить к выполнению своих теперешних обязанностей; он был обладателем грозного лица, словно выдолбленного из твердых пород древесины, и мускулов как у деревенского кузнеца. Будучи человеком действия, он молча проложил себе дорогу в центр баталии и, только находясь в самом вихре событий, заговорил. Это произошло, когда Ронни, вспрыгнув на стул, дабы точнее выполнить операцию, заехал ему в нос. В ответ он издал лишь короткое "Хо!" и без промедления, заграбастав Ронни железной хваткой, потащил его к дверям, через которые в ресторан как раз входил высокий, крупный полисмен ленивого вида.

Несколько минут спустя Хьюго Кармоди, выйдя из телефонной будки на нижнем этаже, где расположен коктейль-бар, ленивой походкой прошел в танцевальный зал и весьма удивился, увидев официантов, потирающих ушибленные ребра, расставляющих по местам опрокинутые столы, и оркестр Леопольда, играющий в тихой придушенной манере, совсем как оркестр, только что наблюдавший какое-то странное событие.

- Эй! - сказал Хьюго, - Что случилось?

Он испытующе посмотрел на Сью, которая, как ему показалось, выглядела как девушка, только что испытавшая какое-то потрясение. Если глаза его не обманывали, от ее прежней веселости не осталось и следа.

-Что случилось?

-Отвези меня домой, Хьюго!

Хьюго вытаращил глаза. - Домой? Уже? Брось, время то еще детское!

Хьюго, пожалуйста!

-Как скажешь, - согласился Хьюго. Теперь он был абсолютно уверен в том, что что-то все-таки произошло. Я только оплачу счет, и можем ехать. А по дороге ты мне все расскажешь. Потому что я прекрасно знаю, - сказал Хьюго, очень гордившейся своей наблюдательностью, - что что-то случилось.

Судебная система Великобритании - это безжалостный механизм, который, будучи единожды приведен в действие, пренебрегает побудительными мотивами и принимает во внимание только результат. Он не будет рассматривать ни ваши разбитые мечты в качестве оправдания для разбитой посуды, ни ваше разбитое сердце в качестве смягчающего обстоятельства для избиения официантов. Призванный утром следующего дня перед суровые очи Его Чести, Судьи полицейского суда на Бошер-стрит, и обвиненный в нарушении порядка в общественном месте, т.е. в ресторане Марио, и в сопротивлении властям, т.е. офицеру П.С. Мургатройду, находящемуся при исполнении служебных обязанностей, Ронни Фиш не произнес пылкой речи в свою защиту. Он не тряс сжатыми кулаками и не призывал Небо быть свидетелем того, как над честным человеком творят беззаконие. Опыт, полученный им за годы, проведенные в Университете, научил его, что если уж Закон заграбастал тебя в свои тиски, единственное, что может сделать порядочный человек, - это назваться чужим именем, заткнуться и уповать на лучшее.

Незадолго до полудня, на следующий день после того, когда произошла вышеописанная мучительная сцена, Эдвин Джонс, проживающий на Вилле Настурций,7, Криклвуд, обедневший на сумму в пять фунтов, был препровожден в такси и поехал в отель к своему другу Хьюго Кармоди, чтобы вместе попытаться склеить осколки его разбитой жизни и начать все с начала.

Что касается самого Джонса, то он в течение всей поездки был явно расположен хранить молчание. Он сидел, уныло глядя прямо перед собой, закусив нижнюю губу. Хьюго Кармоди, со своей стороны, находился в ликующем расположении духа. По мнению Хьюго, после не слишком удачного старта все устроилось довольно неплохо.

Хорошая работа! - сказал он одобрительно. - Я ни на минуту не отрывал взгляд от судьи, и на мгновение мне показалось, что он собирается впарить тебе четырнадцать дней в тюряге без права замены штрафом. И посмотри на себя, вот ты здесь, свободный человек и твое имя не будет упомянуто в прессе. Моральная победа, вот как я это называю!

Ронни перестал жевать нижнюю губу, чтобы сжать зубы в горькой усмешке.

- Да плевать мне, пусть даже мое имя будет во всех лондонских газетах.

- Да ладно, тебе, старичок! Благородное имя Фишей?!

-Какая мне теперь разница?

Хьюго был обеспокоен. Этот упаднический дух, по его мнению, был недостоин Джонса с Виллы Настурций.

-Тебе не кажется, что ты принимаешь случившееся слишком близко к сердцу?

-Слишком близко?!

-Да, слишком близко. В конце концов, если подумать, ну что такого страшного произошло? Ты встретил бедную малышку Сью…

-Не называй ее бедной малышкой Сью!

-Ты встретил интересующее тебя лицо, - поправился Хьюго, - на танцах. Ну и что такого? Я имею в виду, что из этого? Кому будет плохо от того, что она пошла на танцы?

-С человеком, которого она поклялась, она не знает?!

-Ну, может в тот момент, когда ты ее об этом спрашивал, она его действительно не знала. В большом городе все происходит так быстро. Хотел бы я получать фунт каждый раз, когда танцую с девушкой, о существовании которой пару дней назад я не подозревал.

-Она пообещала мне, что вообще ни с кем не будет встречаться.

-А, но она ведь, наверняка, весело подмигнула тебе при этом?

Теперь взгляды Ронни и дирекции заведения "У Марио" явно представляли собой прямо противоположные философские школы. Лишь один предмет занимал мысли Ронни - Пилбим, этот скользкий, низкий, подлый тип, разоритель гнезд, эдакий Лотарио, превзошедший самое себя в коварстве и разрушивший сей робкий семейный очаг, не дав ему расцвесть... Все усилия железной воли Ронни были сейчас направлены на преодоление незначительного расстояния, отделявшего его от противоположного конца стола, куда весьма предусмотрительно ретировался объект столь нелестного его внимания.

Для дирекции же заведения не менее остро стоял вопрос битой посуды. Официант, без спору, остался в целости и сохранности, но того же, увы, нельзя было сказать о бокалах, которые вряд ли смогли бы вновь послужить к увеселению почтенной публики сего славного заведения. Грозный метродотель, ринувшийся в бой, подобно гомеровскому богу, сошедшему из туч, вне сомнений горел желанием донести сию трагическую весть до Ронни. Двое его подчиненных - официанты номер один и номер два - выступали в роли верных соратников, помогая словом и делом.

Ронни явно не был расположен к демагогии. Первый удар угодил метродотелю в живот, второй пришелся по ребрам официанта номер один, но в тот миг, когда грозный кулак грозил обрушиться на голову официанта номер два, прибывшее подкрепление резко изменило ход событий. Официанты номер три, четыре, пять, шесть, семь и далее по возрастающей устремились сюда со всех концов зала и теперь теснили его со всех фронтов. Ронни чувствовал себя так, словно он ни с того ни с сего оказался на съезде официантов - повсюду, насколько хватало глаз, мельтешили официанты, а поток вновь прибывших все не иссякал. Пилбрим исчез окончательно, но в пылу схватки Ронни даже не заметил его исчезноваения. Он уже достиг того состояния исступления, которое на языке древних викингов именовалось понятием "берсерк", а в современном малайском обозначено словом "амук".

За свою жизнь Ронни сменил множество устремлений. В глубоком детстве он тешил мечту стать машинистом. В школьные годы лучшим подарком судьбы ему казалась карьера профессионального игрока в крикет. После школы он мечтал о собственном процветающем ночном клубе. Теперь же, в свои 26 лет, Ронни вдруг с ясностью осознал, что все его устремления были пусты, как дым. Избиение официантов безусловно являлось единственно верным предназначением человека, и именно этому достойному занятию он предался со всем пылом своей души.

Обстановка тем временем явно накалялась. Официант номер три, неосмотрительно ухвативший Ронни за рукав пальто, стремительно отлетел в сторону, прикрывая ладонью правый глаз. Официант номер четыре, человек семейный, предпочел занять наблюдательную позицию в сторонке, подливая масло в огонь неиссякающим потоком экспрессивной итальянской речи. Официант номер пять, напротив, оказался не из робкого десятка, обрушив на голову Ронни весьма весомый поднос с омлетом a la france, и в то время как тот пытался вновь обрести равновесие, сраженный сим тяжелым блюдом, на горизонте появилась фигура, облаченная в парадную униформу, едва различимая за огромными усами с лихо закрученными напомаженными кончиками. Фигура оказалась швейцаром, а любой испытавший на собственной шкуре позорное изгнание из рестарана, знает, сколь тяжела рука вышибалы.

Этот же, отроду МакТиг, посвятивший не один год бравой армейской службе, прежде чем предаться сему милому занятию, обладал лицом, словно вытесанным из массивного чурбана, и мышцами деревенского кузнеца. Человек дела, а не слова, он ледоколом врезался в тесное кольцо, вмиг раздвинув умолкшую толпу. И лишь достигнув эпицентра он исторг звук из своего чрева - а именно в тот момент, когда Ронни, вскочив для пущего веса на стул, врезал ему по носу. Коротко крякнув, он без дальнейшего промедления сгреб Ронни в охапку и, зажав мертвой хваткой, потащил его к двери, услугами которой только что воспользовался неторопливо шествующий им навстречу здоровенный констебль.

Всего каких-нибудь несколько минут спустя из недр телефонной будки на нижнем этаже, что возле бара, возник Хьюго Кармоди и небрежной походкой направился в сторону дансинга, где не без удивления обнаружил полный разброд - кто-то из официантов потирал свои новоприобретенные синяки, кто-то поднимал перевернутые столы, а оркестр Леопольда ошалело наигрывал какую-то приглушенную мелодию, словно очнувшись после престранных событий.

Он вопросительно посмотрел на Сью. Она ответила ему взглядом человека, пережившего шок. Весьма далеким, если ему не изменяла память, он ее привычной беспечной безмятежности.

- Все в порядке? - спросил он.

- Отвези меня домой, Хьюго!

Хьюго посмотрел на нее непонимающим взглядом.

- Домой? Уже? В такой ранний час?

- Хьюго, прошу тебя, просто отвези меня домой!

- Ну, раз уж тебе так угодно, - смилостивился он. Теперь он был совершенно убежден, что дело нечисто. - Вот только расплачусь за ужин - и прямиком домой. А по пути ты мне все расскажешь. Ибо мне положительно известно, - произнес он, втайне гордясь своей проницательностью, - что тут творится - или творилось - что-то неладное.

Правосудие Великобритании - механизм безжалостный - приведенный в действие, он полностью равнодушен к первопричинам, принимая в расчет исключительно следствия. Злостно разбитые мечты здесь не послужат оправданием разбитой посуды, а чистосердечно кровоточащее сердце не оправдает кровоподтеков на лицах официнтов. Представ на следующее утро перед лицом грозного вершителя правосудия в полицейском суде на Бошер Стрит по обвинению в нарушении общественного спокойствия в публичном месте - а именно, в ресторане Марио - и оказании сопротивления представителю закона - а именно, полицейскому констэбелю Мургатройду при исполнении обязанностей, - Рональд Фиш обошелся без пламенных речей. Он не потрясал кулаками и не воздевал рук к небу в знак оскорбленной невинности. Горький опыт, купленный недешовой ценой в студенческие годы, подсказывал ему, что лучшее, что можно предумать в тот скорбный час, когда Правосудие железной рукой представляет тебе счет к оплате - это назваться чужим именем, держать язык за зубами и надеяться на лучшее.

Чуть раньше полудня следующего дня, то есть на следущее утро после вышеописанной позорной сцены, лихое такси увозило некоего обедневшего на пять фунтов Эдвина Джонса, проживающего в доме номер семь по бульвару Настурций, Крикелвуд, по направлению к отелю его приятеля Хьюго Кармоди, где, как подразумевалось, вышеупомянутый господин должен был склеить осколки своей непутевой жизни и начать все с чистого листа.

Со стороны самого господина Джонса на протяжении пути наблюдалась явная предрасположенность к молчаливому созерцанию. Он нервно закусил губу, устремив взгляд в одн точку. Хьюго Кармоди, напротив, был само ликование - по его мнению, несмотря на несколько сумбурное начало, все шло как по маслу.

- Чисто сработано, - произнес он с одобрением в голосе - Я специально за судьей наблюдал, пока обвинение зачитывали, и, признаться, чуть было не решил, что дело труба и светит тебе не менее четырнадцати дней без права замены наказания. А ты погляди - на свободе, да к тому же и имя в газетах трепать не будут! Это ли не моральная победа!

Ронни перестал покусывать губу и искривил ее в горькой усмешке.

- Да что мне до имени - пусть хоть все лондонские газеты трепят!

- Это ты, брат, брось! Славное имя Фиш?!

- Да какое мне до всего этого дело?

Хьюго забеспокоился. Столь явный упадок духа был, по его мнению недостоин господина Джонса с бульвара Настурций.

- Не кажется ли тебе, что ты слегка сгущаешь краски?

- Сгущаю краски?!

- Безусловно. В конце концов, если подумать, что уж такого произошло? Ты обнаруживаешь бедняжку Сью…

- Не смей называть ее "бедняжкой Сью"!

- Ты обнаруживаешь небезызвестную нам особу, - поправился Хьюго, - в дансинге. Ну и что? Что, я тебя спрашиваю, в этом такого? Что страшного в том, что она отправилась потанцевать?

- С человеком, с которым по ее заверениям, была совершенно незнакома!

- Может быть тогда она и была с ним незнакома. Почему бы и нет? В больших городах жизнь течет стремительно. Хотел бы я получить по фунту за каждую девушку, с которой танцевал, будучи с ней знаком не более пары дней.

- Но она обещала, что не будет ни с кем встречаться!

- Но ведь, могу поспорить, не без веселых чертиков в глазах?

Судя по всему, ход мыслей у Рони и руководства ресторана Марио, протекал в резко противоположенных направлениях. Единственным, кто сейчас имел значение для Рони, был Пилбим - этот крадущийся в курятнике лиц, этот повеса, подло, изподтишка сжигающий мосты после себя, чтобы задержать преследователя. Все свои силы Рони сосредоточил на единственной задаче - ясно показать свое намерение действовать решительно и ,обогнув стол, настичь неприятеля на противоположном конце, куда тот предусмотрительно отступил.

Руководство ресторана, напротив, больше всего беспокоила разбитая посуда. Офицант уже успел подняться с пола. Бокалы же оставались лежать там в таком плачевном состоянии, что ни в одном из них теперь не суждено было подавать освежительные напитки клиентам ресторана Марио. Метродотель, словно какой-нибудь греческий бог, спускающийся из-за облака, склонился над сварой и стал пытаться донести эту мысль до Рони. В этом ему, словами и жестами, помогали два младших официанта - официант А и официант В. Рони, однако, не был настроен на то, чтобы вести отвлеченные беседы. Он ударил метродотеля в живот , официанта А поразил в ребро, и уже собирался разобраться с официантом В, когда его действиям помешало прибытие подкрепления. Со всех сторон набежали другие официанты. Вот имена только некоторых из них: официанты С, D, Е, F, G и H. Рони оказался в очень затруднительном положении. Ему показалось, что он попал на какой-то съезд официантов. Насколько хватало глаз, зал был битком набит официантами, а они все прибывали и прибывали. Пилбим совсем исчез из виду, но Рони был сейчас так занят, что даже не заметил его отсутствия. Он уже достиг того состояния, которое древние викинги называли яростью берсеркера, а современные малайцы - неистовством.

На протяжении всей своей жизни Рони лелеял много надежд. В детстве он страстно желал стать машинистом . В школе ему казалось что самая привлекательная профессия, какая только есть на свете - это профессия крикетиста. Позже он стал мечтать об открытии собственного преуспевающего ночного клуба. Теперь же, в свои 26 лет все эти чаяния были отметены и забыты. Единственным стоящим в жизни делом казалось истребление официантов. И именно выполнению этой задачи Рони отдавал все свои силы.

Тем временем события стали развиваться быстрее. Официант С, который опрометчиво схватил Рони за рукав, отлетел назад с прижатой к правому глазу рукой. Официант D, как человек женатый, довольствовался тем, что стоял в стороне и говорил что-то по-итальянски. Официант Е, однако, человек более крепкого телосложения, довольно сильно ударил Рони блюдом с омлетом и грибами, и как раз в тот момент, когда Рони летел под буфет, перед самой кучмалой внезапно возник некто в ярком костюме. Незнакомца почти не было видно за огромными усами с навощенными кончиками. Им оказался охранник, дежуривший у входа в ресторан, а всякий, кому доводилось когда-либо быть выставленным из ресторана, знает, что за крепкие орешки эти вышибалы. У этого же охранника по имени МакТиг было мрачное лицо, словно вырезанное из какой-то крепкой породы дерева, и стальная мускулатура как у деревенского кузнеца. Мак Тиг много лет служил в армии, потом ушел в отставку и стал работать охранником. Как человек действия, а не слова, он молча пересек место событий и только, достигнув самого его центра, заговорил. В этот самый момент Рони вскочил на стул, чтобы занять более выгодную позицию для осуществления задуманного, и ударил охранника в нос, на что тот только издал короткое <Ой!>. После чего, не теряя ни секунды, Мак Тиг вцепился в Рони железной хваткой и потащил его к двери, за которой уже прохаживался рослый полицейский.

Через несколько минут из телефонной будки с нижнего этажа в зал неспешно вернулся Хьюго Кармоди. Он был очень удивлен, увидев, что одни официанты потирают ушибленные руки и ноги, другие ставят на место опрокинутые столы, а Леопольд-бэнд приглушенно наигрывает что-то так, будто стал очевидцем каких-то странных событий.

- Эй! - крикнул Хьюго, - Что-нибудь не так?

Он вопросительно взглянул на Сью. Девушка посмотрела на него так, словно бы она только что пережила какое-то потрясение. В ней не было прежнего блеска, если только глаза не обманывали его.

- Что случилось?

- Отвези меня домой, Хьюго

Хьюго посмотрел на нее изумленно

- Домой? Уже? Но ведь вечер только начался.

- Ну, Хьюго, отвези же меня поскорей домой.

- Как скажешь, - согласился Хьюго. Теперь-то он был точно уверен, что что-то случилось.- Подожди минутку, пока я оплачу счет. А потом - домой, и по пути ты мне все расскажешь. Я же не слепой и вижу, что что-то случилось,- произнес Хьюго с гордостью за свою наблюдательность.

Закон Великобритании - это беспощадный механизм, который, однажды приведенный в действие, не обращает внимания на причины, а смотрит лишь на результаты. Он не принимает разбитые надежды в качестве оправдания за разбитую посуду. Не добьетесь вы многого, и, пытаясь надломленной душой объяснить свое стремление поломать кости официантам.

Рональд Фиш не стал произносить никаких пылких речей, когда на следующий день в полицейском управлении на Бошер Стрит предстал перед судьей, внушающим ужас своей торжественностью. Рони был обвинен в некорректном поведении в публичном месте - а именно, ресторане Марио, а также оказании сопротивления офицеру полиции, а именно констеблю Мергатройду, и припятствовании ему в его действиях. Рони не поднимал вверх сжатые кулаки и не призывал небеса в свидетели того, как его, Рональда, хорошего человека оклеветали. Опыт, доставшийся ему дорогой ценой в студенческие годы, научил его, что если ты попал в лапы закона, то единственное, что нужно делать - не выдавать своего подлинного имени, ничего не говорить и надеяться на лучшее.

На следующий день после этой тягостной сцены, незадолго до 12 часов дня, Эдвин Джонс, проживающий по адресу Настурция Вилас 7, Криклвуд, и разоренный на пять фунтов стерлингов, был доставлен на такси в отель своего друга Хьюго Кармоди где, ему предстояло по кусочкам собрать разбитую вдребезги жизнь и попытаться начать все сначала.

Что до самого Джонса, то во время поездки он не проявлял желания к общению. Он только мрачно смотрел перед собой и покусывал нижнюю губу. Хьюго Кармоди, напротив, был куда в более радостном настроении. Ему казалось, что теперь, после трудного старта, дела налаживались.

- Чистая работа, - сказал он одобрительно, - Я внимательно изучал лицо судьи, пока он подводил итоги, и в какой-то миг я даже испугался, что дело закончится 14 днями ареста без права уплаты штрафа. И что же в итоге, ты здесь, свободный человек, и нет никакой опасности, что твое имя попадет в газеты. Я называю это моральной победой.

Рони обнажил нижние зубы в горькой усмешке.

- Мне все равно, появиться ли мое имя в каждой лондонской газете или нет.

- Да, ну, брось, старина! Благородное имя Фиш?

- Как мне теперь разница?

Хьюго забеспокоился. Ему казалось, что Джонсу с Натурция Вилас не пристало впадать в такой депрессивный тон.

- Тебе не кажется, что ты слишком сгущаешь краски вокруг всего этого?

- Сгущаю краски?

- Думаю, что да. В конце концов, что произошло, если взглянуть на это трезво? Ты застал бедную маленькую Сью:

- Не называй ее < бедной маленькой Сью>!

- Ты обнаружил второго исполнителя на танцплощадке, - продолжал Хьюго,- Почему бы и нет? Что в этом такого? Что плохого в том, что она танцевала с кем-то еще?

- С человеком, которого, как она клялась, не знает.

- Послушай, возможно, она и не знала его, когда ты спросил ее. Но ведь в большом городе все так быстро меняется. Хотел бы я иметь фунт стерлинга за каждую девушку, с которой я танцевал и, которую знать не знал за пару дней до этого.

- Она обещала мне, что не будет ни с кем танцевать

- Но конечно не без лукавого блеска в глазах

Теперь Ронни и администрация «Марио» представляли две полярно противоположные школы философской мысли. Ронни во гдаву угла ставил этого вороватого ненормального полудурка Пилбима, этого Лотарио неутолимого стремленья, вероломно разрушившего дом до того, как он был построен. Все свои способности он направил на то, чтобы добраться до стола, на противоположный край которого благоразумно передвинулся объект его неприязни и недвусмысленно давал ему понять, во что тот вляпался. Для администрации, напротив, камнем преткновения стала разбитая посуда. Официант поднялся с пола, но стаканы остались лежать на полу и вряд ли хоть один из них мог бы снова служить на благо клиентам «Марио». Главный официант, спикировав к месту драки, как греческий бог из облака, пытался указать Ронни на эту сторону жизни. Словами и жестами ему помогали два младших официанта – официант №1 и официант №2. Ронни не был расположен к пространным спорам. Он нанес удар главному официанту в живот, официанту №1 - в грудь, и как раз собирался разделаться с официантом №2, как вдруг его деятельность была остановлена подоспевшим подкрепления. Со всех сторон зала подтягивались другие официанты, среди них официанты №3, №4, №5, №6, №7 и №8. Он оказался в окружении. Ему показалось, что он попал на съезд официантов. На поле сражения и так было полно официантов, а их все прибывало. Ронни был настолько занят, что даже исчезновение Пилбима не расстроило его. Его состояние позволило бы древним викингам назвать его берсеркером, а своременным малайцам - амоком. В жизни у Ронни Фиша было много амбиций. В детстве он мечтал стать машинистом. В школе карьера профессионального игрока в крикет казалась ему самой перспективной в мире. Потом он мечтал открыть прибыльный ночной клуб. Но, сейчас в свои 26 он отверг и позабыл эти мечты. Жить стоило только лишь для того, чтобы убивать официантов, и этой задаче он до конца отдал всю свою энергию и силу.

События стали разворачиваться быстро. Официант №3, поспешно схвативший Ронни за рукав куртки, откатился назад, прижимая рукой правый глаз. Официант №4 был женат и ограничился тем, что стоял поодаль и говорил по-итальянски. Но официант №5 был парнем покрепче и довольно сильно ударил Ронни блюдом, содержащим омлет с грибами по-французски. И когда тот отлетел под стойку, внезапно на передовой появился супостат в броской форме, почти полностью скрытый огромными завитыми усами. То был швейцар с парадной двери, а если вас выставляли когда-нибудь за дверь ресторана, то вы знаете, что швейцары – тяжелая артиллерия. Его звали Мактиг, он провел много лет в действующей армии перед тем, как уйти в отставку и занять свою теперешнюю должность и имел суровую физиономию, выдолбленную из какого-то твердого дерева и мускулы деревенского кузнеца. Будучи человеком дела, а не слова, он молча пробирался через толпу. Лишь добравшись до центра столпотворения, он, наконец, обронил слово.

Это случилось, когда Ронни потянулся через стул вперед для лучшего эффекта и заехал ему по носу. Получив удар, тот односложно вскрикнул: «Хох!», а затем, не мешкая, схватил Ронни железной хваткой и понес к двери, через которую в тот миг входил высокий, крупный, скучающий полицейский.

Прошло всего несколько минут, и из телефонной будки коктейль бара, этажом ниже не спеша в танцевальный зал вернулся Хьюго Кармоди и с удивлением обнаружил официантов, которые потирали ушибленные конечности и ставили на места перевернутые столики. А оркестр Леопольда играл в какой-то подавленной манере, будто увидел что-то странное. «Привет,» - сказал Хьюго. Случилось что-нибудь? Он вопрошающе посмотрел на Сью. Она ответила взглядом девушки пережившей шок. И если зрение его не подводило, то взгляд ее был не таким ясным, как прежде. «Что случилось?» - спросил он. - Хьюго, отвезите меня домой. Хьюго удивился.

– Домой? Уже? Ведь еще не вечер. – Ну, Хьюго, отвезите меня домой, сейчас же. Как скажете, - угодливо согласился Хьюго. Теперь он был уверен - что-то точно произошло.

-Только оплачу счет и вперед, домой. Расскажете мне все по пути.

Я ведь наверняка знаю, сказал Хьюго, чья наблюдательность была предметом его гордости, что нечто происходит или уже произошло. Британский закон – беспощадный механизм, и когда его приводят в действие, он не обращает внимания на причины, а принимает во внимание лишь результаты. Он не примет разбитые мечты в качестве оправдания за битье посуды, и не очень у вас получиться оправдать битье официантов вашим разбитым сердцем. Препровожденный назавтра к Его Строгости Правосудию в лице полицейского суда на Бошер-стрит по обвинению в нарушении порядка в общественном месте, а именно в ресторане «Марио», сопротивлению полицейскому, а именно П.С.Мергатройду при исполнении обязанностей Рональд Фиш не произносил пылких речей. Он не вздымал рук к небесам, умоляя их свидетельствовать, что он благонамеренный потерпевший. Опыт, полученный дорогой ценой в университетском городке подсказал ему, что оказавшись в суровых руках закона следует назваться чужим именем, ничего не говорить и уповать на лучшее.

Незадолго до полудня, в день, последовавший за описанными выше печальными событиями Эдвин Джоунс, проживающий по адресу Криклвуд, Настурциум Виллас, 7, после того как обеднел на 5 фунтов быстро ехал не такси в гстиницу своего друга Хьюго Кармоди, чтобы там склеить свою разбитую жизнь и начать ее заново.

Что касается Джоунса, то в дороге он был предрасположен к молчанию. Он мрачно смотрел перед собой и глодал нижнюю губу. Хьюго Кармоди, напротив был склонен к ликованию. Хьюго казалось, что после неуверенного начала дела стали складываться довольно хорошо.

Хорошая складная работа, - одобрительно сказал он. Я внимательно изучал лицо судьи во время вынесения приговора и непрерывно боялся приговора в четырнадцать суток без права изменения.

Так уж случилось – вы свободны, и ваше имя никоим образом не попадет в газеты. Я называю это моральной победой. Рони отпустил нижнюю губу, чтобы криво ухмыльнуться.

По мне, так пусть хоть во всех газетах Лондона пропечатают мою фамилию. Да ладно, старик!

Славная фамилия Фиш? Разве мне теперь не все равно? Хьюго было не все равно. Он чувствовал, что его болезненная напряженность не стоила Джоунса из Настурциум Виллас. Вам не кажется, что вы уж слишком сгущаете краски по поводу всего этого?

Сгущаю краски?

Мне кажется, да. В конце концов, что произошло, когда вы там появились? Вы нашли бедняжку Сью…

Не называйте Сью бедняжкой!

Ну, нашла третьего лишнего на танцплощадке, заметил Хьюго. Что ж тут такого? Подумайте, что ж в этом плохого? Что плохого в том, что она пошла танцевать? Ведь она клялась, что мужчина ей не был знаком!

Ну, когда вы спрашивали ее, может она и не была с ним знакома. В большом городе отношения развиваются так быстро.

Она обещала мне, что ни единая не откроет душу ни кому.

А-а, а лишь глаза с веселым блеском, несомненно?

Мысли, беспокоящие Ронни и обслуживающий персонал ресторана "Марио", текли в принципиально разных направлениях.

Единственное, что волновало Ронни в данный момент - это фигура Пилбима, этого подлого хорька Пилбима, забравшегося в его гнездо, которое, впрочем, еще и не было свито, этого гнусного Казановы, побившего все мировые рекорды по скорости свершения тайных злодейств. Желая с наибольшей доходчивостью продемонстрировать объекту своей ненависти, где раки зимуют, Ронни сконцентрировал все свои усилия на преодолении расстояния между собой и Пилбимом, который благоразумно счел за лучшее ретироваться на другой конец стола.

Ресторанных же работников, напротив, больше всего беспокоила разбитая посуда. Официант уже встал на ноги, однако, стаканы остались валяться на полу, и вряд ли хоть одному из них отныне удастся оказаться в руках у клиентов "Марио", жаждущих отведать прохладительного напитка.

Чтобы донести эту простую мысль до Ронни, на поле брани, словно древнегреческий бог из "Илиады", спустившийся с небес, оказался метрдотель. Словом и жестом в этом благом начинании ему помогали два младших официанта - Официант А и Официант Б.

Однако Ронни был не в настроении вести абстрактные дебаты. Он ударил метрдотеля в низ живота, а Официанта А под ребра, и уже готовился разделаться с Официантом Б, когда путь ему преградило неожиданно прибывшее подкрепление в рядах его противника.

Отовсюду на место боевых действий стягивались официанты, упомянем лишь некоторых из них - это Официанты В, Г, Д, Е, Ж и З, Ронни попал в непростое положение. Ему показалось, что он случайно очутился на профсоюзном съезде официантов. Насколько хватало взгляда, весь театр военных действий был битком забит официантами, на помощь которым спешили все новые. Пилбим совершенно исчез из поля зрения, но Ронни был занят настолько, что времени скучать по нему уже не оставалось. Он достиг того состояния духа, который древние викинги называли "Берсерк", а современные малазийцы обозначают словом "амок".

У Ронни Фиша на протяжении жизни было множество разных мечтаний. В детстве он страстно хотел стать машинистом паровоза. В школе ему казалось, что самой увлекательной карьерой, которую мир был способен ему предложить, была карьера профессионального игрока в крикет. Позднее ему грезилась роль владельца процветающего ночного клуба. Но теперь, на двадцать шестом году жизни, все эти мечты и желания были отброшены в сторону и забыты. Единственным достойным занятием в жизни теперь казалось избиение официантов, чему он и отдался со всем воодушевлением и энергией, на которые был способен.

События, тем временем, развивались с бешеной скоростью. Официант В, опрометчиво схвативший Ронни за рукав пиджака, отлетел назад, прикрывая ладонью свой правый глаз. Официант Г, человек женатый, довольствовался позицией, занятой на периферии, попутно делая замечания на итальянском. Но Официант Д, крепкий орешек, огрел Ронни по голове тарелкой с омлетом "aux champignons", и пока последний качался под тяжестью обрушившейся на него закуски, на авансцене неожиданно появилась фигура в парадной ливрее, чье лицо было практически полностью скрыто за невероятно пышными усами, напомаженными на концах. Это был швейцар, а все, кого хоть раз выдворяли из ресторана, знают, что эти ребята - тяжелая артиллерия.

Швейцара именовали МакТиг, он провел много счастливых лет в армии, до тех пор, пока не ушел в отставку и не приступил к своим новым обязанностям. Его суровое лицо, казалось, было вырублено из твердых пород древесины, а мускулам мог позавидовать деревенский кузнец. Будучи скорее человеком дела, чем слова, он молча рассекал толпу. Только добравшись до эпицентра событий, он открыл рот. Но тут Ронни, запрыгнув на стул для достижения максимально выгодной позиции, врезал ему по носу. В ответ на этот удар швейцар издал краткое и односложное "хо", без дальнейшего промедления сгреб Ронии в свои железные объятия и потащил к входной двери, в которую как раз не спеша, входил высокий плечистый полицейский.

Несколько минут спустя Хьюго Кармоди, покинув телефонную будку на первом этаже рядом с коктейль-баром, прогулочным шагом отправился обратно на танцплощадку и с удивлением обнаружил, что скопившиеся там официанты потирают ушибленные конечности и переворачивают опрокинутые на пол столы, а притихший оркестр Леопольда в полтона наигрывает какую-то мелодию, как будто переживая увиденные только что странные события.

- Привет! - сказал Хьюго. - Что здесь происходит?

И он вопросительно посмотрел на Сью. В глазах девушки явно читался шок. И была она, если это, конечно, не обман зрения, совсем на себя не похожа.

- В чем дело? - спросил он.

- Отвези меня домой, Хьюго! Хьюго непонимающе на нее уставился.

- Домой? Уже? Вечер только начался.

- О, Хьюго, отвези меня домой прямо сейчас.

- Как скажешь, - покладисто согласился он. Теперь он был совершенно уверен, что что-то здесь все-таки произошло.

- Дай мне одну минуту, я расплачусь, и мы поедем домой. А по дороге ты мне все расскажешь. Потому как, черт меня побери, - сказал Хьюго, явно гордясь своей проницательностью, - здесь что-то происходит, точнее, произошло.

Законодательная система Великобритании - бездушная машина, однажды приведенная в действия, она игнорирует первопричины преступлений и принимает во внимание лишь их результаты. И разбитые мечты не являются для нее оправданием разбитых стаканов, не далеко можно уехать, рассказывая, что твое разбитое сердце требовало разбитых официантских носов.

Представ на следующий день перед Его безжалостным величеством Правосудием в полицейском суде на Бошер Стрит и ознакомившись с обвинением в нарушении общественного порядка в общественном же месте - а именно, в ресторане "Марио", и сопротивлении офицеру полиции - а именно Пи.Си. Мургейтройду, находящемуся при исполнении служебных обязанностей, Рональд Фиш решил обойтись без страстных речей.

Он не потрясал сжатыми кулаками и не призывал небеса в свидетели своей добропорядочности. Опыт, дорогой ценой полученный в университете, говорил ему, что когда Закон сжимает тебя своей когтистой лапой, единственно правильное решение - это назваться вымышленным именем, ничего не говорить и надеяться на лучшее.

Незадолго до полудня, на следующий день после вышеописанной болезненной сцены, Эвин Джонс, проживающий по адресу Настурциум Виллас 7, Криклвуд, только что обедневший на пять фунтов, ехал в такси по направлению к отелю, в котором остановился его старый друг Хьюго Кармоди, чтобы там собрать по кусочкам свою разбитую жизнь и попробовать начать все сначала.

Всю дорогу Джонс молчал. Он мрачно смотрел перед собой, закусив нижнюю губу. В отличие от него, Хьюго Кармоди был в превосходном расположении духа. Хьюго считал, что после неудачного начала все обернулось вполне неплохо.

- Здорово ты выкрутился, - сказал он одобрительно. Я следил за выражением лица судьи, когда зачитывали заключение, и в какой-то момент мне показалось, что тебя засадят на 14 суток без права апелляции. И вот, ты здесь, свободный человек, а твое честное имя так и не появится в газетах. Моральная победа, я так это называю.

Ронни перестал кусать свою нижнюю губу и обнажил зубы в скептической усмешке.

- Мне все равно, даже если мое имя появится в каждой лондонской газете.

- Да бог с тобой, старик! Благородное имя Фиша?

- Мне на все наплевать.

Хьюго наморщил лоб. Общение в подобном болезненном тоне, который он почувствовал, было ниже достоинства Джонсонов из Настурциум Виллас.

- Тебе не кажется, что ты перегибаешь палку?

- Перегибаю палку?

- Мне так показалось. В конце концов, положа руку на сердце, что все-таки произошло? Ты увидел бедную крошку Сью…

- Не называй ее "бедной крошкой Сью!"

- Ты увидел свою "вторую половину", - согласился Хьюго, - на танцплощадке. Ну, а почему бы нет? И что…ты следишь за моей мыслью?… из этого? Что такого ужасного в том, что она пошла потанцевать?

- С мужчиной, которого, она мне поклялась, не знает!

- Возможно, тогда, когда ты ее спрашивал, она его и не знала. Все меняется быстро в большом городе. Хотелось бы мне получить по одному фунту за каждую девушку, с которой я танцевал, ничего о ней не зная всего за пару дней до этого!

- Она мне обещала, что никуда ни с кем не пойдет. Ни с единой душой.

- И была при этом, без сомнения, на сто процентов серьезна?

Ронни и администрация ресторана Марио образовали теперь две остро противоположные школы мысли. Единственной вещью, которая, казалось, еще представляла хоть какой-то интерес для Ронни оставался Пилбим - этот раболепный, трусливый разиня, который побил все рекорды закулисного злодейства, сломав его дом, до того как он приобрел его. Ронни сконцентрировал все свои способности на том, чтобы обойти стол, на другой конец которого объект его неприязни осмотрительно отошел, и, кроме этого, чтобы не без намека показать ему, что наказание последует.

С другой стороны, для администрации насущной проблемой оставалась разбитая посуда. Официант поднялся с пола, но стаканы все еще пребывали там, и едва ли хоть один из них впредь мог пригодится клиентам Марио. Главный официант, бросившийся в драку, как какой-нибудь спускающийся с облака бог из Илиады, сделал попытку высказать Ронни свою точку зрения. А два подчиненных ему официанта - А и B - помогали ему словом и делом.

Но Ронни был не в настроении вести абстрактные споры. Он ударил главного официанта в живот, официанта А в ребра и был наготове, чтобы отделаться и от официанта B, когда его активность была пресечена внезапным приходом подкреплений. Изо всех углов залы собрались другие официанты - для краткости назовем их - C, D, E, F, J и K - и Ронни обнаружил себя изрядно сдавленным. Ему показалось, что он очутился на Собрании Официантов. Кругом, насколько хватало глаз, арена была переполнена ими, и они все продолжали прибывать. Пилбим совсем исчез, а Ронни был так занят, что даже не хватился его. Он достиг того умственного состояния, которое древние викинги называли «берсеркер и которое среди современных малайцев зовется неистовством.

В течение жизни Ронни Фиша одолевало множество стремлений. Ребенком он мечтал стать однажды машинистом. В школе наиболее привлекательной карьерой, которую может предложить мир, представлялась ему карьера профессионального игрока в крикет. Позже он надеялся содержать преуспевающий ночной клуб. Но теперь, в его 26 лет, все эти желания были отложены и забыты. Единственное, что ему еще казалось действительно стоящим внимания, заключалось в избивании официантов; и, как видно, к этому занятию он относился со всей возможной энергией и силой.

Теперь, с прибытием официантов, события начали разворачиваться значительно живее. Официант С, стремительно схвативший за рукав пальто Ронни, уходил, пошатываясь, назад, прижимая при этом руку к правому глазу. Официант D, как человек женатый, удовлетворился обыкновенным стоянием в стороне и беседой на итальянском. Официант E, сделанный, видимо, из более сурового вещества, весьма сильно ударил Ронни тарелкой, содержащей омлет с шампиньонами, и как только последний закружился под буфетом, внезапно в центре сражения появилась фигура в яркой униформе, почти вся скрытая под огромными усами, навощенными на концах. Это был швейцар парадного входа, и любой, кто хоть когда-нибудь вылетал из ресторана, точно знает, что такие швейцары отлиты из тяжелого металла.

У этого парня, носившего имя МакТиг и проведшего немало веселых лет в армии, перед тем как вступить в настоящую должность, было мрачное лицо, сделанное из твердой породы древесины, и мускулы деревенского кузнеца. Человек дела, нежели слова, он, храня молчание, прокладывал себе путь сквозь толпу. И только когда он достиг центра водоворота, заговорил. Это произошло, когда Ронни, вскочив на стул, чтобы лучше провернуть операцию, ударил его по носу. В ответ он издал короткий слог «Хо! и затем, не мешкая, сгреб Ронни в свои стальные объятия и понес его к двери, через которую в это время проходил длинный, большой, неторопливый полицейский.

Хьюго Камоди, возвратившийся спустя несколько минут в танцевальный зал с нижнего этажа, был весьма заинтересован, обнаружив здесь два вида официантов - одних - растирающих ушибленные конечности, других - расставляющих сваленные столы - и оркестр Леопольда, играющий вполголоса, подобно оркестру, только что увидевшему странные вещи.

- Привет! - сказал Хьюго. - Что-нибудь случилось?

Он вопрошающе посмотрел на Сью. Она взглянула на него, как девушка, пребывавшая в некотором шоке. Не было заметно, или глаза обманывали его, и следа ее прежней живости.

- Что случилось? - повторил он.

- Забери меня домой, Хьюго!

Хьюго пристально посмотрел на нее.

- Домой? Уже? Ночь только наступила…

- О, Хьюго, забери меня домой, как можно быстрее.

- Как хочешь. - Согласился он. Теперь он был твердо уверен, что что-то все-таки произошло случилось. - Одну секундочку - только оплачу счет, и поедем домой. А по пути ты мне обо всем расскажешь. Потому, как я вижу, - заметил Хьюго, гордящийся своей наблюдательностью, - что здесь определенно что-то случилось.

Закон Великобритании - это не чувствующая угрызений совести машина, которая, будучи однажды приведена в действие, игнорирует первопричины и смотрит только на результаты. Она не примет разбитые мечты в извинение за разбитую посуду, так же как вы не продвинетесь дальше, разбитым сердцем оправдывая избиение официантов. Поставленный на следующий день перед подавляющим величием Справедливости в полицейском участке на Боше Стрит и обвиненный в недозволенном поведении в общественном месте - а именно, в ресторане Марио, и оказании сопротивления офицеру - а именно, П.С. Мёгетройду, при исполнении его обязанностей, - Рональд Фиш не произнес ни одной страстной речи. Он даже не поднял вверх сжатые кулаки и не призвал Небеса в свидетели того, как несправедливо порочат достойного человека. Опыт, дорого приобретенный им в дни пребывания в Университете, научил его тому, что когда Закон сжимает тебя в своих когтях, единственное, что нужно сделать - это сообщить вымышленное имя, ничего не говорить и надеяться на лучшее.

Таким образом, незадолго до полудня следующего после описываемой мучительной сцены дня, Эдвин Джоунс, проживающий по адресу Настурциум Виллас, Криклвуд и обедневший на сумму в 5 фунтов, в быстром кэбе был препровожден в гостиницу к своему другу Хьюго Камоди, чтобы там склеить свою разбитую жизнь и постараться начать все заново.

Со стороны самого Джоунса в течение поездки исходило предрасположение к молчанию. Он угрюмо, не мигая, смотрел перед собой и покусывал нижнюю губу. В Хьюго Камоди, напротив, все ликовало. Ему казалось, что после мрачного старта все устраивается хорошо.

- Милая, спокойная работа, - сказал он одобряюще. - Я пристально изучал лицо директора во время заключительного собеседования и не мог вдруг не испугаться, что меня ждут две недели непрерывной работы. И теперь я - свободный человек, и нет ни шанса, чтобы мое имя попало в газеты. Моральная победа - вот как я это называю.

Нижняя губа Ронни скользнула, обнажив зубы в горькой усмешке.

- Я бы не переживал, если бы мое имя оказалось во всех лондонских газетах.

- Да ладно, старая мочалка! Это прославленное-то имя Фиша?

- А что мне остается делать?

Хьюго казался заинтересованным. Он чувствовал, эта болезненная черта была недостойна Джоунсов.

- Ты случайно не пытаешься сгустить краски?

- Сгустить краски?

- Я так думаю. В конце концов, что случится, если ты просто пойдешь туда? Ты найдешь малышку Сью…

- Не называй ее "малышка Сью"!

- Ты найдешь продолжение вечеринки, - поправился Хьюго, - на танцплощадке. Ну, почему бы нет? Что, если ты будешь там вместе со мной? Что с того, что она пошла на танцы?

- С человеком, как она клялась, ей незнакомым!

- Ну, в то время, когда ты спросил ее, она, вероятно, его еще не знала. В большом городе события происходят быстро. Если бы каждая незнакомая девушка, с которой я танцевал, дарила бы мне соверен, я мог бы уже стать миллионером.

- Она обещала, что не будет ни с кем встречаться.

- Да, но, несомненно, с веселеньким огонечком в глазах?