Он уселся, увернулся от куска сахара, брошенного дружеской рукой с соседнего столика, и одарил своих молодых друзей лучезарной улыбкой Чеширского кота.

Его твердым убеждением было всеобъемлющее господство счастья.

Если бы в тот момент поэт Браунинг оказался рядом и выразил мысль о жаворонке, парящем в небе, улитке на кусте, Всевышнем на небесах и полном порядке в мире, он бы с радостью согласился: "Метко подмечено, дружище! Точнее и не скажешь!" "Благослови Господь мою душу," сказал он, "удивительно, в какой прекрасной форме я себя сегодня нахожу.

Блеск в глазах, румянец на щеках и жизненные соки, кипящие в жилах, как, я полагаю, это называется.

Это воздух Лондона.

Он всегда действует на меня таким образом."

Понго нервно вскочил, но не потому что очередной кусок сахара ударил его сбоку по голове, что считается естественным в курительной клуба Трутней, а потому что почуял в услышанном злое предзнаменование.

С самого раннего детства чудаковатость дяди была для него открытой книгой и, возмужав, он еще более убедился в том, что не позаботившись включить его в список своих подопечных, ведущие психиатрические клиники упускали свою удачу, так что он вздрогнул, услышав как дядя говорит о Лондонском воздухе вызывающем кипение его жизненных соков.

Можно было предположить, что его родственник снова намеревается заняться самовыражением, а когда Фредерик Алтамонт Корнуоллис Твистлтон, пятый граф Икенхэмский, начинал заниматься самовыражением, решительные мужчины - Понго был одним из них - дрожали как осиновый лист.

"Беда дяди Понго, Фреда," как-то заметил глубокомысленный Пышка в той же курительной, "которая и заставляет Понго смертельно бледнеть и пропускать по паре рюмок, когда тот оказывается поблизости, заключается в том, что, будучи весьма престарелым, по приезде в Лондон он становиться настолько молодым, насколько себя ощущает и принимается расхаживать гоголем.

По-видимому, проводя весь год взаперти в деревне и не имея возможности развеяться, он накапливает, если так можно выразиться, запас чудаковатости, который растрачивает с ужасающим неистовством в периоды своих редких визитов в сердце мира.

Не уверен, знакомо ли вам значение слова 'эксцессы', но это именно то, что неизменно совершает дядя Фред всякий раз, когда вдыхает бодрящий воздух метрополии.

Заставьте Понго как-нибудь рассказать вам о дне, который они провели вместе на собачьих бегах."

Так что не удивительно, что по мере того как он говорил, младшим Твистлтоном овладевал безмолвный ужас.

Он так надеялся на возможность пережить сегодняшний обед без того, чтобы стать свидетелем актов надругательства над общественным благом, совершаемых старым лисом.

Неужели эта надежда оказалась тщетной? Был день начала состязаний между Итоном и Харроу и разговор естественно перешел к этой теме.

Горошина и Яйцо, которые получили имеющееся в их распоряжении образование на берегах Темзы, отзывались о шансах противника с пренебрежением.

Воспитанников Харроу, по их прогнозам, ожидали весьма неприятные выходные и бегство домой с позором на следующий день.

"Кстати, говоря о Харроу," сказал Горошина, "этот малыш Барми Фиппса снова здесь.

Я видел как они с Барми запасались имбирной шипучкой и, как оказалось, холодным пирогом с мясом и почками с двойным овощным гарниром."

"Ты имеешь в виду Егберта из Харроу, двоюродного брата Барми?" "Вот именно.

Того что расстреливает бразильские орехи."

Лорд Икенхэм был заинтригован.

Он всегда приветствовал возможность расширить свой кругозор и не отстать от течения современной мысли.

Значительное преимущества обедов в Трутнях, часто говорил он, состоит в возможности познакомиться с интересными людьми.

"Стреляет по орехам, говорите? Вы меня необычайно взволновали.

В свое время мне приходилось стрелять разную дичь: куропаток, шотландских куропаток, фазанов, тигров, антилоп гну и однажды, еще ребенком, я выстрелил из духового ружья в тетку своей будущей жены, испугавшись ее строгого твидового костюма, но по бразильским орехам мне стрелять не приходилось.

Тот факт, что, если я вас правильно понял, этот юноша практикует такой род стрелкового искусства лишний раз подтверждает, что любому найдется достойное занятие в этом мире.

Надеюсь, он не стреляет по неподвижным орехам?" Яйцо понял, что пожилой джентльмен упустил суть.

"Он стреляет по мишеням бразильскими орехами," пояснил он.

"Заряжает ими рогатку и сбивает с прохожих шляпы," сказал Горошина, внося еще большую ясность.

"Редко промахивается.

Практически по шляпе на каждый орех.

Мы здесь о нем много думаем."

"Почему?" "Это ведь настоящий дар, знаете ли."

"Ерунда," сказал Лорд Икенхэм.

"Забава для детского сада.

Такому учатся в младенчестве.

Много лет прошло с тех пор, как я владел рогаткой и был широко известен в спортивном мире как новый Робин Гуд, однако я и сейчас готов вихрем пронестись по шляпам Лондона, только дайте мне рогатку.

Этот ребенок, о котором вы говорите, взял с собой смертельное оружие, как вы полагаете?" "Должен был взять," сказал Яйцо.

"Никогда не путешествует без нее," сказал Горошина.

"Тогда выразите ему мое восхищение и спросите, не могу ли я позаимствовать ее ненадолго.

И достаньте мне бразильский орех."

Мелкая дрожь пробежала по телу Понго с его верхних склонов до подножия, где заканчивались его носки со стрелками.

Сбылись самые худшие ожидания, которые он испытывал относительно возможного развития событий.

Как раз сейчас, если его слова значили то, что услышал Понго, дядюшка собирался пуститься в очередное из своих искрометных похождений, которые так сильно сотрясали цивилизацию и серебрили волосы его ближайших и дражайших.

Он задрожал, соответственно, и в дополнение к дрожи издал пронзительный крик боли, какой могла бы произвести утка, которая, неспешно прогуливаясь по побережью озера, неосмотрительно наступила на разбитую бутылку из-под содовой.

"Ты что-то сказал, сынок? " вежливо спросил Лорд Икенхэм.

"Нет, правда.

Дядя Фред! То есть, к черту.

Дядя Фред! То есть, правда.

Дядя Фред, к черту все это!" "Я не вполне понимаю тебя, мой мальчик."

"Ты собираешься произвести выстрел по чьей-то шляпе?" "Я думаю, было бы опрометчиво не сделать этого.

С рогаткой редко попадаются.

Кроме того, мы не должны упускать из виду то, что цилиндры обязательны на матче Итона и Харроу, а значит рощи и заросли сегодня будут полны ими, а ведь именно цилиндр, а не котелок, не фетровая шляпа и не продольная шляпа, какую носил Шерлок Холмс, является главной целью.

Сегодня я надеюсь завладеть ценными трофеями.

Ага," сказал Лорд Икенхэм по возвращении Горошины, "так вот оно, орудие.

Я бы предпочел более упругую рукоятку, но не будем жаловаться.

Да," сказал он, перемещаясь к окну, "думаю, я справлюсь и с этим.

Все решает не рогатка, а человек, в чьих руках она находится."

Первое, чему учится охотник за крупной дичью на сафари - это смотреть и ждать, и Лорд Икенхэм не выказывал нетерпения по мере того как текли минуты и единственными живыми душами, появившимися в поле зрения были пара продавщиц и мальчик в матерчатой кепке.

Он был уверен, что еще немного, и что-то достойное бразильского ореха появится из дверей клуба Демосфенов, который стоит через улицу напротив клуба Трутней.

Он часто обедал там с единокровным братом своей жены, Сэром Раймондом Бастэйблом, известным адвокатом, и знал, что это место кишит замечательными экземплярами.

Почти ни в одном другом месте Лондона высокий шелковый головной убор не водится в таком изобилии.

"Лопни моя селезенка," сказал он, оживляя томительное ожидание приятной светской беседой, "удивительно, как живо все это напомнило мне те старые добрые дни охоты на тигра в Бенгалии.

То же напряженное ожидание затаив дыхание, то же чувство, что в любое мгновение что-то стоящее может ускользнуть из подлеска прихватив цилиндр.

Единственное отличие - это то, что в Бенгалии ты сидишь на дереве с козленком на веревке в качестве дополнительной приманки для короля джунглей.

Полагаю, слишком поздно привязывать юного родственника вашего друга Барми Фиппса к изгороди, но, если бы один из вас вышел на улицу и поблеял немного: Ха!" Дверь Демосфенов распахнулась и по ступенькам снизошел высокий, дородный, румяный мужчина средних лет, который носил свой шелковый цилиндр словно шлем Генриха Наваррского с плюмажем.

Он стоял на тротуаре и оглядывался в поисках такси с некоторым высокомерным нетерпением, как будто думая, что если он хочет такси, то десять тысяч авто должны сорваться с мест чтобы услужить ему.

"Тигр на горизонте," сказал Яйцо.

"В комплекте с цилиндром," сказал Горошина.

"Наводите на цель без промедления, вот мой совет."

"Просто жду, когда я смогу увидеть белки его глаз," сказал Лорд Икенхэм.

Понго, который теперь выглядел как человек, чье внимание только что привлекла тикающая бомба, прикрепленная к краям его одежды, повторил свое подражание раненой утке, на этот раз с еще большим чувством.

Только тот факт, что во время утреннего туалета он покрыл прическу лаком, сохранил его стянутые и причесанные локоны от того, чтобы развалиться, а отдельные волосы - от того, чтобы стать дыбом как иглы раздраженного дикобраза.

"Ради всего святого, дядя Фред!" "Мой мальчик?" "Ты не можешь подстрелить шляпу этой птицы!" "Не могу?" брови Лорда Икенхэма поднялись.

"Странно слышать эти слова из уст одного из членов нашей благородной семьи.

Разве наш представитель при Круглом столе Короля Артура сказал 'Не могу', когда был избран руководством для спасения горюющих девиц из лап двухголовых великанов? Когда при Арфлере Генри Пятый кричал 'Еще раз на пролом, верные друзья, еще раз, или завалим стены телами погибших англичан', был ли он оглушен, услышав позади голос Твистлтона, сообщающего, что он, пожалуй, не справиться? Нет! Упомянутый Твистлтон, которому впоследствии суждено было добиться успеха в битве при Азенкуре, бросился в пекло с заплетенными в косу волосами и был душой компании.

Но, возможно, ты испытываешь сомнение относительно моих способностей.

Живо ли все еще старое мастерство, спрашиваешь ты себя? Тебе не следует беспокоится.

Все, что мог сделать Вильгельм Телль, я могу сделать лучше."

"Но это старый Бастэйбл."

Лорд Икенхэм не пропустил этот факт мимо своего внимания, но открытие ни чуть не поколебало его решимости.

Будучи почитателем Сэра Раймонда Бастэйбла, он также находил в нем и отрицательные стороны.

Он считал знаменитого адвоката напыщенным, высокомерным и слишком самодовольным.

И он не ошибся в постановке этого диагноза.

Возможно, в Лондоне и существовали люди, которые были о Сэре Раймонде Бастэйбле более высокого мнения, чем Сэр Раймонд Бастэйбл, но найти их было бы нелегко, а чувство собственной уникальности и возвышенности над остальным миром неизбежно порождает высокомерие.

Отношение Сэра Раймонда к окружавшим его - его племяннику Космо, его дворецкому Пизмарку, его партнерам по бриджу, официантам в Демосфенах и, в особенности, к его сестре, Фебе Висдом, которая содержала его дом и почти ежедневно была доводима им до состояния капли слезливого студня - всегда было отношением раздражительного родового божества, которое не потерпит вздора от своих почитателей и готово, в случае малейшего несоответствия сжигаемого подношения высочайшим стандартам, заявить об этом ударами молний.

Сбить с него цилиндр бразильским орехом, по мнению Лорда Икенхэма, значило сделать его лучшим, более глубоким, более симпатичным человеком.

"Да, вон он, разглагольствует" сказал он.

"Он брат тети Джейн."

"Единокровный брат - более точный термин.

Но, как говорит старая мудрая поговорка, на бызрыбье и единокровный брат - рыба."

"Тетя Джейн сдерет с тебя шкуру живьем, если узнает."

"Она не узнает.

Именно эта мысль придает мне сил.

Но мне не следует терять время болтая с тобой, Понго, как бы сильно я не ценил твое общество.

Я вижу приближающееся такси и, если я не предприму решительных действий, моя добыча ускользнет.

По тому как дрожат его ноздри, когда он принюхивается к запаху ветра, я не могу быть уверен, что он еще не учуял меня."

Сужая пристальный взгляд, Лорд Икенхэм выпустил управляемый снаряд, не подозревая, что пока тот мчится прямо и верно к своей цели, ему суждено обогатить английскую литературу и предоставить нелегкую работенку нескольким достойным типографам и наборщикам.

Тем не менее, именно так и обстояли дела.

Вопрос о том, как писатели доходят до написания своих книг, как правило, не имеет простого ответа.

Мильтон, к примеру, спроси его как к нему пришла идея 'Потерянного рая', скорее всего ответил бы с неопределенностью "Ну, не знаю, знаете ли.

Такие вещи как бы сами вдруг появляются в голове, знаете," оставляя исследователя там же, где он был до этого.

Но в случае с рассказом Сэра Раймонда Бастэйбла 'Время коктейля' мы стоим на более твердой почве.

Он был непосредственно вдохновлен безупречным владением рогаткой дядей Понго Твистлтона, Фредом.

Не будь его прицел таким верным, допусти он промах, чего можно было ожидать, учитывая влияние ветра, и книга так и осталась бы ненаписанной.

Он сел, увернувшись от куска сахара, брошенного приятельской рукой с соседнего стола, и озарил своих молодых друзей улыбкой Чеширского кота.

Он обоснованно считал, что всем правила радость.

Если бы в этот момент мимо проходил поэт Браунинг и намекнул ему, что "на колючие кусты льются трели сладки, Бог взирает с высоты - в мире все в порядке", он тотчас бы согласился и воскликнул: "Вы отметили это как нельзя лучше, дружище! Как вы правы!" "Да благословит меня Господь", - сказал он, - "я действительно чувствую себя сегодня особенно бодрым.

Глаза сияют, щеки горят и эликсир жизни уверенно течет по моим венам, и наверняка это видно со стороны.

Это все Лондонский воздух.

Он всегда так действует на меня".

Тут Понго почувствовал раздражение, но не потому, что еще один большой кусок сахара ударил его по голове, поскольку в курительной комнате "Трутней" каждый мог взять их сколько угодно, а потому, что он нашел эти слова предвещающими что-то нехорошее.

С самого раннего детства он очень хорошо знал чудачества своего дяди, и когда он стал взрослым, он убедился сильнее, чем когда-либо, что, не желая принимать его в свое членство, такие учреждения, как Колни Хэтч и Хэнвелл, много теряют, но он трусил каждый раз, когда слышал, как дядя говорит о Лондонском воздухе, который уверенно наполняет его вены жизненной силой.

Казалось, что его родственник снова хотел самовыразиться, а когда Фредерик Альтамонт Корнваллис Твислтон, пятый граф Икенхем, начинал выражаться, даже храбрецы - а Понго был одним из них - дрожали, как камертон.

"Проблема, созданная дядей Понго Фредом", - заметил однажды внимательный Крампет в этой же курительной комнате, - "которая заставляет Понго бледнеть, когда он рядом, состоит в том, что, несмотря на преклонный возраст, по прибытии в Лондон, он становится молодым настолько, насколько он сам себя чувствует, и начинает ступать гордо, широко и с размахом.

Похоже на то, что, будучи весь год запертым в провинции без возможности выбраться, он накапливает, если это то слово, которое мне нужно, запас чудачеств, который стремительно расходуется при его редких посещениях города.

Я не знаю, знакомы ли вы со словом 'крайность', но оно как нельзя лучше подходит к тому, что неизменно совершает Фред, дядя Понго, когда он вдыхает бодрящий воздух столицы.

Попросите Понго рассказать вам когда-нибудь о том дне, когда они были вместе на собачьих бегах".

Пока он говорил все это, молодой Твислтон чувствовал смутные опасения.

Он еще надеялся пережить сегодняшний завтрак без особых выходок пожилого потомка бакалавра ради общественного блага.

Суждено ли было этой надежде сбыться? Так как в тот день происходило открытие соревнований Итона и Харроу, разговор, естественно, перешел на эту тему, а Бин и Эгг, вспоминая о подготовке, полученной в колледже на Темзе, были невысокого мнения о шансах противника.

Они говорили, что Харроу ожидает неудачный выходной, и завтра те с позором поплетутся домой.

"Кстати, о Харроу", - сказал Бин, "тот парень Барми Фиппса опять с нами.

Я видел, как они с Барми запивали газированной водой то, что выглядело как холодный паштет из почек и телятины".

"Вы имеете в виду кузена Барми, Эгберта из Харроу?" "Да, верно.

Он использует бразильские орехи в стрельбе".

Лорд Икенхем был заинтригован.

Он никогда не пренебрегал возможностью расширить свой кругозор, чтобы не отстать от современных интересов.

Огромное достоинство завтрака в "Трутнях", говорил он частенько, в том, что там можно встретить очень интересных людей.

"Использует бразильские орехи, не так ли? Весьма интересно.

В свое время я много чего стрелял - рябчиков, фазанов, куропаток, тигров, антилоп, а однажды, будучи еще мальчиком, я выстрелил из распылителя в тетю, одевшую шикарное твидовое платье на свадьбу, - но я никогда не стрелял по бразильским орехам.

Факт состоит в том, если я понимаю вас правильно, что этот юноша таким образом тренируется в искусстве меткой стрельбы, и это еще раз доказывает, что для достижения цели все средства хороши.

Это ведь сорванные бразильские орехи?" Эггу было очевидно, что пожилой джентльмен упустил суть.

"Он стреляет бразильскими орехами", - объяснил он.

"Кладет их в рогатку и сбивает шляпы с людей", - сказал Бин, разъясняя еще подробнее.

"Кроме того, очень редко промахивается.

Практически каждый орех сбивает шляпу.

Мы возлагаем на него большие надежды".

"Почему?" "Ну, ведь это большой талант".

"Ерунда", - сказал Лорд Икенхем.

"Детский лепет.

Это одна из тех вещей, которым каждый учится еще на коленях у матери.

Прошло много лет с тех пор, как у меня была своя рогатка, и я был известен в спортивном мире как английский ответ Энни Окли, но если бы у меня была рогатка сейчас, я уверен, что, проходя мимо лондонских шляп, не упустил бы шанса поразвлечься.

Носит ли этот ребенок, о котором вы говорите, свое смертоносное орудие с собой, как вы думаете?" "Скорее всего", - ответил Эгг.

"Никогда не ходит без него", - сказал Бин.

"Тогда передайте ему мои поздравления и спросите, не могу ли я позаимствовать это орудие на мгновение.

И принесите мне бразильский орех".

Мелкая дрожь охватила Понго от затылка до кончиков носков.

Опасения, которые он испытывал относительно наступающих событий, приняли четкую форму.

Было похоже на то, что, если его слова действительно означали то, что казалось, его дядя собирался вытворить нечто из ряда вон выходящее, что запросто могло бы потрясти цивилизацию и убелить сединами головы его родных и близких.

Он содрогнулся и вдобавок к этому издал резкий страдальческий звук, какой могла бы издать утка, если бы она, мечтательно прогуливаясь около водоема, имела неосторожность наступить лапкой на осколок бутылки из-под содовой.

"Ты что-то сказал, сынок?" - вежливо поинтересовался Лорд Икенхем.

"Нет, в самом деле.

Дядя Фред! Я имею в виду, бросьте это.

Дядя Фред! Я хочу сказать, в самом деле.

Дядя Фред, бросьте это все!" "Я не уверен, что правильно понимаю тебя, мой мальчик".

"Вы собираетесь сбить чью-то шляпу?" "Я думаю, это не столь глупо.

Не так уж часто выпадает возможность пострелять из рогатки.

И есть вещь, которую мы не должны упустить - ведь на соревнованиях Итона и Харроу принято носить цилиндры, и все тайные убежища в кустах будут заполнены ими, и конечно, скорее цилиндр, чем котелок или высокая войлочная шляпа, какую носил Шерлок Холмс, будет являться первичной целью.

Я надеюсь добиться прекрасных результатов.

Ага", - сказал Лорд Икенхем, когда вернулся Бин, - "вот и инструмент.

Я предпочел бы обмотанную рукоятку, но нам не следует быть привередливыми.

Да", - сказал он, подходя к окну, - "думаю, я справлюсь.

Ведь не рогатка красит человека, а человек рогатку".

Первое, чему должен научиться охотник до больших игр - это наблюдать и ждать, и Лорд Икенхем не показал ни малейшего нетерпения, в то время как минуты шли, а единственными оказавшимися в поле зрения людскими душами были пара продавщиц и мальчик в кепке.

Он был уверен, что вскоре кое-что достойное его бразильского ореха появится рядом с клубом Демосфен, который стоит напротив "Трутней".

Он часто завтракал там со сводным братом своей жены - сэром Раймондом Бастаблом, выдающимся адвокатом, и он знал, что в этом месте было полно незаурядных личностей.

Больше нигде в Лондоне не были так популярны высокие шелковые головные уборы.

"Чтоб мне провалиться", - сказал он, оживляя скуку ожидания приятной речью, - "просто потрясающе, как ярко это напоминает мне старые добрые времена охоты на бенгальских тигров.

То же самое напряженное предвкушение, то же самое чувство, захватывающее дух, что в любой момент добыча может улизнуть в кусты, сверкнув цилиндром.

Единственное различие состоит в том, что в солнечном Бенгале каждый сидел на дереве с ребенком, привязанным к нему, чтобы создать дополнительную приманку для повелителя джунглей.

Я полагаю, уже слишком поздно привязывать этого молодого кузена вашего друга Барми Фиппса к перилам, но если бы один из вас вышел на улицу и немного помычал...

Ха!" Дверь Демосфена распахнулась, и оттуда спустился высокий, крепкий, румяный человек среднего возраста, который носил высокий шелковый цилиндр подобно оперенному шлему Генри Наваррского.

Он стоял на тротуаре, оглядываясь по сторонам в поисках такси с таким надменным нетерпением, будто он думал, что, если он захотел поймать такси, десять тысяч таксистов должны броситься с мест, чтобы отвезти его.

"Тигр на горизонте", - сказал Эгг.

"Да еще и в цилиндре", - добавил Бин.

"Прицеливайтесь, не теряя ни секунды, - вот мой совет".

"Я жду, чтобы увидеть белки его глаз", - сказал Лорд Икенхем.

Понго, чье выражение лица было теперь как у человека, до сознания которого дошло, что к его пальто привязана тикающая бомба, снова изобразил раненую утку, вложив еще больше чувства на этот раз.

Только тот факт, что он намазал их лаком, совершая утренние гигиенические процедуры, уберег его уложенные и причесанные волосы от растрепывания и каждый отдельный волос от вставания дыбом подобно иглам беспокойного ежа.

"Ради Бога.

Дядя Фред!" "Что, мой мальчик?" "Ты не можешь сбить цилиндр с этого человека!" "Не могу?" Лорд Икенхем нахмурил брови.

"Странное слово, чтобы слышать его из уст члена нашего гордого семейства.

Говорил ли наш представитель у круглого стола короля Артура 'не могу', когда получил от правителя приказ идти и спасать несчастных девиц от двухголовых гигантов? Когда Генри Пятый в Харфлере кричал: 'Еще раз в атаку, друзья мои, еще раз, или закройте укрепления трупами наших англичан', был ли он смущен, слыша дрожащий голос Твислтона, говорящего, что он не способен справиться с этим? Нет! Напротив, Твислтон, чтобы преуспеть при сражении у Азенкура, моментально взялся за дело и был хозяином положения.

Но может быть, ты сомневаешься относительно моих способностей? Ты спрашиваешь себя, остались ли у меня прежние навыки? Ты вовсе не должен беспокоиться.

Все, что мог сделать Вильям Телл, я могу сделать лучше.

"Но это старый Бастабл".

Лорд Икенхем уже и сам заметил это, но открытие не изменило его решения.

Хотя он уважал сэра Раймонда Бастабла, сейчас он увидел в нем много отрицательного.

Он нашел выдающегося адвоката напыщенным, высокомерным и слишком довольным собой.

В формулировке своей оценки он не ошибся.

Возможно, имелись люди в Лондоне, которые думали более высоко о cэре Раймонде Бастабле, чем сам cэр Раймонд Бастабл, но их пришлось бы долго искать, а чувство исключительной обособленности и возвышенности над остальной частью мира неизбежно порождает высокомерие.

Отношение cэра Раймонда к своему окружению - племяннику Космо, дворецкому Писмарчу, деловым партнерам, официантам в Демосфене и особенно к сестре Фебе Виздом, которая вела его хозяйство и у которой он ежедневно вызывал каплю слезного желе, всегда было как у раздражительного племенного бога, который не намерен терпеть никакую чепуху от своих поклонников и был готов, если копченое жертвоприношение в чем-то не соответствовало самому высокому стандарту, метать молнии.

Если сбить с него цилиндр бразильским орехом, по мнению Лорда Икенхема, можно было бы сделать его лучше, чувствительнее и привлекательнее.

"Да, вот он и попался", сказал он.

"Это брат тети Джейн".

"Сводный брат - более подходящее выражение.

Однако, как гласит старая мудрая поговорка, лучше иметь сводного брата, чем совсем никого".

"Тетя Джейн спустит с тебя шкуру, если узнает".

"Она не узнает.

Это мысль, которая придает мне силы.

Но я не должен тратить время впустую, болтая с тобой, мой дорогой Понго, слишком долго, поскольку мне всегда приятно пообщаться с тобой.

Я вижу приближающееся такси, и если я сейчас же не приму меры, моя добыча унесется вместе с ветром.

Судя по тому, как дрожат его ноздри, когда он вдыхает воздух, я не уверен, что он еще не учуял меня".

Точно прицелившись, Лорд Икенхем выпустил наведенный снаряд, смутно осознавая, по мере того, как орех летел прямо к своей цели, что он мог бы обогатить английскую литературу и обеспечить работой множество печатников и наборщиков.

В действительности все так и было.

Вопрос о том, как авторам удается писать свои книги, вообще не из тех, на которые легко можно дать ответ.

Если, например, спросить Милтона о том, как к нему пришла идея о "Потерянном рае", он, скорее всего, ответит неопределенно: "О, вы знаете, я не знаю.

Такие вещи просто приходят в голову, разве вы не знаете", оставляя задавшего вопрос в том же самом положении.

Но с романом cэра Раймонда Бастабла "Время коктейля" все предельно ясно.

Он целиком был навеян метким попаданием дяди Понго Твислтона Фредом.

Будь его цель не такой безошибочной, промахнись он, что, вообще говоря, было довольно легко сделать, учитывая сопротивление воздуха, эта книга никогда не была бы написана.

Лорд Икенхэм уселся, ловко увернулся от кусочка сахара, по-приятельски пущенного с соседнего столика, и, словно Чеширский кот, просиял улыбкой.

Миром владела радость.

Подвернись ему сейчас поэт Браунинг, утверждающий, что птица летит, улитка ползет, Бог в своих небесах, и в порядке мир (1), лорд Икенхэм горячо бы его поддержал: "Верно подмечено, дружище! Точнее и не скажешь!" - В самом деле, сегодня я чувствую себя просто на удивление замечательно! Глаза горят, румянец на щеках, и жизни сок проснулся в жилах - так, кажется, говорится.

Это все воздух Лондона, он всегда так на меня действует.

Понго вздрогнул, как ужаленный, но не оттого, что следующий кусочек сахара угодил ему прямо в голову - в курительной комнате "Трутней" к подобным вещам относились спокойно - а оттого, что эти слова показались ему зловещими.

С самого детства для Понго не было секретом, что у дяди не все дома, а с возрастом он окончательно убедился, что заведения вроде Колни Хэтч и Хэнвелл (2) много потеряли, не включив дядюшку в списки своих членов, поэтому замечание лорда Икенхэма насчет оживления жизненных соков под действием лондонского воздуха привело Понго в ужас.

Судя по всему, его родственничек опять вознамерился показать, на что способен, а когда Фредерик Олтамонт Корнуоллес Туислтон, пятый граф Икенхэмский, начинал демонстрировать свои таланты, мужи, сильные духом, - среди них и Понго - тряслись, как осиновые листья.

- Вся беда с дядей Фредом, - как-то заметил рассудительный Пончик в этой же самой курительной, - в том, что, приезжая в Лондон, он напрочь забывает о своем почтенном возрасте и резвится напропалую, как мальчишка.

Из-за этого Понго в его компании бледнеет, как смерть, и заказывает выпивку целыми обоймами.

Старик, похоже, круглый год безвылазно сидит в своей глуши и накапливает, если так можно выразиться, изрядный запас сумасбродства, который с колоссальной силой растрачивает во время своих редких наездов в столицу.

Не уверен, известно ли вам значение слова "эксцессы", но именно это неизменно позволяет себе дядя Фред, едва почует бодрящий воздух Лондона.

Попросите как-нибудь Понго рассказать, как они вместе были на собачьих бегах.

Вполне понятно, что дядюшкины слова вызвали у младшего Туислтона безотчетный страх.

Он изо всех сил надеялся, что сегодняшний обед пройдет гладко и старый болван не учинит какое-нибудь крупное безобразие.

Неужели его надежда была тщетной? Само собой, в день начала соревнований между Итоном и Харроу разговор крутился вокруг предстоящего матча.

Омлет и Стручок, выпускники Итона, о шансах соперников отозвались весьма пренебрежительно.

Харроу, пророчили они, ждал препаршивый уик-энд, а после этого беднягам придется искать окольные пути домой, чтобы никто не видел их оборванных ушей.

- Кстати, о Харроу, - вспомнил Омлет, - родственник Барми Фиппса снова здесь.

Я видел его вместе с Барми - они заправлялись имбирным пивом и холодным пирогом с почками под двойным овощным гарниром.

- Эгберт, кузен Барми из Харроу? - Да.

Тот самый, стрелок бразильских орехов.

Лорд Икенхэм был заинтригован.

Он всегда радовался возможности расширить свой кругозор, чтобы идти в ногу с передовыми идеями.

Немалая польза обедов в "Трутнях", любил повторять он, в том, что здесь можно встретить интереснейших людей.

- Он стреляет по бразильским орехам? Как необычно! В свое время я удачно охотился на тетеревов, фазанов, куропаток, тигров и антилоп, а однажды, еще мальчишкой, из воздушного ружья попал в тетушку жены - угодил ей прямо в тыл, обтянутый твидом, но ни разу мне не довелось подстрелить бразильский орех.

Подобные упражнения этого юноши в искусстве стрельбы, если я все правильно понял, еще раз подтверждают, что каждый совершенствуется по-своему.

Я надеюсь, эту мишень поразить не так легко? Омлет сообразил, что суть разговора до дядюшки не дошла.

- Эгберт стреляет бразильскими орехами, - пояснил он.

- Вставляет их в рогатку и р-раз - прямо кому-нибудь по шляпе, - добавил Стручок.

- При этом почти никогда не промахивается.

Каждый выстрел - сбитая шляпа.

Мы здорово его уважаем.

- За что? - У него редкий талант.

- Чушь! - заявил лорд Икенхэм - Детский сад.

Таким вещам учатся с пеленок.

Много лет назад у меня тоже была рогатка, и в спортивном мире Англии меня называли не иначе как "наш ответ Энни Оукли" (3).

Дайте мне сейчас рогатку, и шляпы лондонцев как ветром сдует.

Интересно, при себе ли у этого отрока сие убийственное орудие? - Конечно, - ответил Омлет.

- Он без рогатки - никуда, - добавил Стручок.

- Тогда передайте ему от меня поклон и спросите, не могу ли я временно воспользоваться его оружием.

И принесите мне бразильский орех.

При этих словах Понго содрогнулся до глубины своих крапчатых носков.

Сбылись самые худшие его страхи.

Если верить дядюшкиным словам, он опять собирался устроить одну из своих буйных выходок, которые в немалой степени способствовали потрясению цивилизации и поседению ближайших родственников.

Итак, Понго содрогнулся и вдобавок сдавленно крякнул, словно утка у пруда, которая внезапно очнулась от блаженных грез, порезавшись о разбитую бутылку.

- Ты что-то сказал, сынок? - вежливо осведомился лорд Икенхэм.

- Нет, в самом деле, дядя Фред! То есть, черт побери, дядя Фред! Проклятье, я серьезно, дядя Фред! - Боюсь, не совсем тебя понимаю, мой мальчик.

- Вы что, вправду собираетесь всадить кому-нибудь по шляпе? - Разумеется.

Глупо упускать такой случай.

Не каждый день к тебе в руки попадает рогатка.

К тому же не забывай, что на матче между Итоном и Харроу для публики обязательны цилиндры, поэтому все лужайки и рощицы будут просто кишеть ими.

А цилиндр - гораздо более важная мишень, чем, например, котелок, фетровая шляпа или кепи а ля Шерлок Холмс.

Я рассчитываю добыть несколько славных трофеев.

Стручок принес рогатку.

- А вот и оружие, - обрадовался лорд Икенхэм.

- Я бы предпочел более упругую рукоять, но придется обойтись тем, что есть.

Да, - сказал он, приблизившись к окну, - думаю, я справлюсь.

Важна ведь не рогатка, а стрелок.

Первый урок, который должен усвоить на сафари охотник за крупной дичью - это затаиться и ждать.

Минута проходила за минутой, в поле зрения не было ни души, кроме нескольких продавщиц и мальчика в матерчатой кепке, но лорд Икенхэм не проявлял признаков нетерпения.

Он был уверен, что цель, достойная его бразильского ореха, вскоре появится из дверей клуба "Демосфен", располагавшегося через дорогу от "Трутней".

Он частенько обедал в этом клубе со сводным братом жены - сэром Рэймондом Бастаблом, известным адвокатом, - поэтому знал, что там можно найти превосходные экземпляры: почти нигде в Лондоне шелковые цилиндры не водились в таком изобилии.

- Чтоб мне лопнуть! - воскликнул он, разбавляя утомительное ожидание легкой светской беседой.

- Как живо это напомнило мне добрые старые времена, когда я охотился на тигров в Бенгалии.

То же напряжение, так же захватывает дух при мысли о том, что в любой момент из кустов может выскочить дикий зверь, яростно хлещущий себя по бокам цилиндром.

Только в Бенгалии ты сидишь на дереве, под которым в качестве живой приманки для царя джунглей привязан козленок.

Теперь, наверное, уже поздно привязывать юного кузена вашего друга Барми Фиппса к перилам, но если бы кто-то из вас вышел на улицу и тихонько проблеял: Ага! Дверь клуба "Демосфен" распахнулась и по ступенькам спустился высокий, тучный джентльмен средних лет с красным лицом, который носил свой высокий шелковый цилиндр, словно это был украшенный плюмажем шлем Генриха Наваррского.

Он остановился на тротуаре, оглядываясь в поисках такси с надменным нетерпением человека, уверенного в том, что десять тысяч авто должны сорваться со стоянок, едва он пожелает проехаться.

- Тигр на горизонте, - сообщил Омлет.

- В комплекте с цилиндром, - прибавил Стручок.

-Берите его на мушку и не мешкайте, мой вам совет.

- Надо дождаться, пока блеснут белки его глаз, - ответил лорд Икенхэм.

У Понго в этот момент был такой вид, как будто ему только что показали на бомбу с часовым механизмом, привязанную к его пиджаку.

Он снова изобразил раненую утку, на сей раз крякнув еще более выразительно.

Если бы во время утреннего туалета Понго не смазал волосы бриллиантином, то сейчас его уложенная шевелюра непременно бы распалась на отдельные пряди, а каждый волосок встал дыбом, как иголки на спине рассерженного дикобраза.

- Ради всего святого, дядя Фред! - Да, мой мальчик? - Вы не станете сбивать цилиндр с этого человека.

Это невозможно! - Невозможно? - лорд Икенхэм вздернул брови.

- И это слово я слышу от одного из отпрысков нашего славного рода! Мог ли наш предок, рыцарь Круглого стола при дворе короля Артура, сказать "это невозможно" в ответ на повеление освободить прекрасную деву из лап двухголового великана? Когда Генрих V при осаде Арфлёра вскричал: "Все на амбразуру, друзья мои, или закроем стену своими мертвыми телами!", не остановился ли он, услышав из задних рядов голос одного из Туислтонов, хныкающего, что он не справится? Нет! Этот самый Туислтон, впоследствии отличившийся в битве при Азенкуре, стянул волосы узлом и ринулся в бой, увлекая остальных своим примером! А может быть, ты сомневаешься в моих способностях? Сохранил ли старик остатки былого мастерства, спрашиваешь себя ты.

Не тревожься.

В меткости я не уступлю Вильгельму Теллю.

- Но это же сам Бастабл! Данное обстоятельство не ускользнуло от внимания лорда Икенхэма, однако ничуть не поколебало его решимости.

Несмотря на дружеские чувства к сэру Рэймонду Бастаблу, лорд Икенхэм многое в нем не одобрял.

Он считал знаменитого адвоката высокомерным и напыщенным индюком, причем отнюдь не ошибался в своем определении.

Возможно, в Лондоне кто-то и ценил сэра Рэймонда Бастабла выше, чем сэр Рэймонд Бастабл, но такие сыскались бы с превеликим трудом, а чувство собственной исключительности и превосходства над остальным миром неизменно порождает гордыню.

В своем отношении к окружающим - его племяннику Космо, его лакею Пизмарчу, партнерам по бриджу, официантам из "Демосфена", а особенно к его сестре, Фебе Уиздом, которая вела его хозяйство и была доведена им до состояния бесформенного сгустка робости и слез, - сэр Рэймонд походил на вечно капризного божка какого-нибудь племени, который не потерпит глупостей от своих почитателей и не преминет выразить свое недовольство, меча громы и молнии, если приносимая на алтарь жертва хоть в чем-то уступит его строжайшим требованиям.

По мнению лорда Икенхэма, сбить бразильским орехом цилиндр с головы этого сноба - значит сделать его лучше, добрее и человечнее.

- Да, вон он красуется, - подтвердил лорд Икенхэм.

- Но он брат тёти Джейн.

- Точнее, сводный брат.

Но, как говорит народная мудрость, лучше сводный брат, чем пустая миска.

- Тетя Джейн четвертует вас, если узнает.

- Она не узнает.

Это как раз и придает мне уверенности.

И все же, милый Понго, как ни приятно поговорить с тобой, мне не следует терять времени.

Приближается такси, и если я не потороплюсь, то мой тигр улизнёт, только его и видели.

Он втягивает носом воздух и, судя по тому, как раздуваются его ноздри, я опасаюсь, что он уже учуял меня.

Прищурившись, лорд Икенхэм выпустил метательный снаряд точно в цель, даже не подозревая, что своим выстрелом впоследствии обогатит английскую литературу и обеспечит работой многих достойных издателей и композиторов.

Тем не менее, это действительно было так.

Как правило, немногие авторы могут с ходу ответить, почему они написали свои книги.

Скорее всего, когда Мильтона спросили, откуда у него возникла идея "Потерянного рая", он отделался туманными фразами вроде "Ах, да я и не знаю.

Такие вещи как-то сами собой приходят в голову, разве непонятно?", оставив вопрошающих ни с чем.

Однако же, что касается романа сэра Рэймонда Бастабла "Время коктейлей", причина его появления известна доподлинно.

Поводом для его написания послужила исключительно меткая стрельба из рогатки лорда Икенхэма, дядюшки Понго Туислтона.

Будь попадание не столь верным, - а ведь, с учетом поправки на ветер, дядя Фред вполне мог промахнуться, - этой книге не суждено было бы увидеть свет.

(1) Цитата из драмы Р. Браунинга "Пиппа проходит", пер. Н. Гумилева

(2) Известные дома для умалишенных в графстве Мидлсекс (3) Энни Оукли (1860-1926) - американская цирковая артистка-снайпер

Он уселся, ловко пригнулся, увернувшись от кусочка сахара, который кто-то по-дружески запустил в него с соседнего стола, и, как чеширский кот, расплылся в довольной улыбке.

Он искренне верил, что в мире торжествует радость.

Если бы в эту минуту вошел поэт Брaунинг и, обратившись к нему рассказал, что птица летит; улитка ползет; Бог - как всегда на небе, и жизнь своим чередом идет, он бы с восторженно вторил ему: "Как верно сказано, друг мой! Без лишних слов!" - Боже мой, -как замечательно я себя чувствую! - воскликнул он.

Просто удивительно! Ясный взгляд, здоровый цвет лица, и в жилах кровь кипит, так, кажется, говорится.

Это все Лондонский воздух.

Он всегда на меня так действует.

Понго вдруг сильно вздрогнул, впрочем, не оттого, что ему в голову прилетел очередной кусочек сахара - в курительной клуба "Трутень" это было привычным делом, а оттого, что в этих словах он услышал предвестие беды.

Еще в детстве чудаковатость дяди была ему очевидна, а повзрослев, он стал убежден, что такие заведения, как Колни Хэч и Хэнвелл теряли в лице дядюшки очень ценного клиента; поэтому от рассуждений о лондонском воздухе и кипящей крови, Понго становилось откровенно не по себе.

Они означали, что его родственник опять вознамерился самовыразиться, а когда Фредерик Элтамон Корнуоллис Твистлтон, пятый граф Икенхэма самовыражался, даже сильные люди, к коим Понго себя причислял, начинали трястись мелкой дрожью.

"Оттого все хлопоты с дядей Фредом",- глубокомысленно заметил как-то раз Пряник в этой же самой курительной, - "и оттого, в его присутствии бедный Понго бледнеет и спешит замахнуть пару рюмок, что в Лондоне этот преклонный старец вдруг молодеет духом, и его неизменно тянет на подвиги.

Похоже, что, сидя в своем поместье круглый год, в нем, так сказать, копится огромное количество сумасшествия, которое с невероятной энергией выплескивается из него во время редких набегов в столицу.

Я не знаю, знакомо ли вам слово "эксцесс", но это именно то, что неизменно случается с дядей Фредом, стоит лишь ему вдохнуть бодрящий воздух мегаполиса.

Спросите как-нибудь у Понго, что однажды приключилось на собачьих бегах".

Поэтому неудивительно, что при этих речах дяди, молодого Твистлтона охватил ужас.

Он так надеялся, что хотя бы на этот раз старый мерзавец не посягнет на общественный порядок, и им наконец удастся спокойно пообедать.

Неужели его надежды снова не оправдаются? Поскольку в тот день должна была состояться первая игра между Итоном и Хэрроу, разговор сам собой перешел к этому событию.

Стручок и Желток, получившие свой необременительный багаж знаний в известном учебном заведении на берегах Темзы, подсмеивались над противниками и их шансами на победу.

По их прогнозам гостям из Хэрроу суждено было с треском проиграть, а на утро, поджав хвосты, отправиться восвояси.

- Кстати, раз уж зашел разговор, - начал Стручок, - тот парень, приятель Бами Фипса снова играет за нас.

Я видел, как они с Бами заправлялись имбирным пивом и мясным пирогом с овощами, если не ошибаюсь".

- Ты хочешь сказать Эгберт, родственник Бами из Хэрроу? - Да, он самый.

Он еще стреляет бразильские орехи.

Лорд Икенхэм насторожился.

Он всегда был рад возможности расширить горизонты своего познания и старался идти в авангарде современной мысли.

Старик как-то признался, что любит обедать в "Трутне" именно потому, что здесь часто можно встретить столь неординарных личностей.

- Вы сказали, стреляет бразильские орехи, а? Вы меня несколько смутили.

В свое время я много чего стрелял - рябчика, фазана, куропатку, тигра, антилопу гну, а однажды, еще мальчишкой, из духовика подстрелил тетку, попав в заднюю часть ее добротного твидового платья, - но, чтобы бразильские орехи стрелять - это мне право никогда не доводилось.

Тот факт, что этот юноша, если я правильно понял, регулярно практикуется в столь тонком искусстве стрельбы, лишний раз подтверждает, что спрос есть на всякий труд.

Надеюсь он бьет их в лет? Желток понял, что старик явно не уловил смысла.

- Он стреляет бразильскими орехами по мишеням, - принялся он объяснять.

- Берет орех, берет рогатку, заряжает, и пуляет ими по шляпам, - продолжил Стручок.

- Кстати, очень редко промахивается.

Практически каждый орех в шляпу.

Он у нас в большом почете.

- Почему? - Ну как же - такой талант! -- Чушь, - сказал лорд Икенхэм.

- Детский сад.

Этим и сопливого младенца не удивишь.

Много лет прошло уже с тех пор, как у меня была рогатка, а среди стрелков я был известен не иначе как английский Энни Оукли.

Но если бы я взялся пострелять из рогатки сейчас, гарантирую, я не пропустил бы в Лондоне ни одной шляпы.

Полагаете, у юнца, о котором вы тут говорили, это смертоносное оружие при себе? - Скорее всего, - сказал Желток.

- Он с ней не расстается, - добавил Стручок.

- Тогда передайте ему мои восторженные комплименты, и спросите, не одолжит ли он ее мне на минутку.

И принесите мне орех.

Внезапная дрожь пробежала по телу Понго, от затылка, до самых кончиков гольф.

Похоже, его предчувствия о недобром характере намерений дяди начали обретать реальные очертания.

Даже теперь, если его слова означали лишь то, что ему казалось, они означали, дядя готовился к одной из своих буйных задумок, которые неоднократно сотрясали мир и добавили седины его родным и близким.

Он содрогнулся и, в добавок, вдруг резко и страдальчески крякнул, как утка, чинно проплывающая по пруду, и по неосторожности поранившая лапку о разбитую бутылку.

- Ты что-то сказал, сынок? - любезно поинтересовался лорд Икенхэм - Да нет, ничего.

Дядя Фред! То есть:э-э, тьфу ты.

Дядя Фред! В самом деле.

Дядя Фред, тьфу ты! - Мне кажется я не совсем тебя понимаю, мой мальчик.

- Ты что, собираешься заехать кому-то по шапке? - Я думаю, было бы глупо не воспользоваться такой возможностью.

Не часто нынче удается подержать в руках рогатку.

И заметь, на матч Итона и Хэрроу всем зрителям надлежит явиться при параде, поэтому в кустах и зарослях сегодня будет предостаточно цилиндров.

А какая мишень по-твоему считается самой привлекательной: котелок, гомбург, или быть может кепка, вроде той, что носил Шерлок Холмс? Нет, дорогой мой друг.

Цилиндр, только цилиндр! Полагаю, мне сегодня удастся добыть пару трофеев.

Ага! А вот и орудие.

- воскликнул лорд Инкхэм, при виде вернувшегося Стручка.

- Хорошо бы рукоятка была покрепче, но не будем привередничать.

Так-так, - произнес он, приближаясь к окну - думаю, все будет как надо.

В конце концов, не рогатка главное, а то в чьих она руках.

Первый урок, который осваивает любитель сафари, это умение сидеть в засаде и ждать.

Лорд Икенхэм проявил в сей науке не дюжее терпение: минуты пробегали одна за другой, а на улице не было ни души, кроме пары модисток да мальчишки в легкой льняной кепке.

Впрочем, он был уверен, что еще немного и в поле зрения непременно появится что-то стоящее бразильского ореха, какой-нибудь завсегдатай клуба "Демосфен", расположившегося напротив от "Трутня".

Он сам там частенько обедал со своим шурином, сэром Рэймондом Бэстеблом, выдающимся адвокатом, и знал, что в сем заведении попадаются отличные экземпляры.

Редко где еще в Лондоне увидишь подобное изобилие цилиндров.

- Будь я проклят! - не выдержал он, в надежде скрасить утомительное ожидание приятной светской беседой.

- Невероятно как все это живо напоминает о тех днях, когда я охотился на бенгальских тигров.

То же напряженное выжидание, то же затаенное дыхание и предчувствие, что вот-вот из-за кустов покажется кто-то большой в шикарном цилиндре.

Пожалуй, разница лишь в том, что в солнечной Бенгалии приходилось сидеть на дереве и держать на поводу мальчонку, чтобы заманить хозяина джунглей.

Полагаю сейчас уже поздно привязывать юного родственника вашего Бами Фипса к ограде, но если кто-нибудь из вас выйдет на улицу и немного поблеет : Ага! Двери клуба "Демосфен" распахнулись и по ступенькам начал спускаться высокий, грузный, румяный джентльмен средних лет.

На его голове, высоко и гордо, подобно плюмажному шлему Генриха Навварского, сидел цилиндр.

Господин стоял на тротуаре, поглядывая в обе стороны в ожидании такси, и был явно удивлен, что по одному его хотению к такой важной персоне в ту же минуту не съехались десять тысяч авто.

- Тигр на горизонте, - решительно произнес Желток - Во всей красе, с цилиндром, - добавил Стручок.

- Мой вам совет - не мешкайте, прицеливайтесь.

- Подпущу поближе.

Хочу видеть его глаза, - сказал лорд Икенхэм.

У Понго был такой вид, будто ему секунду назад сообщили, что он случайно сел на бомбу.

Тут бедняга еще раз исполнил партию раненной утки, но теперь уже с большей экспрессией.

Хорошо, что этим утром он гладко причесал и тщательно набриолинил волосы, а то они сейчас встали бы дыбом, как у испуганного дикобраза.

- Ради всего святого! Дядя Фред! - Да, мой мальчик? - Вы спятили? Вы не можете стрелять по такой важной птице! - Не могу? - лорд Икенхэм удивленно поднял брови.

- Мне странно слышать эти слова из уст члена нашей славной семьи.

Разве наш великий предок, рыцарь короля Артура сказал "Не могу", когда его послали спасать девиц от двуглавых чудовищ? Когда Генри V при Гарфлере прокричал в призыве: "Еще один бросок, друзья мои, еще один, иль завалить придется стены телами англичан", разве Твистлтон возразил ему, ответив, что нет на это сил? Нет! Более того, этот самый Твистлтон в битве при Азинкуре лихо кинулся в самое пекло сражения, и устроил грандиозное побоище.

Возможно, ты сомневаешься в моих способностях.

Думаешь: "Остался ли еще порох в его пороховницах?".

Тебе не о чем беспокоиться.

Я управлюсь так, что Вильям Телль позавидовал бы.

- Но это же сам Бэстэбл.

Сия деталь не ускользнула от внимания Лорда Икенхэма, но нисколько его смутила и не охладила пыл.

Несмотря на то, что ему нравился сэр Рэймонд Бэстэбл, он видел в нем много недостатков.

Выдающийся адвокат был напыщен, высокомерен и через чур самодоволен.

Тем более, что диагноз Икенхэм ему поставил безошибочно.

Возможно, в Лондоне и был такой человек, который почитал сэра Рэймонда Бэстэбла больше, чем сам Рэймонд Бэстэбл, но его стоило еще поискать, а, как известно, ощущение собственной уникальности и превосходства по отношению к остальным, неизбежно порождает высокомерие.

В отношениях со своим окружением - племянником Космо, лакеем Писмарчом, партнерами по бриджу, официантами в клубе "Демосфен" и в особенности с сестрой Фиби Виздом, которая вела его хозяйство, и которую он практически ежедневно унижал до хлюпающего и шмыгающего состояния, - сэр Рэймонд уподоблялся капризному языческому идолу, не терпящему вздора от своих почитателей, и каждый раз, когда благовония подношений не отвечали его высочайшим стандартам, был готов метать громы и молнии.

Отстрелив ему из рогатки цилиндр, размышлял лорд Икенхэм, он сделает его более благородным, серьезным и приятным человеком.

- Ага, вон он : - сказал он.

- Он же брат тети Джейн.

- Сводный брат.

Впрочем, как говорится, полукровка все же лучше, чем дворняга.

- Если тетя Джейн узнает, она с вас шкуру спустит.

- Она не узнает.

Именно это и ободряет меня.

Извини Понго, хотя мне по душе общение с тобой, сейчас не время.

Я заметил, приближается такси, и если я не потороплюсь, моя добыча улизнет.

Смотри-ка, как он ноздрями водит - ветер пробует.

Боюсь, он меня уже учуял.

Прищурившись, лорд Икенхэм выпустил прицельный заряд, в тот момент еще не подозревая, что через мгновение, когда "пуля" настигнет свою цель, он послужит обогащению английской литературы и обеспечит работой добрую половину типографских служащих.

Именно так и вышло.

Писатели обычно затрудняются с ответом на вопрос, как им в голову пришла идея написать ту или иную книгу.

К примеру, если бы Мильтона спросили, что вдохновило его на создание "Потерянного Рая", он бы наверняка ответил что-то невнятное: "Ну, вы знаете, я даже и не знаю.

Это просто, знаете, приходит как-то вдруг, само собой".

Такой ответ оставляет журналиста ни с чем.

Но в случае с сэром Рэймондом Бэстэблом и его романом "Час коктейля" у нас куда больше ясности.

На создание этого произведения его подтолкнул бразильский орех, который дядя Понго Твистелтона по имени Фред, точно и безукоризненно направил в цель.

Случись, что у него дрогнула рука, или, не дай бог, он не сделал поправку на ветер, эта книга никогда бы не увидела свет.

Он удобно устроился в кресле, ловко увернулся от куска сахара, шаловливо брошенного с соседнего столика, и улыбнулся своим юным друзьям столь лучезарно, что даже Чеширский Кот позеленел бы от зависти.

Он знал наверняка: радость в этом мире превыше всего.

Если бы в эту минуту в комнату вошел поэт Браунинг и объявил что, на колючие кусты льются трели сладки, Бог взирает с высоты и весь мир в порядке, то он бы воскликнул: "Как точно вы это подметили! Совершенно согласен!" "Благослови меня господь" произнес он "Сегодня я чувствую себя на удивление хорошо.

Задорный блеск в глазах, румяные щеки и кровь бурлит в жилах, так, кажется, говорят.

Вот она, животворная сила лондонского воздуха!" Понго испуганно вздрогнул, но не потому, что еще один кусок сахара, брошенный с соседнего столика, попал ему в темечко (на такие пустяки в курительной комнате клуба "Трутень" внимания не обращали), а потому что вышеозначенная тирада ничего хорошего не сулила.

С пеленок Понго знал, что у дядюшки не все дома, а повзрослев окончательно понял, что такие заведения как Ханвелл и Колни Матч упустили своего лучшего пациента.

Не удивительно, что услышав Лондонском воздухе и крови, бурлящей в жилах, он задрожал.

Это могло означать только одно: скоро его родственник начнет искать выход своей неуемной энергии, а когда Фредерик Альтамонт Корнуоллис Твислтон, пятый граф Икенхемский начинал искать выход своей энергии, Понго начинал дрожать как камертон.

"Вся беда дядюшки Фреда в том," однажды заметил наблюдательный Толстяк в той же самой курительной комнате, "что будучи человеком уже престарелым, он, приезжая в Лондон, умудряется сбросить груз прожитых лет и начинает порхать как пташка, задорно, весело и беззаботно.

За то время, что бедолага проводит в четырёх стенах своего загородного дома, он умудряется накопить недюжинный запас сил и энергии, которая выплескивается, сметая все на своем пути, во время его нечастых визитов в столицу.

Вдыхая пьянящий воздух большого города, дядюшка Фред неизменно совершает эксцессы, если вам, конечно, знакомо это слово.

Попросите Понго рассказать вам о том дне, который они провели на собачьих бегах."

Совершенно не удивительно, что безмолвный и необъяснимый ужас охватывал Твислтона младшего, в то время как Твислтон старший признавался в любви окружающему миру.

Понго наделся, что сегодняшний обед пройдет тихо и мирно и сын старого холостяка не выкинет еще один из своих отвратительных фортелей на людях.

Так как в тот день должен был состояться матч между Итоном и Харроу, разговор плавно перетек на спортивную тему.

Умник и Головастик, получившие образование (если так можно сказать) в Итоне, скептически относились к шансам противника на победу.

По их словам Харроу придется не сладко в эти выходные и не пройдет и дня, как они уберутся восвояси, поджав хвост "Кстати, говоря о Харроу" сказал Умник , "этот приятель Барми Фиппса опять здесь.

Я видел его там с Барми.

Уписывают за обе щеки пирог с мясом и почками и запивают имбирным лимонадом."

"Ты имеешь в виду кузена Барми Эгберта из Харроу?" "Да, тот, который стреляет бразильским орехом" Лорд Икенхем был заинтригован.

Он никогда не упускал возможности расширить свой кругозор и узнать о последних научных течениях, а обеды в клубе "Трутень", по мнению лорда Икенхема такие возможности охотно предоставляли.

"Стреляет в бразильский орех, я правильно Вас понял? Как интересно! В свое время я много стрелял.

В основном по фазанам, куропаткам, тиграм, антилопам гну, а однажды я стрелял в свою тетю.

Попал ей в мягкое место из пневматического ружья: но я никогда не стрелял по бразильскому ореху.

Я так понимаю, этот юноша упражняется в стрельбе и для него все средства хороши, что бы достичь результата.

Он не строгает бразильский орех, я так понимаю?" Головастик понял, что пожилой джентльмен ослышался "Он не стреляет в бразильский орех, он стреляет бразильским орехом."

"Заряжает его в катапульту и начинает палить по шляпам" объяснил Умник "Бьет почти без промаха, считай что ни орех, то шляпа.

Мы все его очень уважаем" "Почему?" "Редко встретишь такой талант."

"Чепуха" сказал лорд Икенхем "Даже ребенок справится.

Я научился всему этому еще когда пешком под стол ходил.

У меня была катапульта много лет назад, но это было скорее из спортивной области, тогда вся Англия хотела утереть нос Анни Окли.

Тем не менее, я абсолютно уверен, что если сейчас возьму в руки катапульту, то во всем Лондоне не останется не одной шляпы.

Как вы думаете, это смертоносное орудие сейчас при себе у молодого человека?" "Должно быть" ответил Умник "Из дому без него не выходит" подтвердил Головастик "В таком случае передайте ему мое почтение и узнайте, не одолжит ли он нам катапульту на пару минут.

И принесите мне бразильский орех."

Понго задрожал мелкой дрожью от макушки до носков.

Самые мрачные из его предчувствий обретали вполне ясные очертания.

Уже сейчас, если слова сказанные дядей значили то, что они могли значить, было понятно, что скоро дядя совершит одну из своих безобразных выходок, которая, несомненно, пошатнет основные устои цивилизованного общества, и добавит еще несколько седых волос в шевелюры его родных и близких.

Понго содрогнулся и от избытка эмоций возмущено крякнул, как обычно крякает утка, которая, фланируя по берегу пруда, по рассеянности наступила на осколки разбитой бутылки.

"Ты что-то сказал, малыш?" учтиво поинтересовался лорд Икенхем.

"Нет, правда, дядя Фред! Черт с ним! Я серьезно, черт с ним со всем!" "Я не совсем понимаю тебя, мой мальчик."

"Ты же не палить стрелять по шляпам?" "Я полагаю было бы глупо не сделать этого.

Не так уж часто мне в руки попадает катапульта.

И мы ни в коем случае не должны забывать, что головные уборы обязательны для всех, кто присутствует на матче между Итоном и Харроу, так что поля и рощи сегодня будут полны всевозможной дичи.

Наша основная цель - цилиндры.

Они интересуют нас гораздо больше, чем котелки, фетровые шляпы и кепи в стиле Шерлока Холмса.

Я полностью уверен, что мне удастся заполучить в трофеи несколько прекрасных голов" "А вот и сам инструмент!" воскликнул лорд Икенхем, увидев Головастика.

"Я бы предпочел катапульту с более гибкой тетивой, но в общем пожаловаться не на что" "Да" произнес он подходя к окну, "у меня получится.

Ведь главное не катапульта, а человек, который держит ее в руках."

Первое и основное правило сафари - наблюдай и выжидай, и лорд Икенхем ему твердо следовал.

Минуты шли одна за другой, но и легкой тени нетерпения не скользнуло по лицу охотника.

Две торговки и молодой человек в кепке, которые за это время попали в его поле зрения, внимания не заслуживали, но лорд Икенхем был уверен, что скоро клуб "Демосфен", что напротив, извергнет из своего чрева мишень, достойную бразильского ореха.

Он частенько обедал в клубе "Демосфен" со сводным братом своей жены сэром Раймондом Бастейблом - известным адвокатом, и знал, что в там водятся подходящие особи.

Клуб был самым крупным рассадником цилиндров во всем Лондоне.

"Лопни моя селезенка!" произнес он, внося разнообразие в томительные минуты ожидания.

"Просто удивительно! Это напоминает мне те чудные деньки, которые я провел, охотясь на тигров в Бенгалии.

То же самое напряженное ожидание, и кажется, что жертва, щеголяя новехоньким цилиндром, вот-вот выйдет из своего укрытия.

Единственная разница в том, что в солнечной Бенгалии я поджидал тигра сидя на дереве, к которому был привязан ягненок- приманка для Хозяина Джунглей.

Жаль, что мы не привязали заранее кузена этого вашего друга Барми Фиппса к входной двери, но кто-то из вас вполне может выйти на улицу и негромко помычать.

.

Ха!" Дверь клуба Демосфен распахнулась, и из нее вышел высокий грузный мужчина в самом расцвете сил.

На голове у него был надет шелковый цилиндр, который сильно напоминал украшенный плюмажем шлем Генриха Наваррского.

Мужчина остановился на тротуаре и окинул взглядом улицу в поисках такси.

Вид у него был в высшей степени высокомерный и нетерпеливый, как будто тысячи таксистов, увидев его тучную фигуру, должны были сорваться со своих стоянок и предоставить свои машины в его распоряжение.

"Тигр на горизонте" сказал Умник "В полной амуниции" сказал Головастик "советую стрелять без промедления."

"Хочу сначала увидеть его глаза" сказал лорд Икенхем В этот момент Понго понял, что чувствует человек, только что узнавший, что к его поясу привязана бомба с часовым механизмом и еще раз уткоподобно крякнул, уже более выразительно.

Во время утреннего туалета Понго щедро сдобрил свою голову бриллиантином, и только мешало его волосам разбиться на мелкие пряди и встать дыбом, подобно дикообразьим иголкам.

"Ради Бога, дядя Фред!" "Что, мой мальчик?" "Ты не можешь стрелять в шляпу этого господина!" "Не могу!?" Брови лорда Икенхема возмущенно приподнялись.

"Весьма странные слова для отпрыска нашего великого рода! Разве наш предок при дворе короля Артура сказал "не могу", когда ему повелели спасти прекрасных дам, попавших в лапы двуглавого чудовища?! А что услышал Генрих Пятый при Гарфлере, когда воскликнул "Что ж, снова ринемся друзья в прорыв, иль трупами своих всю брешь завалим!" Неужели ты думаешь, что из-за горы мертвых тел он услышал жалкий голосок некоего Твислтона и слова "я не могу"? Ничего подобного! При Азинкуре тот же самый Твислтон заплетя волосы в косу и стал истинным рыцарем без страха и упрека! Ты вероятно не уверен в моих силах.

Спрашиваешь себя есть ли еще порох в пороховницах? Можешь быть уверен, я еще дам форы Вильгельму Теллю!" Но это же старина Бастабл! Лорд Икенхем тоже заметил это, но решения своего не изменил.

Хотя сэр Раймонд Бастабл ему и нравился, многих его поступков Лорд Икенхем не одобрял.

Он считал известного адвоката человеком напыщенным, высокомерным и слишком самодовольным.

Нельзя сказать, что Лорд Икенхем был не прав, вынеся такой приговор.

Вполне возможно в Лондоне и водились люди, которые были о сэре Раймонде Бастабле более высокого мнения, чем сэр Раймонд Бастабл о себе, но отыскать их было бы трудно.

Не секрет, что чувство превосходства над окружающими рождает высокомерие.

Отношение сэра Бастабла к окружающим его людям: к его племяннику Космо, к его дворецкому Пезермачу, к его партнерам в бридже, к официантам клуба "Демосфен", и особенно к его сестре Фебе Виздом, которая вела хозяйство в его доме и терпела ежедневные унижения, напоминало отношение привередливого языческого божка к своим подданным.

Божок сурово карал даже самые незначительные проявления вольнодумства, и, если очередное подношение не соответствовало его высоким требованиям, он немедленно обрушивал на головы окружающих громы и молнии.

Лорду Икенхему показалось, что один меткий выстрел из катапульты сделает этого человека лучше и добрее.

"Да, это он" ответил лорд Икенхем "Но он же брат тети Джейн!" "Сводный брат, если быть точным.

Но все же, как гласит поговорка, кровь гуще воды" "Она же с тебя шкуру спустит, если узнает!" "Она не узнает.

Это утешает меня.

Но, мой мальчик, я больше не могу терять время на беседы с тобой, как не жаль.

Такси уже подъезжает.

Медлить нельзя, добыча вот-вот ускользнет.

Он жадно вдыхает воздух, его ноздри трепещут, он кажется уже унюхал меня" Лорд Икенхем прицелился и выстрелил.

Снаряд полетел к цели, а Лорд Икенхем даже и не догадывался, что этот меткий выстрел обогатит английскую литературу и даст работу многим достойным типографам и наборщикам.

А на самом деле так оно и было.

Авторы редко могут найти ответ на вопрос как, собственно, у них родилась идея написать то или иное произведение.

Вряд ли Мильтон мог дать внятный ответ на вопрос на вопрос что, собственно, вдохновило его написать "Потерянный рай", Скорее всего его ответ был "О, я даже и не знаю.

Мысль просто выстреливает в голове, вы же меня понимаете" и исследователь бы остался ни с чем.

Но с новеллой сэра Раймонда Бастабла "Время пить коктейль" все было по- другому.

Автор этого произведения был вдохновлен метким выстрелом из катапульты, который произвел дядюшка Понго Твислтона Фред.

Если бы цель была выбрана неверно, если бы он промахнулся (что вполне могло случится), если бы ветер дул иначе, книга никогда не увидела бы свет.

Он уселся, увернулся от куска сахара, брошенного приятельской рукой с соседнего столика и послал своим юным приятелям лучезарную улыбку Чеширского кота.

По его устоявшемуся мнению миром правила радость.

Если бы в то время там оказался поэт Браунинг и сообщил ему, что "на колючие кусты льются трели сладки, Бог взирает с высоты - в мире всё в порядке"(1), то он бы одобрительно воскликнул: "Мой милый друг! Вы попали в точку! Ваша правда!" "Господи помилуй, - сказал он, - ну как необычайно бодро я чувствую себя сегодня.

Блеск в глазах, румянец на щеках, прилив живительной влаги в венах, надеюсь, я грамотно выражаюсь.

И все из-за Лондонского воздуха.

Он всегда на меня так влияет".

Понго невольно вздрогнул, но не от того, что ему в голову угодил очередной кусок сахара, в курительной комнате Трутней это было делом привычным, а от того, что эти слова прозвучали для него зловещим знамением.

С самого раннего детства странности дядюшки не были для него секретом, а повзрослев, он окончательно убедился в том, что такие заведения, как приют для лунатиков в Колни Хетч и психушка в Хануэлле многое потеряли не включив дядюшку в список своих пациентов.

Слова о Лондонском воздухе, который вызывает прилив живительной влаги в венах нагоняли на него страх.

Они могли означать, что его родственник собирается снова самовыразиться и самореализоваться, а когда Фредерик Алтамонт Корнуэллис Выкрутас, граф Икенэмский V начинал самовыражаться и самореализовываться, то и крепкие духом - а Понго был из них - дрожали, как осиновый лист.

Как-то мудрец Башка задумчиво заметил здесь же в курительной комнате: "Проблемы с Фредом - дядюшкой Понго и с тем, что происходит при его появлении, от которых Понго смертельно бледнеет и выпивает залпом пару стопок, вызваны тем, что не смотря на почтенный возраст, по приезду в Лондон дядюшка не по годам молодеет и начинает полнокровную жизнь на широкую ногу.

Похоже, что после годичного затворничества в деревне, не имея возможности из него вырваться, он вырабатывает, если это подходящее слово, заряд чокнутости, который он растрачивает с неимоверной энергией во время своих редких наездов в центр цивилизации.

Я не знаю, известно ли вам случаем значение слова "эйфория", но это то, в чем неизменно пребывает Фред - дядюшка Понго, вдохнув бодрящей атмосферы столицы.

Пусть Понго при случае расскажет вам о том дне, когда они вместе были на собачьих бегах".

Стоит ли удивляться, что после тех слов молодым Выкрутасом овладел безотчетный ужас.

Он так надеялся пережить сегодняшний обед без того, чтобы старый прохвост не сотворил чего-нибудь великого на благо общества.

То был день первого матча между Итоном и Хэрроу, и само собой разговор зашел об этом, а Бин и Эгг, которые получили то образование, которое могли получить в Темз-сайдской семинарии, оценивали шансы противника невысоко.

Они предрекали, что неделя для Хэрроу кончится паршиво, и наутро они слиняют домой, поджав хвосты.

- Кстати, о Хэрроу, - сказал Бин, - тот кореш Барми Фиппса, в этот раз снова с нами.

Я видел, как он вместе с Барми лопал что-то вроде холодной запеканки из мяса с почками с двойным овощным гарниром, запивая лимонадом.

- Ты об Эгберте из Хэрроу - двоюродном брате Барми? - О нем.

Об этом охотнике-рогаточнике.

Лорд Икенэм был заинтригован.

Он всегда был рад возможности расширить свой кругозор, чтобы идти не отстать от жизни.

Он часто повторял, что встреча с такими вот интересными людьми - большое преимущество ленча у Трутней.

- Так значит, он охотится за рогатками? Ты меня немало озадачил.

В свое время я много охотился - за тетеревами, фазанами, куропатками, тиграми, антилопами гну, а однажды еще мальчишкой, с пневматическим ружьем за задней частью тетушкиного легкого твидового платья в день ее свадьбы, но я никогда не охотился за рогатками.

Если я правильно понял, тот факт, что этот юноша упражняется в таком виде стрелкового искусства еще раз доказывает непостижимость мира.

Я надеюсь, он не охотится за рогатками из засады? Эгг понял, что пожилой джентльмен не уловил сути.

- Рогатка - это то, чем он охотится, - пояснил он.

- Берет рогатку и стреляет из нее по шляпам бразильскими орехами, - сказал Бин, поясняя суть дела.

Да и промазывает очень редко.

Практически каждой шляпе достается на орехи.

Он у нас в авторитете.

- Из-за чего? - Из-за великого таланта.

- Чепуха, - сказал лорд Икенэм.

Детский сад какой-то.

Такое впитывается с молоком матери.

Давным-давно у меня была рогатка, и в спортивном мире меня считали английской Энни Оукли(2), а дай мне рогатку сейчас, я бы наверняка перестрелял все шляпы Лондона не моргнув глазом.

Как вы считаете, юноша, о котором вы говорите, носит оружие с собой? - Не без этого,- ответил Эгг.

- Шагу без него не ступит, - ответил Бин.

- Тогда передайте ему мое почтение и спросите, не мог бы он одолжить мне его на некоторое время.

И принесите мне бразильских орехов.

Резкая дрожь пробежала от верхних частей тела Понго до самых кончиков его наглаженных шнурков.

Его страхи по поводу того, во что это может вылиться, жившие до сих пор в его воображении, обретали черты реальности.

Даже теперь, если его слова означали то, что должны были означать, его дядюшка собирался ринуться в одно из тех кипучих предприятий, которые делали так много для того, чтобы потрясти устои цивилизации и убелить сединой головы родных и близких.

Он вздрогнул от этого и в добавок издал резкий мучительный кряхтящий стон - так должно быть крякает утка, когда, замечтавшись невзначай ударяется лапой о разбитую бутылку от содовой.

- Вы что-то сказали, молодой человек?- учтиво спросил лорд Икенэм.

- Только не это.

Дядя Фред, я настаиваю, чтобы вы бросили эту затею! Нет, правда.

Дядя Фред, бросьте эту затею! - Я не уверен, что понимаю тебя, мой мальчик.

Ты собираешься попасть по чьей-нибудь шляпе? На мой взгляд, было бы неразумным не сделать этого.

Не часто выпадает случай подержать в руках рогатку.

И не стоит упускать из виду, что цилиндры обязательны на встрече Итона и Хэрроу, и сегодня их будет полным полно среди кустов и закоулков, а это ведь цилиндры, а не какие-то там котелки или охотничьи шляпы, как у Шерлока Холмса, они - классическая мишень.

Я собираюсь взять под прицел несколько превосходных голов.

Ага, - воскликнул лорд Икенэм, когда вернулся Бин, - вот и орудие.

Мне бы подошла с более упругой ручкой, ну да не будем роптать.

Да, - сказал он, подвигаясь к окну, - я думаю, что справлюсь с этим делом.

Не рогатка красит человека, а человек - рогатку.

Первый урок, который получает охотник за крупной дичью во время сафари - это наблюдение и выжидание, лорд Икенэм не показывал признаков нетерпения, а время между тем шло, и единственными человеческими существами, появившимися в поле зрения была парочка продавщиц и парень в рабочей кепке.

Он был заранее уверен, что кто-нибудь достойный его бразильского ореха покажется из клуба "Демосфен", который находился через дорогу от Трутней.

Он часто обедал там со сводным братом своей жены.

Сэр Рэймонд Бастебл был видным адвокатом и он знал, что в этом месте полно чудесных экземпляров.

Практически никакое иное место Лондона не кишит так обильно высокими шелковыми головными уборами.

"Побери меня черт, - сказал он, дабы развеять скуку ожидания приятной болтовней, - просто удивительно, как все это оживляет воспоминания о добрых старых деньках охоты на тигра в Бенгале.

Такое же напряженное ожидание, такое же щемящее чувство, что в любой момент нечто опасное может выбраться из мелколесья, размахивая своим цилиндром.

Разница лишь в том, что в солнечном Бенгале ты находился на дереве, к которому в качестве дополнительной приманки для короля джунглей был привязан козленок.

Думаю, слишком поздно привязывать этого юного кузена вашего приятеля Барми Фиппса к ограде, но если бы кто-нибудь из вас выглянул на улицу и немного поблеял : Ага! Дверь "Демосфена" резко открылась и со ступенек спустился высокий, тучный, напыщенный мужчина среднего возраста, шелковый цилиндр сидел на его голове, как шлем с пером на голове Генриха Наваррского.

Он стоял на тротуаре, глядя по сторонам в поисках такси с таким надменным нетерпением, как будто считал, что если ему надо такси, десять тысяч машин должны были сорваться с места и услужливо устремиться к нему.

- Тигр на горизонте, сказал Эгг.

- При цилиндре, - сказал Бин.

Советую ловить момент.

- Я просто хочу подпустить его поближе.

Понго, у которого было настроение человека обнаружившего тикающую бомбу, привязанную к полам своего пальто снова исполнил партию поранившейся утки, на сей раз с еще большим чувством.

Только то, что совершая утренний туалет он покрыл волосы бриллиантином и плотно уложил их в прическу не позволило им разделиться и встать дыбом, как иглы рассерженного дикобраза.

- Дядя Фред, ради Бога, не делайте этого! - Чего? - Нельзя стрелять по гребню этого этой птицы.

- Нельзя?- лорд Икенэм поднял брови.

Странно слышать такие слова, открыто сказанные членом нашего гордого семейства.

Разве наш представитель за Круглым Столом короля Артура говорил "нельзя", когда штаб приказывал ему пойти и спасти двух несчастных девиц от двуглавых великанов? Когда Генрих V кричал в битве при Гарфлере: "Что ж, снова ринемся, друзья, в пролом, иль трупами своих всю брешь завалим!"(3) , разве обескуражил его голос Выкрутаса, сообщавшего на поле брани, что по его мнению, он не сможет справиться? Нет! Рассматриваемый нами Выкрутас, в последствии отличившийся в сражении при Азинкуре закусил удила и был душой компании.

А может, ты сомневаешься в моих способностях? Есть ли еще порох в пороховницах? - спрашиваешь ты себя.

Будь спокоен.

Все, что умел Вильгельм Телль, я умею лучше.

- Но это же старик Бастебл.

Лорд Икенэм и так заметил это, но это открытие никак не повлияло на его решительность.

Ему хоть и нравился сэр Реймонд Бастебл, но он нашел за что его невзлюбить.

Он считал выдающегося адвоката напыщенным, заносчивым и уж слишком самодовольным.

Он не ошибался, поставив такой диагноз.

Может в Лондоне и были люди более высокого мнения о сэре Раймонде Бастебле, чем сам сэр Реймонд Бастебл, но найти их было бы трудно, а чувство отдаленности от других и превосходства над всем остальным миром неизбежно порождает заносчивость.

По отношению к своему окружению - племяннику Космо, дворецкому Писмарчу, партнерам по игре в бридж, официантам в "Демосфене" и особенно к своей сестре Фебе Премудрой, которая содержала его дом и которую он почти каждый день унижал до состояния кусочка тающего желе, он всегда был бесноватым языческим идолом, который не потерпит ереси от идолопоклонников и готов поразить их громом в случае малейшего несоответствия жертвоприношений высочайшим стандартам.

Лорд Икенэм считал, что этот человек станет лучше, совершеннее, привлекательнее, если его цилиндр сбить бразильским орехом.

- Ага, вон он нарисовался, - сказал он.

- Он ведь брат тети Джейн.

- Точнее сводный брат.

Все же, как говорится в старой мудрой пословице сводный брат лучше седьмой воды на киселе.

- Тетушка Джейн шкуру с вас спустит, когда узнает.

- Она не узнает.

Это-то меня и утешает.

Но я не должен терять время на болтовню с тобой, дорогой Понго, хоть мне и нравится всегда с тобой беседовать.

Я вижу, как подъезжает такси, и если я не буду действовать быстро, моя добыча ускользнет.

По тому, как вздрагивают его ноздри, когда он принюхивается, я не уверен, что он еще меня не унюхал.

Прицелившись, лорд Икенэм выпустил нацеленную ракету, и когда она неслась точно к своей цели не подозревал, что он как раз собирается обогатить английскую литературу и подбросить еще один кусок работы типографам и наборщикам.

А все именно так и было.

На вопрос о том, как авторы пишут свои книги, вообще-то не так легко ответить.

Если бы, например, у Мильтона спросили, как у него возникла идея создания "Потерянного рая", он вероятно бы неопределенно ответил: "Ну, знаете ли, я не знаю.

Это, знаете ли, щелкнуло что-то в голове", не дав исследователю продвинуться и на шаг.

Но в случае с романом сэра Рэймонда Бастебла "Время коктейля" нам гадать не нужно.

Его создание вдохновил точный выстрел Фреда - дядюшки Понго Выкрутаса.

Ошибись он тогда целью или промахнись, что не исключено из-за сноса ветром, и книга никогда не была бы написана.

1 - перевод Я. Фельдмана

2 - Энни Оукли - американская цирковая артистка-снайпер

3 - перевод Е. Бируковой

Он сел, увернулся от куска сахара, брошенного дружеской рукой из-за соседнего столика, и просиял на своих юных друзей улыбкой чеширского кота.

Он был твердо убежден, что миром правит радость.

Если бы в этот момент к нему подошел поэт Браунинг и прочел стихи - на колючие кусты льются трели сладки, Бог взирает с высоты, в мире всё в порядке (1), - его слова были бы встречены восторженным "В самую точку, дружище! Вы совершенно правы!" Видит бог, - воскликнул он, - просто удивительно как прекрасно я себя сегодня чувствую.

Глаза блестят, щеки горят и, как говорится, кровь в жилах кипит.

Воздух Лондона всегда на меня так действует.

Понго резко вздрогнул, но не потому, что другой кусок сахара угодил ему в голову, в курительной клуба Трутни к подобным вещам относятся спокойно, а потому, что эти слова прозвучали для него мрачным и зловещим предзнаменованием.

С раннего детства сумасшествие его дяди было для него открытой книгой, и теперь, достигнув зрелого возраста, он больше чем когда-либо был уверен, что, в лице его дяди такие учреждения, как Колни Хатч и Ханвелл, потеряли интереснейший случай.

Слова его дяди о том, что воздух Лондона заставляет кровь кипеть у него в жилах, повергли Понго в ужас.

Похоже было, что его родственник снова собирается показать себя во всей красе.

А когда Фредерик Алтамонт Корнуоллис Твислтон, пятый граф Икенхемский, показывал себя во всей красе, сильные мужчины - такие, как Понго - дрожали, словно вилка камертона.

"Недостаток дяди Фрэда", - заметил однажды в той же курительной задумчивый Кумпол, - "из-за которого Понго бледнеет как смерть и спешит пропустить пару рюмок, состоит в том, что, несмотря на свой солидный возраст, оказавшись в Лондоне, он становится таким же молодым, каким себя чувствует в душе, и пускается в такой разгул, что дым стоит коромыслом.

Создается впечатление, что, запертый в деревне круглый год, и, не имея возможности выпустить пар, он генерирует, если можно так сказать, огромный запас сумасбродства, который выплескивается с ужасающей силой во время его редких визитов в центр цивилизации.

Не знаю, знакомо ли вам слово "эксцессы", но именно их неизменно совершает дядя Фрэд, глотнув бодрящего воздуха столицы.

Попросите как-нибудь Понго рассказать о том, как они с дядей ходили на собачьи бега".

Не удивительно, что, услышав слова дяди Фрэда, юный Твислтон почувствовал безотчетный страх.

Он так надеялся, что сегодняшний обед пройдет спокойно, что этот старый сын дебошира не выкинет какую-нибудь безобразную штуку к пущему удовольствию публики.

Или то были напрасные надежды? В этот день открывался ежегодный матч по крикету между Итоном и Харроу, и разговор естественно зашел на эту тему.

Фасоль и Тыква, получившие все образование, какое имели, в семинарии на берегу Темзы (2), отнеслись к шансам соперников с насмешкой.

Сегодня, предсказывали они, Харроу ждет жаркий денек, а завтра они уползут домой с поджатыми хвостами.

"Кстати, раз уж речь зашла о Харроу", - сказал Фасоль, - "этот мальчишка Чокнутого Фиппса снова с нами.

Я видел, как они с Чокнутым заправлялись имбирным пивом, и, кажется, холодной мясной запеканкой с почками и двойным овощным гарниром".

"Ты имеешь в виду кузена Чокнутого, Эгберта из Харроу?" "Точно.

Того, что стреляет бразильские орехи".

Лорд Икенхемский был заинтригован.

Он всегда был рад возможности расширить свои познания и познакомиться с достижениями современной мысли.

Огромное преимущество обедов в Трутнях, как он часто говорил, состояло в том, что здесь можно было встретить таких интересных людей.

"Стреляет бразильские орехи, я не ослышался? Мне это кажется странным.

В свое время я подстрелил немало дичи - тетеревов, фазанов, куропаток, тигров, гну, а однажды, еще мальчишкой, жену своего дяди из духового ружья в зад ее любимого твидового платья, но я никогда не стрелял бразильские орехи.

Тот факт, что, если я вас правильно понимаю, этот юноша практикует такой вид стрельбы, еще раз доказывает, что в этом мире есть место всяким чудакам.

Я надеюсь, он стреляет не по неподвижным бразильским орехам?" Тыкве было ясно, что старый джентльмен неправильно понял его слова.

"Он стреляет бразильскими орехами", - объяснил он.

"Заряжает ими рогатку и пуляет по шляпам прохожих", - добавил Фасоль, окончательно проясняя ситуацию.

"При этом промахивается крайне редко.

Почти каждый орех в цель.

Мы здесь в Трутнях о нем очень высокого мнения".

"Почему?" "Это настоящий талант".

"Чепуха", - сказал лорд Икенхемский.

"Детские шалости.

Такие вещи впитывают с молоком матери.

Прошло немало лет с тех пор, как у меня была рогатка, и в спортивном мире Англии я имел репутацию Энни Оукли (3), но если бы таковое орудие оказалось сейчас у меня в руках, ручаюсь, я пронесся бы по шляпам лондонцев как ураган.

Как вы думаете, может ли этот мальчуган, о котором вы говорите, иметь при себе смертельное оружие?" "Должно быть при нем", - сказал Тыква.

"Никогда с ним не расстается", - подтвердил Фасоль.

"В таком случае, засвидетельствуйте ему мое почтение и спросите, не мог бы он одолжить мне его на некоторое время.

И принесите мне бразильский орех".

По телу Понго от верхних конечностей до кончиков носков со стрелками прошла быстрая дрожь.

Предчувствия его не обманули.

Если он правильно понял слова своего дяди, тот снова собирался пуститься в одну из тех сумасшедших авантюр, что так сотрясали устои цивилизации и добавили немало седых волос его родным и близким.

Он содрогнулся и издал резкий страдальческий вопль, какой мог бы издать селезень, мечтательно прогуливавшийся возле утиного пруда и неожиданно наступивший на осколок бутылки.

"Ты что-то сказал, племянник?", - спросил лорд Икенхемский вежливо.

"Да, нет.

Дядя Фрэд! То есть, черт возьми.

Дядя Фрэд! Я хочу сказать.

Дядя Фрэд, черт побери!" "Не уверен, что я тебя понимаю, мой мальчик".

"Вы же не собираетесь сбить с кого-нибудь шляпу?" "Я думаю, было бы глупо не попробовать.

Рогатка не так часто попадает мне в руки.

К тому же мы не должны забывать, что на матче между Итоном и Харроу цилиндры обязательны, а значит, рощицы и подлески сегодня будут просто кишеть ими.

И, конечно, главная цель это цилиндр, а не какой-нибудь котелок, фетровая шляпа или косая охотничья шапка, вроде той, что носил Шерлок Холмс.

Я рассчитываю подстрелить несколько прекрасных экземпляров.

А", - сказал лорд Икенхемский, увидев, что Фасоль вернулся, - "вот и орудие.

Я предпочел бы ручку погибче, но мы не должны роптать.

Да", - продолжил он, подходя к окну, - "Я думаю, что смогу приспособиться.

Главное не рогатка, а кто ее держит в руках".

Первое, чему учатся на сафари охотники за крупным зверем - наблюдать и ждать.

Шло время, а единственными живыми душами, попавшими в поле зрения охотников, были две продавщицы и мальчишка в матерчатой кепке, но лорд Икенхемский не проявлял признаков нетерпения.

Он был уверен, что долго ждать не придется, и что-нибудь достойное его бразильского ореха появится из клуба Демосфен, расположенного через улицу напротив Трутней.

Он часто обедал там со сводным братом своей жены сэром Рэймондом Бастэблом, видным адвокатом, и знал, что в заведении полно великолепных индивидов.

Едва ли нашлось бы в Лондоне другое такое место, где бы так пышно процветали высокие шелковые головные уборы.

"Черт побери", - сказал он, оживляя скуку ожидания приятной беседой, - "удивительно как живо это мне напоминает старые добрые времена охоты на тигров в Бенгали.

То же напряженное ожидание, то же чувство, когда, затаив дыхание, ждешь, что в любой момент из кустов размахивая шляпой выскочит что-нибудь достойное.

Разница только в том, что в солнечном Бенгали сидишь на дереве, к которому в качестве приманки для царя джунглей привязан мальчишка.

Я полагаю, что сейчас слишком поздно привязывать к ограде юного кузена вашего друга Чокнутого Фиппса, но если один из вас выйдет на улицу и заблеет : Ага!" Дверь клуба Демосфен отворилась, и на ступени вышел высокий, плотный, цветущий мужчина среднего возраста, который нес на голове цилиндр так, словно это был украшенный перьями шлем Генриха Наваррского.

Он стоял на тротуаре, высматривая такси с таким надменно-нетерпеливым видом, будто думал, что когда ему нужно такси, десять тысяч машин должны словно из-под земли вырасти к его услугам.

"Тигр на горизонте", - сказал Тыква.

"И цилиндр на нем", - добавил Фасоль.

- "Мой совет - берите его на мушку немедленно".

"Я жду, пока не покажутся белки его глаз", - ответил лорд Икенхемский.

Понго, с видом человека, которому только что сообщили, что к фалде его фрака привязана бомба с часовым механизмом, снова изобразил раненного селезня, вложив на этот раз еще больше жизни в представление.

Только тот факт, что утром он смазал их бриллиантином, помешал его спутанным волосам встать дыбом, как иголки у ощетинившегося дикобраза.

"Ради всего святого, дядя Фрэд!" "Что, мой мальчик?" "Ты не можешь сбить шляпу с этого человека".

"Не могу?" - лорд Икенхемский поднял брови.

- "Странно слышать такие слова от наследника нашей гордой фамилии.

Разве наш представитель за Круглым Столом короля Артура сказал "Не могу", когда ему предложили спасти девиц, попавших в руки к двухголовым великанам? А когда Генрих Пятый при взятии Харфлёра крикнул "На штурм, друзья, на штурм, прорвемся или завалим стены своими телами", разве его обескуражил голос Твислтона, сказавший из-за чужих спин, что он не думает, что сможет пойти на это? Нет! Тот Твислтон, впоследствии прославившийся в битве при Азинкуре, завязал волосы в косу, ринулся в бой и стал героем сражения.

Но, возможно, ты ставишь под сомнение мои способности.

Ты спрашиваешь себя, есть ли еще порох в старых пороховницах? Уверяю, тебе не о чем беспокоиться.

Все что умел делать Вильгельм Телль, я умею еще лучше".

"Но это же старина Бастэбл".

Последнее обстоятельство не ускользнуло от внимания лорда Икенхемского, но ничуть не поколебало его решимость.

Хоть он и любил сэра Рэймонда Бастэбла, недостатков у него он видел немало.

Он считал выдающегося адвоката помпезным, высокомерным и слишком самоуверенным.

Ставя такой диагноз, он не ошибался.

Возможно, в Лондоне и были люди, имевшие о сэре Рэймонде Бастэбле более высокое мнение, чем сам сэр Рэймонд Бастэбл, но найти их было бы нелегко.

Чувство избранности и превосходства над остальным миром неизбежно рождает высокомерие.

Отношение сэра Рэймонда к окружающим - его племяннику Козмо, дворецкому Пизмаршу, партнерам по бриджу, официантам в Демосфене и, особенно, к его сестре, Фиби Виздам, которая вела хозяйство в его доме, и которую он почти ежедневно доводил до слез, - всегда было отношением раздражительного языческого бога к своим поклонникам, который не потерпит от них никаких глупостей и не замедлит с громом и молниями, если жертвоприношения хоть в чем-то не будут соответствовать высочайшему стандарту.

Сбить с него цилиндр бразильским орехом значило, по мнению лорда Икенхемского, сделать из него лучшего, более глубокого и привлекательного человека.

"Я вижу, вот он выступает" - сказал он.

"Но он же брат тети Джейн".

"Точнее сказать, сводный брат.

Хотя, лучше сводный брат, чем, как говорит народная мудрость, в сиротстве жить и слезы лить.

"Если Тетя Джейн узнает, она с тебя шкуру живьем сдерет".

"Я думаю, она не узнает, и эта мысль придает мне силы.

Хоть наши беседы всегда доставляют мне удовольствие, дорогой мой Понго, сейчас не время для разговоров.

Я вижу подъезжающее такси, и если я не поспешу, моя добыча уйдет, и тогда ищи ветра в поле.

По тому, как у него шевелятся ноздри, и как он нюхает ветер, я не уверен, что он еще меня не учуял.

Сощурившись, лорд Икенхемский выпустил снаряд, понесшийся прямо и точно к цели.

Он и не догадывался, что этим выстрелом обогатит английскую литературу и обеспечит работой несметное число достойных издателей и композиторов.

А дело обстояло именно так.

На вопрос как авторы пишут свои книги ответить обычно непросто.

Милтон, к примеру, если бы у него спросили, как родилась идея написать "Потерянный Рай", вероятно, ответил бы уклончиво "О, я не знаю.

Понимаете ли, эти вещи просто приходят в голову", - оставляя исследователя в полном недоумении.

Но в случае с романом сэра Рэймонда Бастэбла "Время коктейлей" мы находимся на твердой почве.

Он появился только благодаря мастерству владения рогаткой дяди Понго Твислтона.

Если бы он не был так точен, если бы он промахнулся, что было вполне возможно, учитывая боковой ветер, эта книга никогда не была бы написана.

1 - перевод Якова Фельдмана.

2 - Школа Итон расположена на берегу Темзы.

3 - Энни Оукли (1860-1926) - женщина-стрелок, американская легенда, участница объехавшего весь мир шоу "Buffalo Bill's Wild West".

Он сел, ловко увернулся от куска сахара, брошенного дружеской рукой с соседнего стола, и просиял улыбкой своим юным друзьям, словно Чеширский кот.

Всем своим видом он показывал, что в его душе воцарилось веселье.

Если бы в этот момент к ним присоединился поэт Браунинг и сказал, что журавль в облаках, улитка в траве, Господь в небесах, благодать на земле, он бы с радостью согласился: "Как вы все верно подметили, мой милый друг! Вы совершенно правы!" - Ух! - сказал он, - невероятно, как хорошо я себя чувствую сегодня.

Глаза блестят, щеки горят, и кровь в жилах бурлит, так вроде бы говорят.

Это все лондонский воздух, он всегда производит такой эффект на меня.

Чичи резко вздрогнул, но не потому, что другой кусок сахара стукнул его по затылку, ведь в курительной "Дроунса" этим никого не удивишь, но потому что он нашел сказанное зловещим и не предвещающим ничего хорошего.

С раннего детства он читал чудачество своего дяди как открытую книгу и с возрастом стал более чем когда-либо убежден, что, не сумев заполучить его в объятья своих желтых стен, такие учреждения, как Колни Хэтч и Хэнвелл упустили неслыханную удачу; он падал духом всякий раз, как слышал слова о лондонском воздухе, заставляющем бурлить кровь в этих жилах.

По всей вероятности, они свидетельствовали о том, что его родственник намеревался самовыражаться и тешиться вновь, а когда Фредерик Элтамонт Корнуоллис Твистлтон, пятый граф Икенхэм, начинал самовыражаться и тешиться, Чичи, хоть и не робкого десятка, а дрожал, как камертон.

- Беда дядюшки Чичи, Фрэда, - однажды задумчиво повествовал Тыква в этой самой курительной, а так же причина, заставляющая Чичи бледнеть как мел в его присутствии и заказывать парочку стопок, заключается в том, что, изрядно убелен сединами, по прибытии в Лондон он становится настолько молод, насколько себя ощущает, и начинает бурную, кипучую и разностороннюю деятельность.

Как бы сдерживая в деревенской глуши на протяжении всего года, он взращивает, если так можно сказать, целый запас чудачеств, который растрачивается с яростной энергией во время его редких визитов в центр.

Не знаю, знакомо ли вам слово "эксцессы", но это как раз то, чему дядюшка Чичи, Фрэд, вдыхая бодрящий воздух столицы, неизменно соответствует.

Уговорите Чичи как-нибудь рассказать вам о дне, проведенном ими на собачьих бегах.

Не удивительно, отчего пока тот говорил, младшего Твистлтона терзал безотчетный страх.

Он так надеялся пережить сегодняшний ленч без того, чтобы старый негодник не нанес какого-нибудь непоправимого урона общественному спокойствию.

Суждено ли было сбыться этой надежде? То был день открытия крикетного матча Итон - Хэрроу, и естественно, разговор сам собой перешел на эту тему; Умник и Хват, приняв во внимание образование, которое обеспечивают в семинарии на берегу Темзы, отнеслись пренебрежительно к шансам противника.

Хэрроу, заключили они, предстояло пережить трудный уик-энд и вернуться, поджав хвост, ибо машины их полетят домой, как мячи от хорошего удара битой.

- Кстати о Хэрроу, сказал Умник, тот малыш Чудика Фиппса снова здесь.

Я видел его тут с Чудиком, поглощающим имбирное пиво и то, что с виду похоже на мясную запеканку с почками и овощами.

- Ты имеешь в виду кузена Чудика - Эгберта из Хэрроу? - Точно.

Того, что пуляет бразильские орехи.

Лорд Икенхэм был заинтригован.

Он всегда приветствовал возможность расширить кругозор и выровнять свой шаг в ногу со временем.

Неоспоримое преимущество ленчей в "Дроунсе", как он частенько говаривал, состоит в том, что они дают возможность познакомиться с интересными людьми.

- Пуляет бразильские орехи, да? Пуляет - значит стреляет, ведь так? Вы меня здорово удивили.

В свое время я стрелял много чего - рябчиков, фазанов, куропаток, тигров, гну, и однажды, мальчишкой, подстрелил дядину жену в известный район подола ее практичного твидового платья из пневматического ружья, но я никогда не стрелял бразильских орехов.

Тот факт, если я вас правильно понял, что этот юноша практикует такой способ стрельбы, еще раз доказывает, насколько разнообразными бывают средства достижения людских целей.

Не лежачие бразильские орехи он пуляет, я надеюсь? Хвату стало очевидно, что старый джентльмен упустил суть.

- Он пуляет бразильские орехи в разные предметы, - объяснил он.

- Заряжает ими рогатку и пуляет в чью-нибудь шляпу, - сказал Умник, проясняя суть еще больше.

- Очень редко мажет, между прочим.

Практически каждый орех - шляпа.

Мы здесь его очень ценим.

- Почему? - Так ведь это редкий дар.

- Чушь, - сказал лорд Икенхэм, - детские шалости, этому учишься у материнской груди.

Много лет прошло с тех пор, как я владел рогаткой, и слыл в спортивных кругах английским ответом Анни Окли, но будь она у меня сейчас, клянусь, я прошелся бы по лондонским шляпам, словно огнь очищающий.

Как вы думаете, это дитя носит орудие преступления при себе? - Еще как носит, - сказал Хват.

- Да он не выходит без него, - добавил Умник.

- Тогда засвидетельствуйте ему мое почтение и спросите, не может ли он одолжить мне его ненадолго.

И принесите мне бразильский орех.

Мелкая дрожь пробила Чичи от корней волос до кончиков его носок.

Опасения, которые он таил по поводу ожидавшего их будущего, оправдались.

Прямо сейчас, если он правильно истолковал прозвучавшие слова, его дядя готовился выйти на одну из своих феерических увеселительных прогулок, которые так много сделали для потрясения основ миропорядка и поседения волос его родных и близких.

Он содрогнулся при мысли об этом, и в добавок издал стон страдальца, какой могла произвести какая-нибудь утка, прохаживаясь в мечтательной дреме у пруда и внезапно ступив ногой в разбитую бутылку из-под содовой.

- Ты что-то сказал, малыш? - спросил участливо лорд Икенхэм - Нет, право! Дядя Фрэд, то есть, пропади оно все, дядя Фрэд! То есть право, дядя Фрэд, пропади оно все к чертям! - Не уверен, что понял тебя, мой мальчик.

- Ты собираешься сбить чью-нибудь шляпу? - Было бы безрассудством не делать этого.

Не часто приходится иметь под рукой рогатку, и нельзя упустить из виду, что цилиндры - непременный атрибут матча Итон - Хэрроу, рощи и дубравы будут полны ими сегодня, и разумеется, цилиндр, нежели котелок, фетровая шляпа или охотничий шлем а-ля Шерлок Холмс, будет первостепенной целью каждого.

Я собираюсь пощадить некоторые чудные головы.

Ага! - вскликнул лорд Икенхэм по возвращении Умника, - вот и наш инструмент.

Я бы предпочел что-нибудь с более упругой рукоятью, но не будем придираться.

Да, - сказал он, двигаясь к окну, - я думаю, мне удастся справиться с задачей.

Дело не в рогатке, а в руке, ее направляющей - вот что по настоящему имеет значение.

Первый урок, который усваивает серьезный охотник на сафари - это наблюдение и выжидание, и лорд Икенхэм не выказывал нетерпения, пока текли минуты, а единственными прохожими в поле зрения были парочка продавщиц и мальчик в матерчатой кепке.

Он был уверен, что не пройдет и полчаса, как что-нибудь стоящее его бразильского ореха появится из дверей Клуба "Демосфен", расположенного напротив "Дроунса".

Он часто обедал там со сводным братом своей жены, сэром Раймондом Бастаблем, выдающийся адвокат, тот уж знал места, изобилующие прекрасными образчиками.

Практически нигде в Лондоне высокие шелковые цилиндры не давали такой пышный цвет.

- Лопни моя селезенка! - сказал он, оживляя тягостное ожидание приятной беседой, - невероятно, как живо все это напоминает мне те добрые старые времена, когда я охотился на тигров в Бенгалии.

То же тягостное ожидание, то же захватывающее дух чувство, что в любой момент из зарослей может появиться хищник, хлестая хвостом по цилиндру.

Только вот в солнечной Бенгалии охотник сидит на дереве, к которому привязан козленок в качестве приманки для царя джунглей.

Слишком поздно, я полагаю, привязать юного кузена вашего друга Чудика Фиппса к ограде, но если бы один из вас вышел на улицу и поблеял немного: Ба! Двери "Демосфена" стремительно распахнулись, и теперь на ступенях появился высокий, дородный, напыщенный мужчина средних лет, несущий свой шелковый цилиндр, словно шлем с плюмажем Генриха Наваррского.

Он стоял на тротуаре, оглядываясь в поисках такси с видом надменного нетерпения, будто ожидал, что когда ему понадобится такси, десять тысяч из них должны сорваться с мест, дабы услужить ему.

- Тигр на горизонте, сказал Хват.

- Увенчанный цилиндром, - добавил Умник, - на прицел его, и без промедления, - вот мой совет.

- Подождем, пока я не увижу блеск его глаз, - сказал лорд Икенхэм.

Чичи, чей вид теперь напоминал несчастного, обнаружившего бомбу, привязанную к фалдам его фрака, и ее часовой механизм вот-вот сработает, повторил стон раненой утки, вложив в него на этот раз даже больше чувства.

Только изрядный слой бриолина, наложенный во время утреннего туалета, спас его причудливо уложенные кудри от распрямления и каждый волос в отдельности от принятия вертикального положения, подобно иглам на растревоженном дикобразе.

- Во имя всего святого, дядя Фрэд! - Мой мальчик? - Вы не можете сбить шляпу с этого попугая! - Не могу? - поднял брови лорд Икенхэм.

- странно слышать такое от потомка нашего славного рода.

Неужто наш предок, восседавший за круглым столом короля Артура, вскричал: "Нет!", когда его отправили спасать дев, попавших в плен двухголовых великанов? Когда Генрих V при Харфлё восклицал: "Вперед, на стену, други мои, вперед, или осадим цитадель своими бездыханными телами!" - был ли его пыл остужен голосом Твистлтона в ближайшем окружении, твердящим, что ему не удастся такое сотворить.

Тот Твистлтон, о котором речь, в последствии показавший себя с лучшей стороны в битве при Азенкуре, ринулся в дело, потряхивая косичкой за плечами, и был центром и душой действия.

Но быть может, ты сомневаешься относительно моих способностей? Есть ли еще порох в его пороховницах, спрашиваешь ты себя? Нет нужды тревожиться.

Что мог Вильгельм Телль, я смогу лучше.

- Но это же старина Бастабль.

О нет, от лорда Икенхэма не ускользнул упомянутый факт.

Однако это открытие ничуть не поколебало принятого решения.

Будучи привязан к сэру Раймонду Бастаблю, он, тем не менее, находил в нем многое, что вызывало его неодобрение.

Он считал выдающегося адвоката напыщенным, надменным и не в меру самодовольным типом, и не ошибся в постановке такого диагноза.

В Лондоне, возможно, имеются люди, чье мнение о сэре Раймонде Басталбле выше, чем мнение сэра Раймонда Бастабля о себе самом, но и при желании их было бы трудно найти, а сознание избранности и превосходства над остальным миром неизбежно порождает высокомерие.

Отношение сэра Раймонда к окружающим - своему племяннику Космо, дворецкому Писмарчу, партнерам по бриджу, официантам "Демосфена", и особенно своей сестре Феб Уисдом, которая вела его домашнее хозяйство, и которую он доводил до состояния студенистого комочка из пролитых слез почти ежедневно, было таким, словно он был кровожадным племенным божком, не намеренным сносить малейшего проступка своих адептов, и готового, коль скоро дым фимиама каким-либо образом спадет ниже высочайшего стандарта, выразить свое возмущение громом и молниями.

Низвержение цилиндра с его головы бразильским орехом могло, по мнению лорда Икенхэма, сделать его лучше, чутче, и приятнее в общении.

- Глядите-ка, он уже разбушевался, - сказал он.

- Он же брат тети Джейн! - Брат на половину, если быть точным.

Тем не менее, как гласит мудрая древняя поговорка, пол брата лучше, чем ничего.

- Тетя Джейн спустит с вас шкуру живьем, если узнает.

- Она не узнает, и эта мысль укрепляет мою решимость.

Но мне не следует терять время, болтая с тобой, милый мой Чичи, как бы приятны ни были наши беседы.

Такси приближается, и если я не потороплюсь, добыча исчезнет, - поминай, как звали.

По тому, как подрагивают его ноздри, вдыхая воздух, я не уверен, что он уже не учуял меня.

Прищурив глаз, лорд Икенхэм выпустил свой управляемый снаряд, даже не подозревая, пока тот неукоснительно следовал к цели, как он близок к тому, чтобы обогатить английскую литературу и прибавить работы множеству печатников и наборщиков.

А ведь именно так и обстояло дело.

Вопрос, как к писателям приходят идеи их книг, принадлежит к тем, на которые не так просто найти ответ.

К примеру, спроси у Мильтона, как к нему пришла идея "Потерянного рая", возможно, он произнес бы уклончивое: "Трудно сказать, знаете ли.

Такие вещи случаются внезапно, словно вас стукнули по голове, ну, вы понимаете", - оставляя исследователя там же, где он и начинал.

С романом сэра Раймонда Бастабля "Время коктейля" мы находимся на прочном фундаменте знания.

Он был вдохновлен ничем иным, как точным выстрелом из рогатки рукой дяди Чичи Твистлтона - Фрэда.

Если бы его прицел не был таким точным, или он промахнулся, как вполне могло случиться благодаря внезапному порыву ветра, книга так никогда и не была бы написана.

Лорд Икенгем сел, увернулся от куска сахара, дружеской рукой брошенного с соседнего стола, и ласково, как Чеширский Кот, улыбнулся своим юным друзьям.

Он придерживался мнения, что в мире безраздельно царствует радость.

Если бы в тот момент в клубе появился поэт Браунинг и заявил, что птица летит, улитка ползёт, Бог в своих небесах и в порядке мир*, лорд Икенгем согласился бы с воодушевленьем "Вы попали в точку, мой дорогой, вы абсолютно правы!" - Благослови меня Господь! - сказал он, - сегодня я чувствую себя на удивление хорошо.

Глаза сияют, румянец горит на щеках, кровь, если я выражаюсь правильно, так и бурлит.

Это воздух Лондона.

Он всегда так на меня действует.

Понго сильно вздрогнул, но не потому, что очередной кусок сахара, сильно ударил его в висок, у "Трутней" в курительной на это не особо обращаешь внимание, а потому что дядины слова показались ему мрачными и зловещими.

С раннего детства дядино сумасбродство не было для него тайной, а, повзрослев, он ещё сильнее уверился в том, что психиатрические клиники Колни Хэтч и Хэнвелл, много упустили, не включив дядю в число своих пациентов.

Всякий раз, когда дядя говорил, что живительный воздух Лондона заставляет бурлить его кровь, Понго приходил в ужас.

Это казалось ему признаком того, что начинает раскрываться дядина сущность, а когда Фредерик Атламонт Корнуоллис Твистлтон, пятый граф Икенгенмский, раскрывал свою сущность, сильные мира сего - а Понго был из их числа, дрожали подобно камертону.

- Беда дяди Фреда, - однажды заметил всё в той же курительной вдумчивый Крампет, - причина, по которой в его присутствии Понго мертвенно бледнеет, и залпом выпивает несколько рюмок, в том, что его дядя, каким бы потрёпанным жизнью он не казался, приезжая в Лондон, молодеет буквально на глазах и пускается во все тяжкие.

Можно сказать, что его сумасбродство, запертое целый год в глуши, без всякой возможности вырваться наружу, накапливается, если так можно выразиться, и расходуется с чудовищной силой во время его редких визитов в центр цивилизации.

Не знаю, знакомо ли вам выражение "сдвиг по фазе" но именно это неизменно происходит с дядей Фредом, едва он вдыхает бодрящий воздух Лондона.

Пусть Понго вам как-нибудь расскажет, что случилось во время собачьих бегов.

Неудивительно, что при этих дядиных словах, безудержный страх сжал молодого Твистлтона ледяными клешнями.

Он так надеялся пережить сегодняшний ланч без всяких выходок старого негодника, столь оскорбительных для общественной морали.

Неужели он надеялся зря? Был день открытия матча между Итоном и Хэрроу, и все, естественно, заговорили о спорте.

Эгг и Бин грызли гранит науки в Итоне, и презрение к шансам соперников так и переполняло обоих.

По их прогнозам, команду Хэрроу ожидали пренеприятные выходные; назавтра, они, поверженные, поджав хвосты, поплетутся восвояси.

- Кстати, о Хэрроу, этот малыш Барми Фиппса снова с нами.

Я видел как они с Барми жадно поглощали холодную мясную запеканку с почками и двойным овощным гарниром, запивая всё имбирным пивом.

- Ты имеешь в виду кузена Барми Эгберта из Хэрроу? - Именно.

Того, кто стреляет бразильскими орехами.

Глаза лорда Икенгема так и загорелись.

Он приветствовал любую возможность расширить свой кругозор, дабы идти в ногу с современностью.

По его мнению, обеды в "Трутнях" предоставляли для этого отличнейшую возможность.

- Правда может попасть в бразильский орех? Просто удивительно! В своё время, я во что только не попадал - в тетеревов, куропаток, тигров, гну, а однажды, ещё мальчиком, из духового ружья в мою двоюродную тётю, одетую в сезонное твидовое платье, но в бразильский орех - никогда.

Если я вас правильно понял, то пример этого юноши ещё раз подчёркивает, что регулярными тренировками можно добиться всего.

Надеюсь, он выбирает не самые доступные мишени? Эгг понял, что старик упустил самую суть.

- Он использует бразильские орехи как снаряды, - пояснил он.

- Заряжает ими рогатку и сбивает шляпы прохожих, - сказал Бин, объясняя всё ещё поробнее.

- Очень редко промахивается.

Почти ни один орех не пропадает даром.

Мы все очень его уважаем.

- Почему? - Ну, не каждый так может.

- Ерунда, - парировал лорд Икенгем, - Детский лепет.

Этому учатся с пелёнок.

Когда - то давно у меня была рогатка и я считался английской Анни Окли в штанах**.

Попадись мне сейчас в руки рогатка, я бы вихрем пронёсся по лондонским шляпам.

Как по-вашему, у этого парня с собой его смертельное оружие? - Наверняка с собой, -сказал Эгг - Он никогда не расстаётся с рогаткой, - добавил Бин.

- В таком случае, засвидетельствуйте ему моё почтение и попросите одолжить мне рогатку.

И достаньте бразильский орех.

Внезапная дрожь сотрясла Понго от головы до ног в украшенных стрелками носках.

Сбывались его наихудшие опасения.

Именно сейчас дядя и собирался удариться в одну из его развесёлых прогулок, которые так сильно шокировали цивилизованный мир, и так густо белили шевелюры любящей родни.

Потому он и вздрогнул, испустив короткое болезненное кряканье.

Так крякает наступившая на разбитую бутылку из-под содовой утка, которая до этого безмятежно прогуливалась вдоль пруда.

- Ты что-то сказал, сынок? - учтиво поинтересовался лорд Икенгем.

- Да нет...

Дядя Фред! Послушайте, бросьте вы эту затею! Дядя Фред, я серьёзно, да пошлите вы всё к чёрту! Ну, дядя Фред! - Сынок, я не уверен, что понял тебя правильно.

- Вы собираетесь выстрелить в чью-то шляпу из рогатки? - Мне кажется, безрассудно упускать такой шанс.

Далеко не каждый день попадает в руки рогатка.

Не следует пренебрегать тем, что благодаря обязательному ношению цилиндров на этом матче, рощи и леса сегодня будут буквально кишеть ими.

И уж в качестве мишени любой отдаст предпочтение цилиндру, а не какому-то котелку, фетровой или косой войлочной шляпе, какую носил Шерлок Холмс.

Рассчитываю на несколько шляп с достойных голов.

Итак, - сказал лорд Икенгем, когда вернулся Бин, - вот и инструмент, Я бы конечно предпочёл рогатку с более гибкой ручкой, но выбирать не приходится.

Ну, - протянул он, подходя к окну, Думаю, что обойдусь той, что есть.

Важна не рогатка, а твёрдая рука стрелка.

Первое, чему должен научиться охотник на крупную дичь во время сафари, - это сидеть и ждать, и лорд Икенгем не проявил ни капли нетерпения, в течение тех минут, пока единственными объектами в поле зрения были две продавщицы и парень в матерчатой кепке.

Он твёрдо верил, что из дверей клуба "Демосфен", что как раз напротив "Трутней" вскоре покажется кто-нибудь достойный его бразильского ореха.

Он сам частенько там обедал в обществе сводного брата своей жены.

Сэр Рэймонд Бастабл был знаменитым адвокатом, и клуб был полон подобных прекрасных особей.

Нигде в Лондоне шёлковые головные уборы не разрастались так буйно и пышно.

- Разрази меня гром, - воскликнул лорд Икенгем, разряжая весёлой болтовнёй тягостное ожидание, - просто невероятно, до чего живо вспоминаются мне сейчас дни охоты на тигров в Бенгалии.

То же напряжённое ожидание, то же возбуждение, от того, что в любой момент из подлеска может выскользнуть кто-то опасный, сердито бьющий цилиндром.

Единственное отличие в том, что в солнечной Бенгалии охотник сидел на дереве, к которому привязывали козлёнка в качестве дополнительной приманки для царя джунглей.

Мне кажется, сейчас уже слишком поздно привязывать к изгороди молодого кузена вашего друга Барни Фиппса, но, может быть, один из вас выйдет на улицу и тихонько поблеет: Ха! Дверь клуба "Демосфен" распахнулась, и по ступенькам спустился высокий полный, раскрасневшийся мужчина средних лет, носивший свою шляпу наподобие украшенного перьями шлема Генриха Наваррского.

Он стоял на мостовой, озираясь в поисках такси, выражая такое надменное нетерпение, будто думал, что по первому его желанию, десятки сотен таксистов тотчас же сорвутся с места стоянки, готовые его обслужить.

- Тигр на горизонте, объявил Эгг.

- Цилиндр при нём, добавил Бин.

- Цельтесь скорее, мой вам совет.

- Хочу только заглянуть ему в глаза.

Понго, состояние которого походило на ощущения человека, которому сообщили, что к фалдам его фрака привязан запущенный часовой механизм, ещё раз крякнул больной уткой, вложив в кряканье на этот раз ещё больше чувства.

Только значительное количество бриолина, нанесённое на волосы во время утреннего туалета, уберегло от краха его тщательно и затейливо уложенную причёску и не позволило волосам встать дыбом, как иглам разъярённого дикобраза.

- Дядя Фред! Ради всего святого! - Что сынок? - Вы не можете сбить шляпу этого типа! - Не могу? - лорд Икенгем удивлённо вскинул брови.

- Не ожидал я в час испытаний услышать что-нибудь подобное от члена моей гордой семьи.

Сказал ли "Не могу" наш родственник при дворе Короля Артура, когда ему поручили спасти дев от двухголовых великанов? Когда Генрих Пятый в Гафлере воскликнул, "Что ж снова ринемся, друзья, в пролом, иль трупами своих всю брешь завалим"***, заглушил ли его голос Твистлтона, ропщущего на поле брани, что он не сможет внять кличу короля? Нет! Упомянутый Твистлтон, позднее отличившийся в битве при Азенкуре, не раздумывая ни минуты, бросился в ту брешь и был там в первых рядах.

Но, ты, может быть, сомневаешься в моих способностях? Не утрачен ли былой талант, спрашиваешь ты себя? Не стоит беспокоиться, я ни в чём уступлю Вильгельму Теллю.

- Но ведь это старый Бастабл! Это не ускользнуло от лорда Икенгема, но данное открытие ничуть не поколебало его решения.

Несмотря на искреннюю любовь к сэру Реймонду Бастаблу, он очень многое в нём не одобрял.

Он считал прославленного адвоката напыщенным, надменным и слишком самодовольным.

В своей оценке Лорд Икенгем не так уж и ошибался.

Возможно, в Лондоне и были люди, ценившие сэра Рэймонда Бастабла больше, чем сэр Рэймон Бастабл сам, но найти их было бы непросто.

Чувство превосходства над всеми остальными неизбежно порождает высокомерие.

Отношение сэра Рэймонда к окружающим - его племяннику Космо, дворецкому Писмарчу, партнёрам по бриджу, официантам в "Демосфене" и, особенно, к сестре Фиби Виздом, которая вела его хозяйство, и которую он почти ежедневно доводил до состояния слезоточивой капельницы, было подобно отношению раздраженного первобытного божка к туземцам, не дающего никакого спуска, готового метать гром и молнии, если подношения окажутся не на должном уровне.

Удар бразильским орехом из рогатки по его шляпе, сделал бы его, по мнению лорда Икенгема, лучше, мягче и терпимее.

- Да, узнаю его тяжёлое дыхание.

- Он ведь брат тёти Джейн! - Сводный брат, если быть совсем точным.

Однако, как говорит мудрая старая пословица, на безрыбье и сводный брат рыба.

- Если тётя Джейн узнает, она с вас три шкуры спустит.

- Не узнает.

Эта мысль и греет меня.

Но, как бы мне не нравилось болтать с тобой, мой милый Понго, я не должен терять времени.

Я вижу, подъезжает такси, и если не выстрелить сейчас же, моя дичь испарится.

По тому, как трепещут его ноздри, когда он нюхает воздух, я могу заподозрить, что он уже меня учуял.

Прищурившись, лорд Икенгем выпустил снаряд, мало осознавая, что орех летит точно в цель, что он обогатит английскую литературу и заставит изрядно потрудиться немало достойных наборщиков и печатников.

Однако, именно так и случилось.

Обычно, на вопрос, как писатели находят сюжеты для своих книг, ответить нелегко.

Мильтон, например, на вопрос, откуда взялся замысел "Потерянного Рая", ответил бы невнятным "О, вы знаете, трудно сказать.

Такие вещи сами собой приходят в голову", оставив исследователя практически на том же месте.

Но, что касается сэра романа "Время Коктейля" сэра Рэймонда Бастабла, то здесь нам повезло чуть больше.

Именно снайперский выстрел из рогатки, выпущенный дядей Понго Твистлтона Фредом вдохновил его к написанию этого романа.

Если бы тот выстрел не был таким метким, если бы дядя промахнулся, что вполне могло случиться, принимая во внимание сопротивление ветра, книга никогда не была бы написана.

* "Птица летит Улитка ползёт, Бог в своих небесах - И в порядке мир" Песнь Пиппы из стихотворной драмы Р. Браунинга "Проходит Пиппа"

** Окли Энни (1860-1926), американская цирковая артистка-снайпер. Прославилась своим снайперским мастерством уже в юности, когда выиграла состязание у признанного стрелка Фрэнка Батлера.

*** "Что ж снова ринемся, друзья, в пролом, Иль трупами своих всю брешь завалим". У. Шекспир, "Генрих V" Сцена 1 **** Телль Вильгельм, герой швейцарской народной легенды, отразившей борьбу швейцарцев против Габсбургов в 14 веке. Телль, меткий стрелок из лука, был принуждён У. Геслером (габсбургским должностным лицом) сбить стрелой яблоко с головы своего маленького сына. Выполнив это, Телль убил Геслера, что послужило сигналом к народному восстанию.

Он уселся и, увернувшись от куска сахара запущенного с соседнего столика чьей-то дружеской рукой, осветил своих юных друзей лучезарной улыбкой Чеширского кота.

Он был твердо убежден, что доброе расположение духа превыше всего.

И если бы в этот момент мимо проходил поэт Браунинг и обронил нечто вроде: "Щебечут птички, благодать, спешу, Господь, хвалу воздать", он бы восторженно согласился: "Как точно ты это подметил, старина.

В самое яблочко!"

"Боже праведный, - заявил он - Да я сегодня в удивительно прекрасной форме.

Глаза горят, щеки румянцем пышут, как говорится, кровь молодая закипела.

Это все Лондонский воздух.

Всегда он так на меня действует".

В этот миг Понго сотрясла жуткая дрожь.

И не потому, что в голову ему угодил еще один кусок сахара - в курилке Дроунса это стало уже привычным делом, а потому лишь, что слова старика показались ему зловещими и не предвещающими ничего хорошего.

С самого раннего детства он был прекрасно осведомлен о чудаковатости дядюшки, и теперь, достигнув совершеннолетия, больше чем когда-либо проникся уверенностью, что такие заведения как Колни Хэтч и Хенвелл упустили в его лице стоящую кандидатуру, а все разговоры о Лондонском воздухе и бурлящей крови каждый раз повергали паренька в ужас.

Вот и теперь, родственничек, похоже, снова собирался поразмяться, а когда Фредерик Альтамон Корнвелис Твистлтон, пятый Герцог Икенхэма, начинал разминаться, даже парни не из слабых - к числу которых принадлежал и Понго - вибрировали подобно камертонам.

"Вся беда с дядюшкой Понго, Фредом, - однажды заметил Крампет в этой же самой курильной комнате, - и из-за чего Понго цепенеет до мозга костей и тут же требует пару-другую рюмочек, состоит в том, что дядюшка, сам уже не в молодых годах, по приезду в Лондон молодеет душой и телом и становится попросту неуемным.

Как будто бы, безвылазно просидев весь год в деревне, он накопил такой, если можно так выразиться, запас чудаковатости, что она выплескивается с невероятной силой, лишь только он прибывает сюда, в гущу событий.

Не знаю, что на ваш взгляд означает слово "излишества", но, по моему мнению, это то, что он совершает лишь почуяв крепкий воздух столицы.

Пусть Понго вам как-нибудь расскажет, как они ходили на собачьи бега".

Стоит ли удивляться, что при сих словах молодой Твистлтон почувствовал неопределенный страх.

А он-то надеялся, что, возможно хоть сегодняшний ланч завершится благополучно и старый плут оставит лицо общественности целым и невредимым.

Неужели всем его надеждам не суждено оправдаться? Был первый день матча Итон - Харроу, и разговор естественным образом перешел к этой теме.

Стручек и Яйцеголовый, получившие какое бы там ни было образование в семинарии на берегу Темзы, отзывались о шансах противника презрительно.

Харроу, который, по их прогнозам, ожидал позорный уикенд, смоется на следующий же день, прихватив своих авто.

"Кстати говоря, раз уж речь зашла о Харроу, - сказал Стручек, - тот парнишка, родственник Барми Фиппса, вернулся.

Я тут видел их с Барми, они на имбирное налегали и уплетали нечто вроде мясного пирога с салатом".

"Это ты об Эгберте из Харроу, кузене Барми?" "Ну да, того стрелка, специалиста по бразильским орехам".

Лорд Икенхэм был заинтригован.

Он никогда не отказывался от возможности расширить свой кругозор и прильнуть к лону современной мысли.

Величайшее преимущество ланча в Дроунсе, как он частенько говаривал, состоит в том, что здесь встречаешь очень интересных людей.

"По бразильским орехам? Вы меня удивляете, ребята.

Я в свое время много дичи подстрелил.

И тетерева были, и куропатки, фазаны, тигры, антилопы, и, однажды, еще совсем мальчишкой, подстрелил тетушку жены.

Прямо в ее немыслимое твидовое платье угодил, из духовика.

Но бразильских орехов не подстрелил ни одного.

Значит, насколько я понял, юноша участвует в состязаниях на меткость, как раньше.

Интересная работенка.

Надеюсь, он засад на бразильские орехи не устраивает? Яйцеголовый понял, что старый джентльмен упустил суть вещей.

"Он стреляет бразильскими орехами".

- Пояснил он.

"Заряжает в рогатку и стреляет прямо в шляпы прохожим" - добавил Стручек, поясняя процедуру более подробно.

"Редко когда промахнется.

Практически один орех на шляпу.

Он здесь большая шишка".

"Почему это?" "Ну, все-таки, редкий талант" "Чепуха, - сказал Лорд Икенхэм.

- Детские игры.

Да это каждый с пеленок умеет.

Давным-давно у меня была рогатка, и среди спецов меня обычно величали английской Анни Оукли[1].

Мне бы сейчас рогатку.

Я точно бы все шляпы в Лондоне перестрелял, как пить дать.

А у того паренька нашлось бы при себе это смертоносное оружие, как думаете?" "Да уж наверняка" - ответил Яйцеголовый.

"Он без рогатки из дома не выходит" - поддакнул Стручек.

"Тогда передайте ему мои наилучшие пожелания и спросите, не мог ли бы он мне ее одолжить ненадолго.

И принесите бразильский орех".

Молниеносная дрожь сотрясла Понго от самых ушей до кончиков его расписных носок.

Мучившие его страхи о том, какой дело может принять оборот, начинали сбываться.

Теперь, если слова дядюшки надо было понимать буквально, он собирался предпринять очередную из своих неимоверных проказ, которые так часто потрясали цивилизацию и серебрили волосы его дражайших и ближайших.

Он вздрогнул соответственно случаю, и в дополнение так отчаянно крякнул, как могла бы, пожалуй, мечтательная утка, запнувшаяся о разбитую бутылку от газировки во время прогулки вдоль прудика.

"Что скажете, юноша?" - вежливо промолвил Лорд Икенхэм.

"Ну уж, дядюшка Фрэд.

Выбросьте это из головы! Дядя Фрэд, я не шучу.

Забудьте об этом!" - "Что-то я не совсем тебя понимаю, сынок" - "Вы что, собираетесь выстрелить в чью-нибудь шляпу?" - "Ну да, глупо было бы не попробовать.

Не часто в руках рогатка оказывается.

И что немаловажно, на матч Итон - Харроу ходят непременно в цилиндрах.

Их сегодня будет полно в рощицах, да чащобах.

Наша основная цель - скорее цилиндры, чем котелки, а так же мужские фетровые шляпы и косые войлочные, как у Шерлока Холмса.

Думаю, я раздобуду парочку прекрасных экземпляров.

Ага, - проговорил Лорд Икенхэм, когда вернулся Стручек, - а вот и инструмент.

Я бы предпочел древко похлеще, но выбирать не приходится.

Да, - сказал он, подходя к окну, - Думаю, у меня получится.

Главное не рогатка, а в чьих она руках".

Самое первое чему учится охотник на крупную дичь, попадая на сафари, - засесть и ждать, и Лорд Икенхэм был само терпение, когда проходили минута за минутой, а из всех живых душ в поле зрения появились лишь парочка продавщиц, да мальчишка в матерчатой кепке.

Дядюшка был совершенно уверен, что скоро из клуба Демосфен, стоящего через дорогу напротив Дроунса, появится кое-кто стоящий его бразильского орешка.

Ему частенько доводилось обедать здесь со сводным братом своей жены, Сэром Раймондом Бастейблом - выдающимся барристером - и потому он знал, что в заведении полным-полно превосходных образчиков.

Практически нигде больше в целом Лондоне не сыщешь такого обилия высоких головных уборов из шелка во всей красе".

"Бог ты мой, - начал он, чтобы развеять милой беседой утомительный процесс ожидания, - просто удивительно, как живо все это напоминает мне те милые далекие времена, когда я охотился в Бенгале на тигров.

То же самое напряжение, когда ты, затаив дыхание, ждешь, что вот-вот из-за кустарника появится какая-нибудь разъяренная бестия, нетерпеливо помахивающая цилиндром.

Правда, в Солнечном Бенгале, я сидел на дереве, к которому к тому же был привязан юнец, как приманка для короля джунглей.

Теперь уж, думаю, поздновато привязывать к ограде того молодого кузена вашего приятеля Барми Фиппса, но если бы один из вас вышел на улицу и немного поблеял: Ага!" Дверь Демосфена распахнулась, и по ступенькам спустился высокий дородный джентльмен средних лет с румяным лицом, в высокой шелковой шляпе, похожей на перистый шлем Генри Наварского.

Стоя на тротуаре, он посматривал вокруг себя с надменным нетерпением человека, ожидающего такси и полагающего, что лишь только он пожелает взять такси, они должны тысячами рвануть с места, готовые услужить ему.

"Вижу тигра на горизонте", - сказал Яйцеголовый.

"То, что надо, в цилиндре, - добавил Стручек.

- я бы теперь ждать не стал".

"Просто хочу увидеть белки его глаз".

- Отозвался Лорд Икенхэм.

Понго, чей вид напоминал теперь человека только что заметившего тикающую бомбу, прицепленную к фалдам его сюртука, вновь исполнил роль пораженной утки, теперь с еще большим чувством.

И лишь благодаря тому факту, что только сегодня утром он тщательно уложил и напомадил волосы, каждый из них не встал дыбом, как иглы потревоженного дикобраза.

"Ради бога, дядя Фред!" "Что такое, сынок?" "Ну вы же не можете подстрелить этого тетерева!" "Не могу?" - Лорд Икенхэм вскинул брови.

"Странно слышать эти слова от потомка нашей славной семьи.

Разве так сказал наш представитель в обществе Круглого Стола Короля Артура, когда начальство послало его спасти перепуганных мадам от двухголового великана? А когда Генри Пятый в Харфлере воскликнул "В брешь, други мои, и да завалим стену нашими мертвыми!", услышал ли он с задних рядов голос одного из Твистлтонов, повергающий его в уныние: "Не думаю, что у меня получится"? Нет! Тот самый Твистлтон, который впоследствии еще проявит себя в битве за Агинкорт, бросился вперед с заплетенными в косу волосами и был душой всей кампании.

Быть может, ты подвергаешь сомнению мои способности, спрашивая себя, не дрогнет ли старая рука? Не стоит волноваться.

Я превзойду самого Вильгельма Телля.

"Но это же старина Бастейбл."

От взгляда Лорда Икенхэма это так же не ускользнуло, но сие открытие ничем не поколебало его решимости.

И хотя Сэр Раймонд Бастейбл был ему по душе, многое в этом джентльмене он не одобрял, считая выдающегося барристера высокомерным, помпезным и чересчур самодовольным существом.

И он был абсолютно прав, поставив такой диагноз.

Возможно, в Лондоне и жили люди, которые были бы о Сэре Бастейбле лучшего мнения, чем он сам о себе, но найти их было бы нелегким делом.

А чувство собственной значимости и превосходства над остальным миром неизменно порождает зазнайство.

К своему же окружению - племяннику Космо, дворецкому Писмарку, партнерам по бриджу, официантам в Демосфене и, в особенности, своей сестре, умнице Фоби Висдом, которая вела все хозяйство, и которую он практически ежедневно изматывал до состояния никчемного и забитого существа, - Сэр Раймонд всегда относился как раздраженный языческий бог, не собирающийся терпеть глупостей от своих почитателей и готовый обрушить на их головы гром и молнию, если дымящееся подношение не оправдает самых высоких ожиданий.

Как считал Лорд Икенхэм, сбить с него шляпу бразильским орешком вовсе не помешает, и от этого он даже станет более искренне и горячо любимым человеком.

"Ну вот и он, разглагольствует о чем-то", - произнес дядюшка.

"Но он же брат тети Джейн."

"Точнее сказать, наполовину брат.

Хотя, как говорится, на безрыбье и полбрата рыба".

"Тетушка от вас живого места не оставит, когда узнает".

"Не узнает.

Эта мысль придает мне храбрости.

Но, дорогой мой Понго, хватит тянуть время в пустых, хотя и приятных, разговорах.

Я вижу, сюда едет такси, и если не поторопиться, пташки и след простынет.

Вишь, как нюх навострил, уж почуял неладное".

Прищурившись, Лорд Икенхэм направил свой снаряд прямиком к цели, даже и не подозревая, что он вот-вот обогатит английскую литературу и прибавит работенки печатникам, да наборщикам.

Так на самом деле и оказалось.

Нелегко ответить на вопрос, как авторам приходит идея написать книгу.

Если бы, к примеру, Мильтона[2] спросили, как он додумался сочинить "Потерянный рай", он, вероятно, ответил бы неопределенно: "Ну, я не знаю, как-то само стукнуло в голову:" - что оставило бы исследователя ровно на том же месте, откуда он и начал.

Но с новеллой Сэра Раймонда Бастейбла "Время пить коктейли" все более или менее ясно: она была напрямую вдохновлена точным попаданием дядюшки Понго, Фреда.

И если бы он не был так меток и промахнулся, что вполне могло бы произойти, учитывая боковой ветер, книга так никогда и не была бы написана.

[1] Анни Оукли - американская цирковая артистка, снайпер, 1860-1926гг.

[2] Джон Мильтон - английский поэт и публицист, противник монархии, 1608-74.

Расположившись со всевозможным удобством, он ловко уклонился от кусочка сахара, пущенного дружеской рукой со стороны соседнего столика, и взглянул на своих молодых друзей с лучезарной улыбкой Чеширского кота.

Его устоявшимся мнением было, что наслаждение господствует и управляет.

Окажись рядом поэт Браунинг, они наверняка нашли бы точки соприкосновения во взглядах.

Один смог бы с присущей ему жизнерадостностью заявить, что в небесах разливает свои трели жаворонок, улитка ползет по избранному ею шипу, Господь взирает с небес, и в жизни все идет своим чередом.

А другой бы, с готовностью и жаром согласился: "Все сущая правда, зришь в корень, парень!" - Спаси, Господи, душу грешника! - произнес он, - как, все- таки, необыкновенно я себя сегодня чувствую.

Огонь в глазах и пламя на щеках, и необузданность порывов.

Так, кажется, писали классики.

А причина этому - лондонский воздух.

Он всегда действует на меня так бодряще.

При этих словах Обезьян вздрогнул, как от удара, и вовсе не потому, что следующий кусочек сахара угодил ему в висок (в курительной комнате заведения "У Дрона" к такому давно привыкли), просто сказанное прозвучало для него как мрачное, зловещее предзнаменование.

Еще в раннем детстве он считал этого своего дядюшку слегка тронутым, и, дожив до зрелого возраста, только укрепил свою убежденность в том, что психиатрические лечебницы много теряют, не имея дядюшку в числе своих пациентов.

Поэтому он приходил в настоящий ужас, слыша очередной раз, что лондонский воздух опять вызвал у дядюшки необузданность порывов.

Это сразу наводило его на мысль, что его родственник снова собирается, так сказать, самовыразиться, демонстрируя при этом всю силу своей пугающей экспрессии.

А уж когда сэр Фредерик Алтамон Корнвалис Твистелтон, пятый эрл Икенхэма, начинал бурлить и самовыражаться, сдавали нервы у самых сильных духом мужчин, что уж говорить об Обезьяне.

"Что касается проблем с Фредом, дядей нашего Обезьяна, - как глубокомысленно вещал однажды Крампет все в той же курительной комнате, - и того, что заставляет нашего Обезьяна содрогаться до самого основания и срочно выпивать пару лишних рюмок, так это все можно объяснить.

Надо сказать, что этот родственничек, будучи весьма обременен грузом лет, приезжая в Лондон, становится достаточно молодым для того, чтобы чувствовать и вершить по всей широте своей изобильной души.

Ну, так, словно, живя затворником за городом, он аккумулирует в себе, если я только правильно подобрал термин, запас маразма на протяжении целого года и не имеет возможности найти ему применение.

И этот запас реализуется с ужасающей взрывной силой во время его редких родственных визитов в центр цивилизации.

Не знаю, сталкивались ли вы когда-нибудь с выражением "войти раж", ну так это как раз то, что неизменно охватывает дядюшку Фреда, как только его ноздрей коснется бодрящий воздух метрополиса.

Заставьте-ка когда- нибудь Обезьяна рассказать вам, какой денек они провели вместе на собачьих бегах, и все поймете."

Так что не стоит удивляться, что по мере того, как лилась дядюшкина речь, младшего Твистелтона охватывало чувство невыразимого страха.

Он-то было вознадеялся, что удастся пережить этот ленч без крупных посягательств на общественный порядок со стороны престарелого ублюдка.

Неужели эта надежда рассыпалась в прах? Был день открытого матча между Итоном и Харроу, и беседа, естественно, перешла к этой теме.

Бобок и Желток как раз недавно узнали, какое именно образование они получили и сейчас, обуреваемы патриотизмом, выказывали откровенное презрение в адрес противоположной стороны.

"Хэрроу, - предсказывали они, - продует обязательно.

Уик-энд еще они, может, проведут здесь, а потом уберутся восвояси, не солоно хлебавши.

- Кстати, о Хэрроу, - вспомнил Бобок, - этот паренек Барни Филипса опять с нами.

Я видел его с Барни уплетающим за обе щеки пирог с почками и двойной порцией овощей.

-Ты имеешь в виду кузена Барни, Эгберта из Харроу? - Ну, да.

Того самого : стрелка, истребителя бразильских орехов.

Лорд Икенхэм встрепенулся.

Он любил использовать любую возможность расширить свой кругозор, быть в курсе новых идей и, вообще, идти в ногу со временем.

Неоспоримое достоинство ленчей у Дорна, любил говорить он, - как раз то, что тут можно встретить всяких интересных людей.

- Стреляет по орехам? Неужели? Как странно.

В свое время я стрелял по многим вещам: это были куропатки, фазаны, рябчики, тигры, антилопы, а однажды, когда я еще был мальчишкой, это была моя тетя, в которую я выстрелил из духового ружья, но я никогда не стрелял по бразильским орехам.

И сам факт, что этот вьюнош занимается именно такой стрельбой по мишеням, доказывает, век живи - век учись.

Но, орехи-то, по крайней мере, не на ветке? Желток догадался, что пожилой джентльмен недопонял смысла.

- Он стреляет по цели бразильскими орехами, - объяснил он.

- Берет рогатку, заряжает ее орехом и стреляет по шляпам, - продолжил Бобок детальные объяснения, все больше проясняя картину.

- Меткость феноменальная.

Практически каждым орехом по шляпе.

Мы часто говорим о нем здесь.

- Почему? - Многие ли могут похвалиться таким редким даром! - Чушь, - заявил Лорд Икенхэм.

- детский фокус.

Этому каждый учится еще на коленях матушки.

Конечно, много лет прошло с тех пор, как у меня была рогатка, и я благодаря своей меткости, был известен в спортивных кругах как человек, равный рекордсменам, но имей я ее сейчас, уж я бы точно проредил бы лондонские шляпы.

Нет ли у этого ребенка, о котором вы говорите, его смертоносного оружия прямо сейчас, как вы думаете? - Есть, должно быть, - рассудил Желток.

- Повсюду таскает с собой, - добавил Бобок.

- Тогда передайте ему мои наилучшие пожелания и спросите, не мог ли бы я ненадолго одолжить у него эту вещь.

Все тело бедняги Обезьяна свело судорожной конвульсией ужаса.

Худшие из его предчувствий надвигающейся беды обрели реальные очертания.

Похоже, опять дядюшка не пощадит никого из ближних, и если свои слова он начнет воплощать в действия, то это грозит вылиться в один из свойственных ему искрометных эпатажей, шокирующих цивилизованную публику и несомненно не способствующих укреплению авторитета рода.

Итак, он трясся, и к тому же стал непроизвольно издавать звуки, похожие на резкое и громкое кряканье утки, когда та, гуляя в безопасном, казалось бы, месте у привычной лужи, к несчастью для себя, вдруг неосторожно наступает на осколок разбитой бутылки из-под содовой и от боли крякает, извещая об этом мир.

- Ты что-то сказал, малыш - полюбопытствовал лорд Икенхэм.

- Нет, но: в самом деле, я скажу: Дядя Фред, брось это, честное слово, брось все это, дядя Фред.

- Не уверен, что понял тебя, мой мальчик.

- Неужели ты действительно собираешься палить по шляпам? - Грех было бы не сделать этого сейчас.

Нечасто случается взять в руки рогатку.

Не будем также забывать, что на матч Итона a Харроу в обязательном порядке слетятся лучшие цилиндры, поля и леса будут полны ими.

А это лакомая добыча, не то, что котелок, элегантная фетровая шляпа или скошенная охотничья шляпа, как та, что носил самый объективный человек в мире - Шерлок Холмс.

Есть возможность добыть несколько прекрасных образчиков, - прозвучал ответ лорда Икенхэма.

В это время вернулся Бобок.

- А вот и инструмент.

Я бы, конечно, предпочел более гибкую рукоятку, ну да не будем привередничать.

- продолжал он, приблизившись к окну, - надеюсь, и я еще на что-то способен.

Главное не сама рогатка, а человек с рогаткой.

Первая заповедь охотника на крупного зверя: участвуя в сафари, надо уметь затаиться и ждать, это половина успеха.

И лорд Икенхэм, как бывалый охотник проявил завидное терпение, проводя в ожидании минуту за минутой, в то время как в поле зрения попала только немногая, да и то неподходящая живность: парочка продавщиц, мальчишка в матерчатой кепке.

Он был уверен, что вот-вот из дверей Клуба ораторского искусства, расположенного как раз напротив через улицу, появится какая- нибудь дичь, достойная бразильского ореха.

Он сам часто завтракал в этом клубе со сводным братом жены и имел представление о тамошней публике.

Сэр Раймонд Бастэбл, указанный родственник , был известным респектабельным адвокатом, и этот клуб был под стать ему, полон замечательных особей подобного типа.

Пожалуй, не было места в Лондоне, где шелковые цилиндры не сбивались бы в стаи такие многочисленные.

- Чтоб мне провалиться, - произнес дядюшка, - разбавляя утомительное ожидание приятной светской беседой, - как необыкновенно живо это напоминает мне те старые добрые времена, когда я охотился на тигров в Бенгалии.

То же напряженное ожидание, то же захватывающее дух ощущение, что вот-вот что- нибудь этакое выскользнет из кустов, посверкивая своей шляпой.

Единственное различие с солнечной Бенгалией в том, что там охотник сидел на дереве, а внизу к дереву был привязан ребенок, призванный служить добавочной приманкой для царя джунглей.

Ну, нам, я полагаю, уже несколько поздновато привязывать юного кузена твоего приятеля Барни Фиппса к ограде, а вот если бы кто- нибудь из вас вышел на улицу и призывно поблеял немного: О! Дверь Клуба, дрогнув, распахнулась, и наружу вышел и начал спускаться по ступенькам высокий, статный человек средних лет, пышущий здоровьем и процветанием, в высоком шелковом цилиндре.

Он выступал в этом глянцевом головном уборе, как будто нес на голове, по меньшей мере, шлем Генриха Наваррского, увенчанный султаном из перьев.

Он стоял на тротуаре, оглядываясь в поисках кэба, проявляя при этом все признаки некоторого заносчивого нетерпения, показывая всем своим видом, что он искренне не понимает, почему, когда ему понадобился кэб, тысячи кэбов не вьются вокруг в стремлении услужить ему.

- На горизонте тигр, - прошептал Желток - И к тому же в цилиндре, птичка - что надо, - добавил Бобок, - Я так скажу, на мушку его и чем скорей, тем лучше.

- Еще минуту.

Я должен увидеть белки его глаз, - окончательно забывшись, обуреваемый охотничьим азартом, шепотом ответил ему лорд Икенхэм.

Обезьян, теперь напоминал человека, который неожиданно заметил, что к поле его пальто прикреплена бомба с часовым механизмом.

Он продолжал издавать трогательные звуки травмированной утки, вкладывая в них еще более жалостные, чем раньше, интонации.

Только весомая порция бриолина, которую он вылил на свою прическу утром, не дала отдельным прядям стать дыбом, как перья у взъерошенной мокрой птицы.

- Ради бога, дядя Фред! - Да, мой мальчик? - Ты не можешь вот так, ни с того, ни с сего, подстрелить эту невинную шляпу! - Не могу? - брови лорда Икенхэма взлетели в удивлении.

- Странно слышать это от потомка старинной фамилии.

Можно ли даже гипотетически подумать, что представители нашего семейства при короле Артуре, рыцари его круглого стола говорят : "Не могу", когда головной офис велит им идти и выручать из рук двухголовых великанов красавиц и других пленников? Когда Генри Пятый у стен Харфлоу взывал "Наподдайте, :, еще разок, братья, победим или умрем у этих стен", Разве был он ошарашен голоском Твистелтона, заявляющим в пылу сражения, что он не считает себя в силах выполнить это? Никогда! Как в сражениях, так и на пирах Твистелтоны показывали себя настоящими героями.

Но может, ты сомневаешься в моих личных способностях? Есть ли еще порох в старых порховницах? - спрашиваешь ты обо мне.

Не стоит беспокоиться.

Что бы ни делал в свое время Вильгельм Телль, я могу делать это лучше.

- Но это же старый Бастэбл.

Лорд Икенхем безусловно узнал его, но это открытие не поубавило его решимости довести начатое до конца.

Хоть он и уважал сэра Раймонда Бастэбла, но находил, что многие черты последнего заслуживают резкого порицания.

Он считал уважаемого адвоката помпезным, заносчивым, чрезмерно самодовольным.

И, к слову сказать, он мало ошибался, ставя именно такой диагноз.

Может, в Лондоне и был человек, который ставил сэра Раймонда Бастабла еще выше, чем он сам себя ставил, но найти такого человека было бы весьма непросто.

А стремление отгородиться от всего мира и почитать себя выше и лучше всех остальных, как известно, всегда и неизбежно порождает тщеславие.

Отношение сэра Раймонда к своему ближайшему окружению: племяннику Космо, дворецкому Писмарху, партнерам по бриджу, официантам в Клубе и, особенно, к его сестре Фоеб Висдом, которая вела его дом и ежедневно низводилась им до положения горстки пепла, было однозначным и недвусмысленным.

Это было отношение божества племени идолопоклонников к своему народцу.

Причем божество проявляло характер крайне раздражительный и нетерпимый по отношению к своим приверженцам , и если струйка хвалебного фимиама вдруг казалась ему не отвечающей установленным нормам, оно готово было покарать несчастных, низвергнув на них громы и молнии.

По мнению лорда Икенхэма, сбить головной убор бразильским орехом у такого человека означало заставить зазвучать в его душе струны глубокой любви и сострадания, то есть принести ему несомненную пользу.

- Ну да, я вижу, что это он.

- Это ведь брат тетушки Джейн.

- Сводный брат, если быть более точным.

Как говорит старая пословица, уж лучше брат сводный, чем желудок голодный.

- Но тетушка с тебя шкуру спустит, если узнает.

- Она не узнает.

Эта мысль согревает меня, как никакая другая.

Но я не хочу терять времени на болтовню с тобой, мой дорогой Обезьян, хоть это и приносит мне удовольствие.

Я вижу приближающееся такси, и если я не поспешу, моя добыча уедет, ищи потом ветра в поле.

Ага, по тому, как трепещут его ноздри, видно, что этот хищник мог и учуять меня.

Тщательно прищурившись, лорд Икенхэм выпустил управляемый снаряд.

А ведь ни он, ни окружающие ни мало не могли предположить, что меткое попадание его в цель обогатит английскую литературу и даст новый кусок работы почтенным представителям цеха печатников и наборщиков.

И тем не менее, это оказалось именно так.

Неисповедимы пути и источники писательского вдохновения.

К примеру, если бы Мильтона спросили, что служит отправной точкой в создании им своих произведений, он, наверное, ответил бы, с обычными туманными интонациями: - Ну, я не знаю, как это лучше объяснить: Это из разряда таких явлений, когда что-то словно ударяет тебя по голове: вы понимаете, конечно.

Очевидно, при таком ответе собеседник, ни на йоту не продвинулся бы в понимании, а только задался бы новым вопросом: что же может ударить писателя по голове? Слава Богу, в случае с романом сэра Раймонда Бастэбла "Время для коктейля" нам не приходится гадать, что ударило.

Уж этот-то шедевр был вызван к жизни точным выстрелом дядюшки Фреда, родственника нашего Обезьяна Твистелтона, и ни чем другим.

Если бы его рука не оказалась так верна, если бы ему изменила меткость или порыв ветра помешал бы попаданию точно в цель, эта книга, никогда не была бы написана.

Он уселся, увернувшись от кусочка сахара, брошенного дружеской рукой с соседнего столика, и озарил своих юных друзей лучезарной улыбкой Чеширского кота.

Его восприятие жизни достигло пика эмоций и, если бы в этот момент здесь вдруг очутился старина Браунинг и вдохновенно прочел свое В сердце радость тихо льется - В небе жаворонок вьется И Господь златым сияньем Наполняет мирозданье он сейчас же согласился бы с ним, восклицая: "Как тонко подмечено, дорогой друг мой! Да Вы узрели Вселенную в капле росы!" - Честное слово, - сказал он, - какие потрясающие ощущения я испытываю сегодня.

Глаза сияют, на щеках разгорается румянец и я чувствую, как в жилах моих мощно вскипают жизненные силы.

Лондонский воздух всегда так бодрит.

Понго вздрогнул, но не оттого что следующий кусочек сахара попал в него, а потому что слова эти прозвучали чрезвычайно подозрительно и даже зловеще.

С раннего детства он знал, что у дядюшки мозги слегка набекрень, но лишь достигнув зрелого возраста, он начал понимать, что только по странному стечению обстоятельств имя его родственника не попало в списки какого-нибудь приюта для душевнобольных, и поэтому, когда он услышал о лондонском воздухе, будоражащим дядину кровь, то основательно струхнул.

По всей видимости, они могли означать только одно - что он снова планировал "самовыражаться", а когда Фредрик Альтамон Корнуоллис Твистлетон, пятый граф Айкенхем, начинал "самовыражаться", даже у таких силачей как Понго непроизвольно начинали дрожать поджилки.

Однажды в этой же курительной Толстяк задумчиво заметил: "Несмотря на свои года, дядя Фред по части чудачества легко даст фору молодым и это-то и заставляет Понго трепыхаться, потому как, попадая в Лондон, старикан вновь ощущает в себе былые силы.

Сидя круглый год в глуши и не имея возможности развеяться, он накапливает в себе громадный запас сумасбродства, которое с колоссальной, неуправляемой силой вырывается наружу, лишь только он окажется в центре цивилизации и вдохнет бодрящий воздух столицы.

Сомневаюсь, будете ли вы рады узнать значение слова "эксцесс", но именно так можно обозвать проделки дядюшки Фреда.

Заставьте Понго как-нибудь на досуге рассказать о том дне, когда они вместе ходили на собачьи бега".

Неудивительно, что молодой Твистлетон не на шутку встревожился.

Он так надеялся, что хотя бы сегодняшний завтрак пройдет тихо мирно и обойдется без вечных штучек неугомонного старика.

Неужели надежда оказалась тщетной? Был день открытия матча между командами Итона и Харроу и, естественно, что разговор в итоге перешел на эту тему, причем Боб и Бомба, причастившись просвещения в "темзсайдской семинарии", были полны презрения к шансам оппозиции.

Ребята из Харроу, мрачно пророчили они, получат на орехи и уберутся восвояси, поджав хвост.

- Кстати, к разговору о Харроу, - сказал Боб, - тот парнишка, младший кузен Придурка Фиппса, снова здесь.

Я видел их вместе - они заливали мясной пирог имбирным пивом.

- Ты имеешь в виду Эгберта из Харроу? - Ну да, того самого, кто так здорово стреляет бразильскими орехами.

Лорд Айкенхем сразу заинтересовался этим, так как он использовал любую возможность расширять свой кругозор, дабы идти в ногу со временем.

Большое преимущество завтрака в "Трутнях" в том, говаривал он, что там можно встретить множество интересных людей.

- Стреляет бразильскими орехами, не так ли? О, как необычно! В свое время я стрелял по разным мишеням - в фазанов, куропаток, в тигров, а однажды в детстве, будучи ещё совсем мальчиком, из духового ружья я попал моей тетке прямо в зад, благо ее твидовое платье было таким заметным - но я никогда не стрелял бразильскими орехами.

Если я правильно Вас понял, то цель этого юноши в том, чтобы, практикуясь таким образом в искусстве стрельбы, продемонстрировать окружающим еще раз, что для этого все способы хороши? Бомба понял, что старый джентльмен упустил-таки суть.

- Да нет, он просто пуляется во все бразильскими орехами, - пояснил он.

- Заряжает их в рогатку и с треском выпускает случайным прохожим прямо в шляпы, - пустился в пространные объяснения Боб.

- И практически никогда не промахивается.

Считай, по ореху на котелок - вот это везуха.

- Чепуха, - сказал лорд Айкенхем.

- Везение здесь не при чем.

Такие вещи впитывают с молоком матери.

Много воды утекло с той поры, как держал я в руках рогатку, но если бы сейчас мне удалось заполучить ее, то ручаюсь, что снес бы шляпы Лондона подобно урагану.

Как вы полагаете, это смертельное оружие у мальчика при себе? - Непременно, - сказал Бомба.

- Да он без него никуда, - добавил Боб.

- Тогда передайте ему мои поздравления и спросите, не мог бы я позаимствовать ненадолго его рогатку.

Да, и захватите с собой бразильский орех.

Крупная дрожь сотрясла Понго с головы до пят.

Все худшие ожидания его подтвердились.

Он понял, что дядя вновь собирается втравить себя в одно из тех искрометных и скандальных приключений, которые так ужасали приличное общество и добавляли немало седых волос его родне.

Он дрожал, как осиновый лист на ветру, и в дополнение ко всему из его горла вырвался сдавленный хрип подобный тому, что могла бы издать насмерть перепуганная утка, которая, мечтательно слоняясь возле родного пруда, нежданно-негаданно споткнулась о брошенную кем-то бутылку газировки.

- Вы что-то сказали, молодой человек? - вежливо спросил лорд Айкенхем.

- Право же, дядя Фред! Я имею в виду, на черта Вам всё это сдалось? Дядя Фред! То есть я хочу сказать...

Дядя Фред, какого черта?! - Боюсь, что не вполне понимаю тебя, мой мальчик.

- Вы действительно собираетесь продырявить чью-то шляпу? - Безотлагательно.

Ваш покорный слуга давненько не держал в руках рогатку.

Главное, теперь не упустить бы цилиндры, ведь высокая шляпа как мишень лучше, чем котелок, мягкий фетр или охотничье кепи, введенное в моду Шерлоком Холмсом.

Я рассчитываю раздобыть несколько превосходных голов.

Ага, - воскликнул лорд Айкенхем, когда вернулся Боб, - вот и орудие.

Определенно, я бы предпочел более упругую рукоятку, но нам не к лицу привередничать.

Да, - сказал он, направляясь к окну, - думаю, что вполне управлюсь и с такой.

Ведь важна не рогатка, а человек, взявший ее в руки.

Первый урок, который крепко усваивает любой охотник на крупного зверя, находясь на сафари, заключается в том, чтобы наблюдать и терпеливо выжидать, и лорд Айкенхем оставался невозмутимым, хотя минуты шли, а единственные человеческие души, появлявшиеся в поле зрения, были парочка молоденьких продавщиц да мальчишка в кепке.

Но он был уверен, что вскоре нечто достойное его бразильского ореха покажется из дверей клуба "Демосфен", располагающегося прямо через дорогу от "Трутней".

Бывало, он завтракал там с братом жены, сэром Реймондом Бастеблем, знаменитым адвокатом, и отлично знал, что место это изобилует роскошными экземплярами.

- Лопни моя селезёнка, - сказал он, оживляя скуку ожидания легкой беседой, - поразительно, как живо это напоминает мне славные денечки охоты на бенгальского тигра в стародавние времена.

То же возбуждение и предвкушение, также, затаив дыхание, ждешь, что в любое мгновение из подлеска может выскользнуть нечто опасное.

Единственное отличие в том, что в солнечной Бенгалии привязывали к дереву козленка, дабы вернее подманить Властителя джунглей.

Теперь уже слишком поздно, я полагаю, привязывать молодого кузена вашего друга Фиппса к ограде, но если бы один из вас вышел на улицу и немного поблеял...

Ага! Дверь клуба "Демосфен" распахнулась, и оттуда показался высокий, дородный человек средних лет, носивший свой шелковый цилиндр подобно увенчанному перьями шлему Генриха Наваррского.

Он стоял на тротуаре в ожидании такси, посматривая вокруг с таким напыщенным и высокомерным видом, будто ждал, что по одному мановению его руки десятки тысяч такси должны были немедленно выстроиться перед ним в шеренгу, нетерпеливо подпрыгивая от желания услужить ему.

- Тигр показался на горизонте, - сказал Бомба.

- И как раз в цилиндре, - добавил Боб.

- Советую Вам, стреляйте, не мешкая.

- Сейчас...

хочу сначала заглянуть ему в глаза, - проговорил лорд Айкенхем.

Понго, выражение лица которого стало таким, будто он только что увидел привязанную сзади дымящуюся бомбу, вновь издал предсмертный кряк раненой утки, на сей раз вложив в него куда больше чувства.

А волосы его не встали дыбом лишь потому, что утром он потратил на их укладку слишком много геля.

- Во имя всего святого! Дядя Фред! - Мой мальчик?.

.

- Вы не можете стрелять! - Не могу? - Брови лорда Айкенхема взлетели вверх.

- Странно слышать такое от одного из отпрысков гордой нашей фамилии.

Говорил ли "Нет" славный предок наш, когда при дворе короля Артура выкликали добровольцев на бой с двухголовыми гигантами, ради вызволения из беды благородных девиц? Когда Генрих Пятый в пламени смертного боя взывал у стен Харфлёра: "На приступ, друзья мои, усеем стены английскими телами", усомнился ли Твистлетон в своих силах, дрогнул ли он? Нет! И впоследствии тот же самый Твистлетон в сражении при Азинкуре ворвался в сердце битвы как вихрь, круша врагов и сея смерть.

Но быть может, ты сомневаешься по-прежнему ли тверда моя рука, не утратил ли я мастерство, сохранил ли былую сноровку? Тебе не нужно беспокоиться об этом.

Вильгельм Телль мальчишка предо мной.

- Но это же старина Бастебль.

Лорд Айкенхем упустил данный нюанс из виду, но открытие это не ослабило его решимости.

И хотя по-своему он любил сэра Реймонда, тем не менее многого в нем он не одобрял, считая знаменитого адвоката чересчур самодовольным.

Да он и не слишком ошибался в своей оценке.

Возможно, в Лондоне и нашлись бы люди, думающие о сэре Реймонде Бастебле лучше, чем это делал он сам, но их было бы крайне трудно отыскать, а сознание избранности и недосягаемости для остальной части общества неизбежно порождает в человеческой душе презрительное высокомерие.

И сэр Реймонд, как какой-нибудь гневливый языческий божок, требующий от верных адептов своих воскурений и жертвоприношений, не терпящий оплошностей и обрушивающий на головы несчастных громы и молнии, доводил каждодневными придирками до состояния истерики всех, кто его окружал - своего племянника Космо, дворецкого Писмарча, партнеров по бриджу, официантов в клубе и, в частности, свою сестру Фисби Уисдем.

И цилиндр, подпорченный бразильским орешком, по личному мнению лорда Айкенхема, только добавил бы ему привлекательности.

- Вот и договорился, - сказал он.

- Но он брат тети Джейн.

- Точнее говоря, ее сводный брат.

Хотя, если верить старой мудрой поговорке, брат наполовину - лучше, чем ни одного.

- Она живьем сдерет с Вас кожу, когда узнает, что Вы натворили.

- Не узнает.

И эта мысль поддерживает меня.

Но я не должен тратить время впустую, болтая с тобой, дорогой мой Понго, какое бы удовольствие мне ни доставляла наша беседа.

Такси приближается и, если я немедленно не выстрелю, моя добыча ускользнет.

Отсюда видно как раздуваются его ноздри, как он принюхивается, и я не уверен, что он уже не почуял меня.

Тщательно прицелившись, лорд Айкенхем выпустил свой снаряд и, не предполагая, что этим выстрелом он поспособствовал обогащению английской литературы и обеспечил нелегкую работенку для целой армии типографских наборщиков.

Вот так все и было на самом деле.

На вопрос, что же вдохновляет писателей на сочинительство, вообще, не легко дать ответ.

Мильтон, когда его спросили, как он нашел идею для написания "Потерянного Рая", вероятно, ответил с неопределенным "О, я даже не знаю.

Знаете ли, такие вещи просто неожиданно приходят в голову", оставив исследователя ни с чем.

Но зато мы твердо знаем, как обстоит дело с произведением сэра Реймонда Бастебля "Время коктейля".

Оно было непосредственно вдохновлено точным ударом из рогатки, нанесенным родным дядюшкой Понго Твистлетона.

Будь его цель не столь безошибочна или если бы он промахнулся, не сделав вовремя поправку на ветер, книга так никогда и не была бы написана.

Он устроился в кресле, ловко увернулся от куска сахара, брошенного в качестве приветствия с соседнего столика, и одарил своих юных друзей улыбкой Чеширского Кота.

Жизнь была полна радости, в этом он не сомневался.

Если бы в тот момент явился поэт Броунинг и высказал мнение, что птичка ввысь летит, улитка спит на грядке, Бог за всем следит и в мире всё в порядке, ответом ему было бы восторженное "Прямо в точку, приятель, отлично сказано!".

- Боже мой! - воскликнул он.

- Просто невероятно, в какой превосходной форме я сегодня! Глаза горят, румянец на щеках, в общем, как говорится, кровь бурлит в жилах.

Это всё лондонский воздух.

Он всегда так на меня действует.

Гиббончик подскочил на месте.

И вовсе не потому, что ещё один кусок сахара угодил ему в висок - в курительной "Трутней" это в порядке вещей - дело в том, что эти слова не предвещали ничего хорошего.

С раннего детства он прекрасно знал, что его дядя, мягко говоря, чудаковат, а став взрослым, окончательно убедился, что заведения вроде Ханвелла и приюта Колни просто-напросто плачут по такому клиенту.

Поэтому, услышав про лондонский воздух и кровь в жилах, он весь сжался.

Ибо это означало, что его родственник снова собирался дать выход своей кипучей натуре, а когда Фредерик Альтамонт Корнуоллис Твистлтон, пятый граф Икенхэм, начинал самовыражаться, то даже у сильных мужчин - а Гиббончик таковым был - нервы вибрировали как камертон.

Вот в чём проблема с этим дядей Фредом, - рассуждал однажды некто Коржик в той же самой курительной.

- И вот почему Гиббончик, когда тот появляется, становится бледным как смерть и идёт пропустить стаканчик-другой для бодрости.

Дело в том, что хотя он и весьма в годах, в Лондоне дядя вновь чувствует себя молодым и принимается чудить напропалую, на всю катушку.

Похоже, сидя круглый год в своём поместье и не имея возможности развеяться, он накапливает, как бы это сказать, запас дури, который и выплёскивает со страшной силой, когда попадает в центр цивилизации.

Так что, если вы случайно не знаете, что значит слово "безумства", то это как раз то, что непременно совершает дядя Фред, едва вдохнув бодрящий воздух столицы.

Спросите-ка Гиббончика про тот денёк, что они провели на собачьих бегах.

Неудивительно, поэтому, что при словах дяди юный Твистлтон был охвачен неизъяснимым ужасом.

Ведь он так надеялся, что удастся провести этот обед спокойно, и старый щукин сын обойдётся без своих антиобщественных выходок.

Неужели все надежды были напрасны? В тот день начинался матч между Итоном и Харроу, и разговор, естественно, свернул на эту тему.

Умник и Желторотый, которые были обязаны своим образованием семинарии на Темзе, отзывались о шансах противной стороны весьма презрительно.

Харроу ждал, по их мнению, весьма кислый уикенд и позорное возвращение домой с надранными ушами.

- Кстати, о Харроу, - заметил Умник.

- Этот паренёк, что с Барми Фиппсом, снова здесь.

Я видел, как он сидел с Барми и накачивался имбирным лимонадом и чем-то вроде пирога с почками и овощным гарниром.

- Это который, Эгберт, что ли, кузен Барми из Харроу? - Он самый.

Стрелок-чемпион по бразильским орехам.

Лорд Икенхэм навострил уши.

Он всегда был рад возможности расширить кругозор и оказаться в курсе современных веяний.

"Обедая в "Трутнях", - говаривал он, - всегда встретишь самых интересных людей".

- Что? По бразильским орехам? Это интересно.

Мне приходилось охотиться на самую разную дичь - на тетеревов, фазанов, куропаток, тигров, гну, а однажды, ещё мальчишкой, я подстрелил из духового ружья даже свою тётку, причём в самое деликатное место.

Но бразильские орехи - никогда.

Странную мишень выбрал этот юнец - если, конечно, я вас правильно понял.

Надо же, и в самом деле - сколько голов, столько умов! Надеюсь, он хоть бьёт их на взлёте, не по сидячим? Было очевидно, что старый джентльмен всё понял наоборот.

- Он ими стреляет.

Бразильскими орехами, - объяснил Желторотый.

- Стреляет из рогатки и сшибает у людей шляпы, - уточнил Умник.

- И надо сказать, очень редко мажет.

Чуть ли не каждый орех - в шляпу.

Он у нас просто герой! - Да ну?! - Ещё бы! Это редкий дар.

- Глупости! - заявил лорд Икенхэм.

- Это же занятие для детского сада.

Такие навыки впитываются с молоком матери.

Уже много лет прошло с тех пор, как я занимался рогаткой и спортивный мир считал меня английским вызовом Анни Оукли, но дайте мне её в руки, и я вам гарантирую - ни у одной шляпы в Лондоне не будет шансов удержаться.

Как вы думаете, этот младенец имеет это смертельное оружие при себе? - Наверняка, - сказал Желторотый.

- Он не выходит без рогатки, - подтвердил Умник.

- В таком случае засвидетельствуйте джентльмену моё почтение и попросите одолжить мне её на минутку.

И захватите бразильский орех.

Дрожь пробрала Гиббончика от макушки до кончиков его вышитых носков.

Все опасения сбывались.

Судя по словам дяди, он готовился к очередной дикой выходке, из тех, что потрясали основы цивилизации и вызывали преждевременную седину у родных и близких.

Он содрогнулся и невольно издал какое-то болезненное кряканье.

Казалось, какая-то беспечная утка, размечтавшись во время прогулки вокруг пруда, налетела ногой на разбитую бутылку.

- Ты что-то сказал, малыш? - вежливо отреагировал лорд Икенхэм.

- Нет, но...

Дядя Фред! То есть, чёрт побери...

Дядя Фред...

Нет, в самом деле...

- Мне кажется, я не совсем понимаю тебя, мой мальчик...

- Вы что, хотите попробовать сбить чью-нибудь шляпу? - Я думаю, было бы опрометчиво упустить такую возможность.

Не каждый день удаётся заполучить рогатку...

А кроме того, мы не должны забывать, что на матче Итон-Харроу приняты цилиндры, так что леса и рощи будут просто кишеть этой дичью, а ведь самая достойная цель - именно цилиндр, а не какой-нибудь котелок, фетровая шляпа или охотничья, как у Шерлока Холмса.

Я рассчитываю добыть отличные трофеи! - О! Вот и инструмент! - приветствовал лорд Икенхэм возвращение Умника.

- Конечно, я предпочёл бы более гибкую рукоятку, но не будем придираться.

Он подошёл к окну.

- Думаю, я справлюсь.

Дело ведь решает не рогатка, важно кто её держит.

Первое, чему учится во время сафари охотник на крупную дичь, это умение наблюдать и выжидать, и лорд Икенхэм терпеливо сидел в засаде, не выказывая никаких признаков беспокойства, хотя минуты шли, а в пределах видимости не было ни души, если не считать пары продавщиц и мальчишки в шапке.

Тем не менее, он был уверен, что вскоре нечто достойное его бразильского ореха всё-таки появится.

Вся надежда была на клуб "Демосфен" через дорогу от "Трутней".

Часто обедая в нём со своим шурином сэром Раймондом Бастэблом, видным адвокатом, он знал, что там полно роскошных экземпляров.

Нигде в Лондоне парадные цилиндры не были представлены в таком великолепии.

Чёрт побери, как живо это всё мне напоминает старую добрую охоту на тигров в Бенгалии, - коротал он скучные минуты за лёгкой болтовнёй.

- То же самое нервное напряжение, когда ждёшь, затаив дыхание, и чувствуешь, что вот-вот он сам появится из зарослей, хлеща хвостом по лоснящимся бокам цилиндра.

Разница только в том, что в солнечной Бенгалии, Бенгалии моей сидишь на дереве, к которому привязан козлёнок в качестве приманки для царя джунглей.

Хотя, пожалуй, уже поздновато привязывать к ограде этого молодого кузена вашего приятеля Барми Фиппса, но может, кто-нибудь из вас высунется на улицу и поблеет немножко...

Есть! Двери "Демосфена" распахнулись, и по ступеням спустился высокий, осанистый мужчина цветущего вида.

Он гордо нёс на голове высокий шёлковый цилиндр, как Генрих Наваррский - свой боевой шлем с султаном.

Стоя на тротуаре, он с царственным нетерпением ждал такси, как будто десять тысяч машин готовы были кинуться вперёд по мановению его руки.

- Тигр на горизонте, - констатировал Желторотый.

- В комплекте с цилиндром, - добавил Умник.

Мой совет - брать.

Иначе упустим.

- Пусть подойдёт поближе, - лорд Икенхэм был хладнокровен.

- Я должен увидеть белки его глаз.

Гиббончик опять издал крик раненой утки, на этот раз ещё с большим чувством.

Он был похож на человека, который обнаружил в кармане тикающую бомбу.

Если бы этим утром он не смазал так тщательно волосы бриллиантином, они бы сейчас стояли торчком как иглы встревоженного дикобраза.

- Дядя Фред, ради Бога! - Что, мой мальчик? - В этого вы стрелять не можете! - Не могу? - лорд Икенхэм поднял брови.

- Странно слышать такое из уст продолжателя нашей гордой фамилии.

Неужели наш официальный представитель при дворе короля Артура отвечал "не могу", получив из центральной конторы указание спасать благородных девиц из рук двухголовых великанов?! А когда Генрих Пятый при осаде Арфлёра воскликнул: "Вперёд, вперёд, друзья, в пролом! Ударим ещё раз или завалим стену телами наших братьев!", неужели он услышал трусливое нытьё какого-то Твистлтона где-то в задних рядах, что, мол, не стоит, ничего не получится?! Нет! Тот самый Твистлтон, а он потом показал себя и при Азенкуре, бросился вперёд, заплетя волосы как положено воину, и был душой и сердцем всей честной компании! Но может быть, ты сомневаешься в моих силах? Спрашиваешь себя, на коне ли ещё старый вояка? Не бойся, всё, что мог Вильгельм Телль, я могу сделать лучше! - Но это же старик Бастэбл! Этот факт не ускользнул от внимания лорда Икенхэма, но это нисколько не повлияло на его воинственные намерения.

Он хорошо относился к сэру Раймонду Бастэблу, но находил в нём множество недостатков.

Он считал его чересчур напыщенным, надменным и самодовольным.

И он не был так уж неправ.

Может, в Лондоне кто-то и был лучшего мнения о сэре Раймонде Бастэбле, чем сам сэр Раймонд Бастэбл, но найти такого человека было бы непросто.

А сознание собственной исключительности и превосходства над всем миром неизменно порождает надменность.

В общении с окружающими - племянником Космо, дворецким Пизмарчем, партнёрами по бриджу, официантами из "Демосфена", и в особенности с сестрой, Фиби Уисдом, которая вела хозяйство и почти ежедневно была низведена до состояния слезливого желе - сэр Раймонд напоминал капризного языческого божка, который не давал своим поклонникам ни малейшей поблажки и тут же хватался за гром и молнию, если жертва на алтаре не отвечала самым высоким требованиям.

И бразильский орех, по мнению лорда Икенхэма, определённо помог бы ему стать более глубоким, тонким и приятным человеком.

Всё.

Вот он, голубчик! - лорд занял позицию.

- Да ведь он же брат тёти Джейн! - Только наполовину.

Хотя, как говорит старая пословица, лучше полбрата, чем пустой желудок.

- Тётя Джейн с вас кожу живьём сдерёт! - Она не узнает.

Эта мысль меня поддерживает.

Но хватит болтать.

Мне всегда приятно с тобой беседовать, дорогой Гиббончик, но времени совсем не осталось.

Подъезжает такси, и если я не потороплюсь, моя добыча исчезнет как дым.

Я вижу, как шевелятся его ноздри - он принюхивается.

Может быть, он уже учуял меня.

И прищурившись, лорд Икенхэм выпустил свой снаряд точно в цель, нисколько не подозревая, что тем самым делает вклад в английскую литературу и обеспечивает работой массу уважаемых наборщиков и печатников.

Но случилось именно так.

Вообще говоря, не так уж легко ответить на вопрос, как возникают книги.

Если бы, например, Мильтона спросили, где он взял идею "Потерянного рая", он бы, скорее всего, высказался неопределённо, как-нибудь вроде "я не знаю, такие вещи сами приходят в голову, знаете ли".

И вряд ли это что- либо дало бы исследователю.

Но об истоках романа "Час коктейля", принадлежащего перу сэра Раймонда Бастэбла, мы можем судить более уверенно.

Он определённо был обязан своим происхождением рогатке дяди Гиббончика Твистлтона.

Если бы его выстрел не был так точен, если бы он пренебрёг, как многие на его месте, поправкой на ветер, эта книга никогда не была бы написана.

Он уселся, ловко увернулся от куска сахара, брошенного чьей-то заботливой рукой от соседнего столика, и лучезарно воззрился на своих юных друзей, как чеширский кот.

Он давно понял: удовольствие - превыше всего.

Если бы в эту минуту ему явился поэт Браунинг со своими стихами о том, что жаворонок в облаках, улитка на шипе, бог у себя на небесах, и вообще все в мире прекрасно, то он бы в ответ торжественно встал и подбодрил: "В яблочко, дружище! Совершенно верно!" "Видит бог, - сказал он, - сегодня я чувствую себя как-то особенно.

Глаза блестят, щеки горят, кровь закипает в жилах - так, кажется, говорят.

Это все лондонский воздух.

Он всегда так на меня действует."

Понго пробила дрожь.

Не оттого,что следующий кусок сахара угодил ему в голову (в курительной клуба "Трутни" к этому быстро привыкаешь), а от того, что почувствовал, что слова эти предвещали бурю.

С детства он достаточно насмотрелся на выходки дядюшки, и теперь , достигнув возраста мужчины, был более чем когда-либо убежден , что , не взяв дядю на свое попечение, психбольницы Колни Хэтч и Хенвел совершили серьезное упущение.

Понго вздрогнул от страха, когда услышал эти слова о том, как закипает кровь от лондонского воздуха.

Видно было, что его родственник снова пытается выразить и реализовать себя, а когда Фредерик Олтамонт Корнуэллис Твистлтон, пятый граф Икенхемский, начинал самовыражаться и самореализовываться, то даже настоящие мужины - а Понго был одним из них - трепетали от страха как осиновый лист.

Однажды Крампет глубокомысленно заметил в этой же самой курительной : - Я понимаю, почему при одном только виде своего дядюшки Фреда Понго весь уходит в себя и просит принести ему пару порций чего-нибудь покрепче.

Дело в том, что Фред, хотя и убелен сединами, попадая в Лондон, молодеет душой до такой степени, что просто впадает в детство.

Целый год живет там у себя в глуши, запертый как в тюрьме, и ничего не может с этим поделать.

За это время он производит , если можно так выразиться, такую кучу идиотских идей, что во время его редких визитов сюда, где кипит жизнь, эта куча взрывается, как бомба.

Есть такое слово - излишество - если вы знаете, так вот, оно лучше всего описыват поведение дядюшки нашего Понго после первого же глотка бодрящего городского воздуха.

Попробуйте как-нибудь разговорить Понго, он вам расскажет, как они однажды вместе были на собачьих бегах.

Так что не удивительно, что при этих словах своего дяди юный Твистлтон ощутил необъяснимый страх.

Он так надеялся, что сегодняшний обед они преодолеют без особых публичных выходок этого незаконнорожденного старикана.

Неужели этой надежде не суждено сбыться? Поскольку это был день открытия матча между Итоном и Хэрроу, то естественно, разговор свернул в это русло.

Бин и Эгг, сами получившие образование на берегах Темзы, с презрением обсуждали шансы соперника.

Они предсказывали , что для Хэрроу эти выходные будут горячими деньками, и команда вернется домой, позорно побитая.

- Что касается Хэрроу, - сказал Бин,- этот малыш Барми Фиппса снова с нами.

Я его здесь видел вместе с Барми, они наливались имбирной шипучкой и закусывали чем-то вроде холодного пирога с мясом и почками и двойным овощным гарниром.

- Ты имеешь в виду кузена Барми, Эгберта, из Хэрроу? - Его самого.

У него еще плантация .

Он знаток по бразильскому ореху.

Лорд Икенхем навострил уши.

Он всегда был рад возможности расширить кругозор и опередить даже самые передовые идеи.

Он часто говорил, что обеды в "Трутнях" хороши еще и тем, что там можно встретить интересных людей.

- Стрелок по бразильскому ореху, а? Вы меня интригуете.

Я тоже в свое время был стрелок.

Я стрелял тетеревов, фазанов, куропаток, тигров, антилоп, и даже однажды, когда был совсем еще зеленым, подстрелил из духового ружья одну из тетушек моей жены.

Она была в таком скромном твидовом наряде, и я проделал в нем дырку, прямо в заду.

Но в бразильские орехи я никогда не стрелял.

Если я понял все правильно, тот факт, что сей юноша практикует такой метод для совершенствования своего стрелкового мастерства, еще раз доказывает, что в любой деятельности человека нет предела изобретательности.

Я не ослышался, вы имели в виду именно стрельбу, а не высиживание бразильских орехов? Было видно, что старый джентельмен явно что-то недопонял.

- Он стрелял не в орехи, а орехами, - объяснил Эгг.

- Он лупил ими из рогатки по шляпам прохожих, - добавил Бин, еще более проясняя ситуацию.

- Редко промахивался, между прочим.

Практически каждый орех - сбитая шляпа.

Мы о нем очень высокого мнения.

- Почему? - Ну, это великий дар.

- Чепуха, - сказал лорд Икенхем.

- Сказки.

Такому дару любой ребенок может обучиться в пять минут.

Когда у меня была рогатка, я считался чемпионом Англии, чем-то вроде Анни Уокли в Америке.

С тех пор я не стрелял сто лет, но дайте мне рогатку - и я пройду сквозь Лондон, как со слабительным, не пропустив ни одной шляпы.

У этого малыша, о котором вы говорите, его смертоносное оружие при нем? - Должно быть, - ответил Эгг.

- Шагу не делает без него, - добавил Бин.

- Передайте ему мое восхищение и спросите, не мог бы я позаимствовать ее на минутку.

И принесите мне бразильский орех.

Понго при этих словах содрогнулся от макушки до самых кончиков своих носков со стрелками.

Все шло именно к тому, чего он так боялся и надеялся избежать.

Как раз сейчас, если он действительно замышляет то, что говорит, дядюшка готовится к одной из своих искрометных выходок, которые уже достаточно расшатали устои цивилизации и прибавили седых волос его родным и близким.

Итак, он содрогнулся, и вдобавок отрывисто и гневно крякнул, как утка, которая, прогуливаясь по бережку пруда, случайно наступает на осколок бутылки из-под содовой.

- Вы что-то сказали, юноша? - учтиво спросил лорд Икенхем.

- Да...

нет, в общем...

Дядя Фред! То есть, бросьте это, дядя Фред! Правда, дядя, оставьте.

- Мальчик мой, я не вполне тебя понимаю.

- Вы что же, правда, собираетесь шлепнуть кого-то по шляпе? - Я думаю, было бы опрометчиво не сделать этого.

Не часто держишь в руках рогатку.

А главное - на матче между Итоном и Хэрроу обязательны цилиндры.

И вся округа будет кишеть ими.

Под каждым деревом, под каждым кустом - цилиндр.

И главное их достоинство - что их носят на макушке, а не натягивают на уши, как котелки, фетровые шляпы, пилотки или войлочные нахлобучки в стиле Шерлока Холмса.

Думаю, что сумею сразить несколько отборных голов.

Ага, вот и оружие, - сказал лорд Икенхем, когда Бин вернулся.

- Я бы предпочел с гибкой вилкой, но - не будем брюзжать.

Да, - добавил он, направляясь к окну, - я думаю, что управлюсь.

Главное - не рогатка, а стрелок.

Первая вещь, которой учится каждый охотник на крупную дичь во время сафари - это умение наблюдать и выжидать.

Шли минуты, но лорд Икенхем не выказывал даже тени нетерпения.

В поле зрения были лишь пара продавщиц и мальчик в матерчатой кепке.

Но он верил, что пробьет его звездный час, и со стороны клуба "Демосфены", что через улицу от "Трутней", появится нечто достойное его бразильского ореха.

Он частенько обедал здесь со сводным братом своей жены, сэром Раймондом Бастэблом, выдающимся адвокатом, и поэтому знал, что это место богато прекрасными экземплярами.

Вряд ли есть в Лондоне другой такой уголок, где так пышно процветают высокие шелковые головные уборы.

- Лопни мои потроха, - бормотал ои про себя, скрашивая унылое ожидание.

- Как в старые добрые времена, когда я охотился на тигров в Бенгалии.

То же напряженное ожидание, так же перехватывает дыхание от ощущения, что, может быть, рядом, в подлеске, кто-то крадется, поводя кончиком своего...

цилиндра...

Единственное различие, что в Солнечной Бенгалии сидишь на дереве, а внизу привязываешь козленка, чтобы приманить царя джунглей.

Думаю, уже поздно привязывать к перилам этого юного кузена вашего друга Барми Фиппса, но все-таки если бы кто-нибудь из вас вышел на улицу и чуть- чуть поблеял...

Ага! Дверь "Демосфенов" распахнулась, и со ступенек сошел высокий, тучный, румяный человек средних лет.

Шелковый цилиндр на макушке он нес так, как будто это был украшенный перьями шлем Генриха Наваррского.

Человек остановился на тротуаре, оглядываясь по сторонам в поисках такси.

Вид его выказывал надменное нетерпение, будто по первому желанию десять тысяч такси просто обязаны примчаться к его услугам.

- Тигр на горизонте, - сказал Эгг.

- В цилиндре, все как надо, - подзадорил Бин.

- Цельтесь, не медлите! - Сейчас, пусть подойдет на расстояние выстрела, - ответил лорд Икенхем.

Понго повторил перевоплощение в утку, на этот раз вложив в него еще больше страсти.

У него теперь был вид человека, который в конце концов заметил, что на фалде его фрака висит, тикая, бомба.

Его можно было описать словами Призрака, явившегося принцу Гамлету: Глаза как звезды вышли из орбит, И кудри отделились друг от друга, Поднявши дыбом каждый волосок, Как иглы на взбешенном дикобразе.

И если вид шевелюры не совпадал с описанием буквально, то только потому, что волосы были обильно намазаны бриллиантином во время утреннего туалета.

- Ради бога, дядя Фред! - Да, мой мальчик? - Вы не можете сбить с него шляпу! - Не могу? - Брови лорда Икенхема взметнулись.

- Странно слышать такие речи от представителя молодого поколения нашей благородной семьи.

Разве наш предок - рыцарь Круглого Стола при короле Артуре - сказал: "Не могу", когда был призван Его Величеством спасти перепуганных девиц от двуглавых гигантов? Или когда Генрих Пятый под Харфле воскликнул: "Вперед, в пролом; победим или закроем брешь своими телами!" - может, он остановился, услышав, как Твистлтон, смалодушничавший перед лицом смерти, сказал: "Я, наверное, не смогу"? Нет! Этот Твистлтон, впоследствии прославившийся под Азенкуром, рванулся первым в атаку - красавец, волосы стянуты в косу.

Душа отряда! А-а, ты, наверное, имеешь в виду, что я не могу, потому что потерял навык? Что мои умение и ловкость давно уснули от бездействия? Не переживай.

Все, что мог делать Вильгельм Телль, я сделаю не хуже.

- Но это же старина Бастэбл.

К этому времени лорд Икенхем тоже осознал сей факт, но открытие это никоим образом не поколебало его решимости.

Хотя он очень уважал сэра Раймонда Бастэбла, но и находил в нем много заслуживающего осуждения.

Он считал знаменитого адвоката напыщенным, надменным и чересчур самоуверенным.

Диагноз ни в коей мере не был ошибочным.

Может, и есть в Лондоне люди, которые более высокого мнения о сэре Раймонде Бастэбле, чем сам сэр Раймонд Бастэбл, но сыскать их было бы весьма затруднительно.

А если ощущаешь себя кем-то особенным, на голову выше всех остальных, то это неизбежно порождает надменность.

Ко всем окружающим - к племяннику Космо, к дворецкому Писмаршу, к партнерам по бриджу, к официантам в "Демосфенах", и, особенно, к своей сестре Фебе Виздом , которая вела его хозяйство, и которую он ежедневно доводил до слез - ко всем им он относился как капризный родовой божок , который ни в коей мере не желает терпеть глупости своих почитателей, и если вдруг свежеподнесенная жертва хоть в чем-то не соответсвует самым высоким стандартам, ответом будут громы и молнии на головы незадачливого жертвователя.

Так что, по мнению лорда Икенхема, если сбить с него цилиндр бразильским орехом, то это только пойдет ему на пользу, сделает его более чутким и милым человеком.

- Ну да, это он, собственной персоной, сказал дядя.

- Он брат тети Джейн.

- Точнее говоря, брат наполовину.

Но все же, как гласит старая мудрая пословица : лучше половина брата, чем вовсе без хлеба.

- Тетя Джейн с вас живьем шкуру спустит, если узнает.

- Не узнает.

И эта мысль придает мне силы.

Ну ладно, хватит тратить время на болтовню, дорогой Понго, как ни приятно беседовать с тобой.

Подъезжает такси.

Если я не успею исполнить свой долг, моя добыча будет унесена ветром.

Смотрите, как задрожали его ноздри...

нюхает воздух.

Похоже, почуял меня.

Прицелившись, лорд Икенхем выпустил свой управляемый снаряд, и он неуклонно устремился к цели.

Через несколько мгновений английской литературе суждено было значительно обогатиться, обеспечив заработком несколько заслуженных издателей и редакторов.

Лорд Икенхем был тому причиной, но тогда он еще ничего об этом не знал.

Вот так это все и произошло.

Вопрос, как писатели приходят к написанию своих книг, вообще говоря, непрост.

Например, когда Мильтона спрашивали, почему он решил написать "Потерянный рай", он, вероятно, туманно отвечал : "Ну, видите ли...

не знаю.

Понимаете, это внезапно как бы сваливается вам на голову", ни на дюйм не продвигая исследователя своего таланта.

Но о романе сэра Раймонда Бастэбла "Время коктейля" мы можем без колебаний сказать, что автор был непосредственно воодушевлен метким выстрелом из рогатки дяди Понго Твистлтона - Фреда.

Если бы он промахнулся - скажем, из-за плохого прицела, или из-за ветра - книга никогда бы не была написана.